От стратегических заверений до бега с препятствиями. Обзор внешнеполитической деятельности Си Цзиньпина

Четверг, 1 сентября, 2022 г.

Автор: Райан Хасс

Источник: China Leadership Monitor

Об авторе

Райан Хасс — старший научный сотрудник, заведующий кафедрой Майкла Х. Армакоста и кафедрой Ку по изучению Тайваня в рамках программы внешней политики Института Брукингса. Является также внештатным сотрудником Китайского центра имени Пола Цая Йельской юридической школы. До прихода в Брукингс Хасс, с 2013 по 2017 год занимал должность директора по Китаю, Тайваню и Монголии в Совете национальной безопасности (сокр. СНБ — консультативный орган при президенте США для решения наиболее важных вопросов национальной безопасности и внешней политики, и координации действий всех основных ведомств, связанных с указанными вопросами). В этой должности он консультировал президента Обаму и высокопоставленных чиновников Белого дома по всем аспектам политики США в отношении Китая, Тайваня и Монголии, а также координировал реализацию политики США в регионе среди государственных ведомств и агентств США. До прихода в Белый дом, Хасс был сотрудником дипломатической службы, работал за рубежом в Пекине, Сеуле и Улан-Баторе, а внутри страны — в отделах Госдепартамента по координации работы с Тайванем и по делам Кореи.

Внешняя политика Китая за последнее десятилетие стала более амбициозной и терпимой к трениям в достижении национальных целей. Похоже, китайские лидеры пришли к выводу, что страна стала слишком сильной, чтобы изображать скромность амбиций. Вместо того, чтобы пытаться унять внешнее беспокойство по поводу подъема Китая, они, похоже, решили, что лучше накопить силу и заставить других принять амбиции и поведение Китая.

За последнее десятилетие экономика Китая выросла и стала более интегрированной в Восточную Азию. Народно-освободительная армия набрала силу. Китай также проявил больше лидерства в вопросах глобального управления и установил растущее число международных партнерств. Эти и другие события вселили в китайских лидеров уверенность в том, что исторические тенденции складываются в их пользу.

В то же время растущая напористость Пекина вызвала ответную реакцию со стороны Соединенных Штатов и их партнеров. Отношения Китая практически со всем развитым миром стали напряженными, а его имидж в этих странах резко упал. Несмотря на это, лидеры Китая, похоже, хотят поставить мир в известность, что они готовы противостоять любой стране, которая осмелится встать на их пути «национального возрождения».

Сейчас, когда Си Цзиньпин близок к завершению своего второго срока на посту генсека и, похоже, собирается приступить к третьему сроку осенью этого года, представляется подходящим моментом для анализа внешнеполитической деятельности Китая в период его пребывания на посту лидера.

Хотя президент Си является последователем широких национальных амбиций своих предшественников, способ реализации этих амбиций за последнее десятилетие изменился.

При Си Китай демонстрирует большую внешнюю уверенность в своей способности сделать международную систему более благоприятной для целей и предпочтений Китая. Он стал более терпимым к трениям со странами, которые, по его мнению, бросают вызов его интересам или наносят ущерб его достоинству, и использует все более широкий набор экономических, дипломатических, технологических и военных инструментов для укрепления своей способности влиять на результаты за пределами своих границ.

Китайские лидеры восхваляют достоинства самостоятельности и уверенности в том, что судьба их страны находится в их собственных руках. У себя дома они все больше полагаются на национализм и репрессии, чтобы сохранить свою власть. То, что такой подход имеет репутационные издержки для имиджа Китая за рубежом — это цена, которую Пекин, похоже, готов заплатить.

В конечном итоге, прошли те дни, когда Китай предлагал заверения в своем мирном подъеме. Сейчас Пекин сосредоточен на том, чтобы ускорить продвижение страны к цели «национального возрождения», намеченной на середину этого столетия, и задавить всех и вся, кто осмелится встать на его пути.

Данное эссе состоит из трех частей.

В первом разделе рассматривается эволюция китайского государственного строительства при Си.

Во втором оценивается эффективность более настойчивого отстаивания Пекином своих интересов.

В третьем разделе рассматривается направление, которое может принять внешняя политика Китая в ближайшие годы.

Эволюция стратегического подхода при Си Цзиньпине

Си Цзиньпин изменил политику, чтобы отразить свое видение того, что Китай будет играть более значительную роль на мировой арене. Он также значительно изменил способы реализации Китаем своих интересов.[1] Однако, он не изменил ЦЕЛИ, к которой десятилетиями последовательно стремились лидеры Китая.[2]

Как отмечает политолог Эвери Голдштейн, Китай проводит скоординированную большую стратегию национального возрождения, по меньшей мере, с 1992 года, хотя эта цель может быть прослежена еще со времен основания Коммунистической партии Китая в 1921 году.[3]

После холодной войны, бывший верховный лидер Дэн Сяопин разработал политику «скрывать силы, выжидать время, никогда не брать на себя инициативу (taoguang yanghui)». Этот подход был обусловлен целью сосредоточить ресурсы на развитии Китая для накопления богатства и власти. Для достижения этой цели Дэн считал необходимым снизить ожидания от Китая в отношении решения проблем за пределами его границ, а также избежать конфронтации с США или стратегического окружения в Азии.

Преемники Дэна, Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао, стремились представить Китай как страну, вступающую на путь мирного подъема (heping jueqi) и мирного развития (heping fazhan). Эти принципы должны были продемонстрировать, что Китай не собирается оспаривать лидерство Америки или переворачивать существующий мировой порядок. Напротив, рост Китая принесет пользу, способствуя глобальному экономическому росту. Пекин также продвигал политику добрососедства (mulin zhengce), чтобы продемонстрировать приверженность Китая поддержанию длительного мира в Азии.[4]

За этими громкими лозунгами на протяжении всего этого периода руководство Китая ставило перед ВМС Народно-освободительной армии (НОАК) задачу принять «новые исторические миссии» и стать «морской великой державой»[5]. Пекин санкционировал разработку авианосца, привел в действие планы по укреплению позиций Китая в Южно-Китайском море и расширил свое присутствие в Восточно-Китайском море.

Резко возросли расходы Китая на оборону. Ху Цзиньтао также выступал за политику «выхода в свет», направленную на использование развития инфраструктуры для более тесной привязки соседних стран к Китаю.

Хотя декларативная политика Китая не полностью развеяла международную озабоченность по поводу последствий усиления Китая, она все же ослабила тревогу международного сообщества. Однако, со временем национальная мощь Китая переросла скромные рамки, в которые были облечены его амбиции.

К концу 2008 года внутри страны стал слышен ропот недовольства по поводу неуверенной стратегической ориентации Китая. В условиях, когда мировой финансовый кризис подорвал имидж Америки, а национальная гордость Китая была подкреплена успехами на Олимпийских играх 2008 года в Пекине, многие китайские комментаторы начали утверждать, что пришло время Китая заявить о своих притязаниях на лидерство на мировой арене.

После нехарактерно бурных внутренних дебатов о том, должен ли Китай изменить свои стратегические перспективы, тогдашний член Госсовета Дай Бинго закрыл дискуссию авторитетным комментарием в декабре 2010 года, подтвердив, что условия еще не созрели для того, чтобы Китай взял на себя большую глобальную ответственность.[6]

В то время я работал в посольстве США в Пекине. И я тогда постоянно слышал от китайских собеседников, что Дай и его начальник Ху Цзиньтао уже старые и скоро уйдут. Следующие лидеры Китая не будут такими робкими.

Мои собеседники оказались правы.

После назначения на пост генсека в конце 2012 года, Си Цзиньпин не стал сразу резко менять стратегическую ориентацию Китая. Когда он вступил в должность, он столкнулся с целым рядом неотложных проблем, включая:

• утечку капитала;
• вопросы о дальнейшей эффективности китайской модели экономического роста, основанной на экспорте и инвестициях;
• недовольство общественности коррупцией среди чиновников;
• видимые разногласия в верхушке Коммунистической партии Китая;
• напряженные отношения между гражданскими и военными;
• внешнее давление со стороны «поворота в Азию» Америки и «арабской весны».

Перед лицом этих проблем, Си изначально стремился снизить риск возникновения дополнительного напряжения. На встрече на высшем уровне с президентом Обамой в июне 2013 года он предложил, чтобы США и Китай приняли «новый тип отношений великих держав», чтобы ограничить любые риски конфликта.[7] Его вице-премьер Ван Ян продолжил эту тему в речи в Чикаго в 2014 году, заявив, что Китай не намерен оспаривать американское лидерство или существующий международный порядок.[8]

Такие сигналы не смогли развеять растущее в США и других странах подозрение о том, что стратегические аппетиты Китая растут параллельно с его экономическим подъемом и что Китай вышел за рамки малозаметного внешнеполитического подхода.

Примерно в это же время Пекин предпринял ряд шагов, которые усилили подобные опасения. К ним относятся объявление Си инициативы «Пояс и путь» (ППД) в 2013 году, начало реализации планов по созданию Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), а позднее — Нового банка развития Бразилии-России-Индии-Китая-Южной Африки (БРИКС), одностороннее и несогласованное объявление НОАК об установлении идентификационной зоны ПВО над спорными районами в Восточно-Китайском море, а также растущие усилия Китая по установлению физического контроля над спорными районами в Южно-Китайском море.

Растущая материальная мощь Китая, в сочетании с его возросшей активностью за рубежом и усиливающимися репрессиями внутри страны, свела на нет его попытки заверить США и другие страны в благожелательности своих намерений. Китайские лидеры, похоже, осознали в то время, что страна достигла такого уровня силы, который заставит другие страны внимательно следить за ее действиями.

При Си Цзиньпине Китай принял подход, использующий «растущее богатство и мощь Китая для обеспечения интересов страны. Этот подход также предусматривает, что Китай не просто приспосабливается к миру, в котором он поднимается, а более активно формирует его»[9].

Этот сдвиг в позиции был очевиден во всем спектре дипломатической, экономической, технологической и военной деятельности Китая. Со временем, Си Цзиньпин стал подчеркивать, что все стратегические усилия Китая должны быть связаны с «великим возрождением китайской нации». Это, по словам Си Цзиньпина, потребует от Китая борьбы, укрепления самодостаточности, противодействия попыткам иностранных сил угнетать или подчинить Китай, и упорства до тех пор, пока Китай не вернет себе место в центре мировой арены.[10]

Другими словами, основное внимание уделялось не умиротворению и развеиванию внешних  опасений насчет китайских амбиций. Скорее, речь шла о  готовности Китая преодолевать любые препятствия на пути своего возрождения.

В дипломатической сфере, на Центральной конференции по работе, связанной с иностранными делами, в ноябре 2014 года лидер КНР Си Цзиньпин дал понять, что Китай должен «выработать особый дипломатический подход, соответствующий его роли крупной державы». Это потребует от Китая «завести больше друзей… и построить глобальную сеть партнерских отношений»[11].

К концу 2014 года Китай установил партнерские отношения с 67 отдельными странами и пятью регионами или региональными организациями.[12] К 2020 году Китай почти удвоил свои глобальные партнерства, заключив такие соглашения со 112 странами и организациями.[13]

Выбор и взращивание такой паутины партнерств не были случайными. По мнению китайских ученых Минь Е и Куань Ли, скорее, он был обусловлен тремя факторами:

• необходимостью противостоять давлению США;
• необходимостью поддерживать мир и стабильность вдоль своих границ;
• усилиями по ускорению промышленной модернизации[14].

Китай также приступил к широкомасштабным усилиям по реформированию системы глобального управления. Президент Си заявил:

• «Реформирование и совершенствование нынешней международной системы не означает ее полную замену, а скорее ее продвижение в направлении, которое является более справедливым и разумным».

Другими словами, Китай не должен быть ни пассивной державой статус-кво, ни разрушителем существующего порядка. Скорее, порядок должен быть реформирован, чтобы стать более благоприятным для возрождения Китая[15].

Для достижения этой цели, с 2010 по 2019 год добровольное финансирование Китаем организаций ООН, ориентированных на развитие, увеличилось на 250 процентов.[16]

Китайские чиновники также обеспечили себе руководство четырьмя из пятнадцати специализированных агентств ООН (Продовольственная и сельскохозяйственная организация, Международный союз электросвязи, Организация промышленного развития ООН и Международная организация гражданской авиации).[17] (Ни одна другая страна в мире не возглавляет более одного такого агентства).

Китай также проявляет предприимчивость в создании параллельных институтов в качестве формы «диверсификации портфеля» в отношении многосторонних банков развития. Он продолжает поддерживать существующие институты развития, даже когда запускает свои собственные. Например, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), насчитывающий 57 членов, начал свою деятельность в 2016 году.

К концу 2020 года, имея более 100 членов, АБИИ стал вторым по величине банком развития в мире после Всемирного банка, [18] даже несмотря на то, что в Статьях соглашения четко указано, что Китай имеет право вето на операции банка.[19] Такой подход дал Пекину возможности — и, следовательно, рычаги — подталкивать существующие банки развития в нужном ему направлении.[20]

В качестве одного из элементов меняющейся дипломатической позиции Китая, президент Си с небольшим успехом стремится к укреплению паназиатской солидарности с Китаем в качестве ведущего регионального игрока. Он продвигал идею о том, что азиаты «должны быть уверены, что наше будущее находится в наших собственных руках. …Мы должны продвигать азиатское единство».[21]

Такие усилия направлены на то, чтобы представить Соединенные Штаты как разрушительного внешнего игрока, а Китай — как державу-резидента, которая понимает исторические ритмы региона.[22] Правда, такие уговоры не получили большой поддержки в Азии.

Тем не менее, за последнее десятилетие экономическое присутствие Китая в Азии значительно расширилось. За исключением Северной Кореи, китайские торговые и инвестиционные потоки с соседними странами значительно увеличились.

Этим тенденциям способствовал запуск Китаем БРИ, который укрепил связи между Китаем и его периферией, а также вступление в силу Всестороннего регионального экономического партнёрства (ВРЭП) — торгового соглашения, включающего почти треть мирового населения и около 30 процентов мирового ВВП.

За этот период Китай переориентировал свой импорт с Запада на своих партнеров по ВРЭП. Сейчас Китай импортирует примерно в два раза больше от своих партнеров по RCEP, чем от США и Европейского Союза вместе взятых. Аналогичная картина наблюдается и в экспорте Китая. Сейчас Китай экспортирует больше в страны-партнеры по RCEP (а также в ЕС), чем в США.[23]

Пекин использует углубление экономической интеграции с соседними азиатскими странами для ужесточения общих отношений с ними. Вторичной целью таких усилий было снижение риска чрезмерной экономической зависимости от США и стран Запада.

Ожидания Китая в отношении своей способности поддерживать стабильные и неконфронтационные отношения с Соединенными Штатами, похоже, неуклонно ослабевали на протяжении всего срока пребывания Си у власти. Предыдущие попытки администрации Си использовать изменение климата и экономическую интеграцию в качестве «балласта и движителя» для двусторонних отношений не привели к желаемым результатам.

С точки зрения Вашингтона, совокупность действий и решений Китая сместила рельеф отношений в сторону усиления трений и враждебности. Такие действия и решения включают:

• подавление инакомыслия и давление на гражданское общество;
• отмену ограничений срока полномочий и возврат к авторитарному правлению;
• подавление автономии Гонконга;
• преступления против человечности в Синьцзяне;
• усиление давления на Тайвань;
• попытки украсть интеллектуальную собственность и принудить американские компании передавать технологии;
• милитаризацию захваченных территорий в Южно-Китайском море;
• растущую военную напористость в отношении соседей (некоторые из которых являются американскими союзниками и партнерами по безопасности).

В изложении Пекина, Соединенные Штаты ведут себя как озабоченная угасающая держава. Они якобы ополчились на Китай, пытаясь удержать свое привилегированное положение в международной системе. По словам известного китайского ученого Ван Цзиси, руководство КНР считает, что у Соединенных Штатов есть «комплексная стратегия, направленная на вестернизацию [заимствование западноевропейского или англо-американского образа жизни в области экономики, политики, образования и культуры, распространение западных ценностей по всему миру] и раскол Китая, а также на то, чтобы помешать Китаю стать более мощной державой»[24].

Заявления и действия администрации США лишь укрепляют уверенность китайских лидеров в недобрых намерениях Америки. В качестве доказательства враждебных намерений Америки и ее нежелания принимать подъем Китая, лидеры КНР ухватились за заявления высокопоставленных чиновников администрации Трампа, которые призывали китайский народ восстать против Коммунистической партии Китая и выражали официальную поддержку гонконгским протестующим, прибегавших к насилию.

Высокопоставленные чиновники в Пекине считают, что акцент администрации Байдена на идеологическом соревновании между демократиями и автократиями служит еще одним подтверждением враждебности Америки. Они полагают, что такие усилия направлены против морального авторитета и легитимности китайской коммунистической партии. Они также рассматривают внимание администрации Байдена к Синьцзяну, Гонконгу и Тайваню не как ответ на их действия, а как часть общей стратегии, направленной на раскол Китая.

Правильный ответ, с точки зрения Пекина, заключается не в переговорах о лучшем обращении или стремлении успокоить американские опасения, а в укреплении Китая до такой степени, чтобы Америка была вынуждена принять и согласиться с положением Китая в центре мировой арены.

После вступления Си Цзиньпина в должность, Пекин стал использовать недовольство Москвы для развития неестественно тесных китайско-российских отношений. Си Цзиньпин и президент России Владимир Путин разделяют убеждение, что Соединенные Штаты идеологически предрасположены к подрыву их правления. Они рассматривают американскую враждебность как смертельную угрозу, учитывая, что после отстранения от власти правители сильных держав сталкиваются с изгнанием, тюремным заключением или смертью.[25] Отношения Путина и Цзиньпина начали развиваться на фоне «арабской весны». С тех пор они встречались тридцать восемь раз.

На своей последней встрече 4 февраля 2022 года Си и Путин опубликовали совместное заявление, в котором изложили свое общее видение реформирования международной системы и заявили, что их партнерство «не имеет границ».[26]

Три недели спустя Россия вторглась в Украину.

Хотя война в Украине оказала давление на отношения Китая с развитыми странами мира и на экономику Китая, Китай выступил на стороне России, оказывая риторическую поддержку и усиливая российскую пропаганду, хотя он в основном воздерживался от экспорта в Россию оборонного оборудования, которое могло бы помочь военным операциям России в Украине.[27]

Пекин сделал это в интересах общего видения глобальной политики, общих ценностей и общих материальных интересов обеих стран. Китай считает, что, стоя спина к спине с Россией, он находится в более выгодном положении, чтобы противостоять американскому и западному давлению, чем в одиночку.

Китай также установил модель углубления отношений со странами, которые имеют претензии к Соединенным Штатам.

Эта модель прослеживается в установлении Китаем всеобъемлющего стратегического партнерства с Ираном, а также в его растущих отношениях с Саудовской Аравией. Китай использует свои отношения с Венгрией как страховку от формирования ЕС, направленного против интересов Китая. Он также углубляет отношения с Турцией в то время, когда отношения между Вашингтоном и Анкарой становятся все более напряженными. 

Китай уделяет первостепенное внимание решению проблемы нехватки ресурсов, особенно нефти и газа. Поэтому Пекин рассматривает углубление отношений с Россией, Ираном, Саудовской Аравией, Анголой и Венесуэлой как поддержку своих усилий по обеспечению диверсифицированных и стабильных источников нефти и газа.

В последние месяцы, когда Китай оказался отброшенным на задний план из-за своей связи с варварством Москвы в Украине, президент Си попытался вернуть себе инициативу, позиционируя Китай как борца за глобальную безопасность и глобальное развитие.

Он выступил с Глобальной инициативой развития, призванной ускорить прогресс в борьбе с бедностью и «содействовать сбалансированному развитию во всем мире»[28].

Аналогичным образом, он выступил с Глобальной инициативой безопасности с очевидной целью защиты международной системы от Америки. Заявленное обоснование этой инициативы — продвижение сотрудничества для предотвращения вмешательства во внутренние дела, отказ от создания альянсов или блоков, противодействие стремлению любой страны к абсолютной безопасности и отказ от использования односторонних санкций.[29] Похоже, Пекин обращается к странам и группам, которые чувствуют отчуждение от американской внешней политики.[30]

Хотя такие партнерства и инициативы могут служить инструментальным целям для Китая, они не компенсируют обеспокоенность Китая по поводу способности Америки и ее партнеров подвергать риску китайские интересы. Си Цзиньпин увещевал, что «сильная страна должна иметь сильные вооруженные силы, так как только в этом случае она может гарантировать безопасность нации»[31]. При Си целью Китая является создание «первоклассных вооруженных сил мирового уровня»[32].

Поэтому за последнее десятилетие Китай провел обширный комплекс реформ и инвестиций для повышения боевого потенциала страны. Расходы на оборону значительно выросли — со 182 млрд долларов в 2012 году до 293 млрд долларов в 2021 году.[33]

Военно-морской флот НОАК значительно расширился. Сейчас это самый большой флот в мире по количеству кораблей. Си реорганизовал семь географически определенных военных регионов Китая в пять зон военного командования (ТВД), которые определяются вероятными непредвиденными обстоятельствами, в которых им будет поручено руководить.

Он повысил статус Второго артиллерийского командования, которое теперь известно как Ракетные войска НОАК, что отражает приоритет, который Китай придает своим возможностям ударных средств большой дальности.

Китай также приступил к массированному расширению своих ядерных сил с очевидной целью создания взаимной уязвимости с США.[34] Кроме того, он создал новое военное подразделение на уровне командования театра военных действий (ТВД) — Силы стратегической поддержки НОАК (народно-освободительная армия Китая) — для ускорения разработки инновационных технологий для ведения боевых действий.

Этим усилиям способствовала национальная политика слияния гражданских и военных структур, направленная на повышение способности НОАК приобретать новые и новейшие технологии для укрепления боевого потенциала страны.

Кроме того, Китай создал внутреннюю оборонно-промышленную базу, что позволило ему стать вторым по величине производителем оружия в мире, уступая лишь США[35].

В этот период Китай также открыл свою первую зарубежную военную базу в Джибути. Открытие этой базы в сочетании с сообщениями о стремлении Китая получить доступ к военно-морским базам в Камбодже, южной части Тихого океана и других местах вызвало обеспокоенность в Вашингтоне по поводу военных целей Китая.

Морской стратег Альфред Тайер Мэхэн выдвинул теорию о  том, что сильные государства нуждаются в мощных военно-морских силах для защиты своих интересов. Чтобы стать морской державой, по мнению Мэхэна, стране необходимы активы в виде:

• морской торговли;
• военно-морских кораблей;
• сети военно-морских баз для защиты морских путей сообщения.

Китай явно отвечает первым двум из этих требований. Его кажущееся стремление создать ряд дополнительных военно-морских баз за рубежом вызвало противодействие со стороны США и их партнеров.

Оценка внешнеполитического подхода Китая при Си Цзиньпине

Пекин считает, что он продвигается к своей цели достижения такого уровня всеобъемлющей национальной мощи (zonghe guoli), который заставит Америку принять Китай таким, какой он есть. Такое восприятие всеобъемлющей национальной мощи учитывает военную, экономическую и технологическую мощь, сравнимую со США и их союзниками, а также восприятие Пекином тенденций развития международной системы.

Как заметил бывший премьер-министр Австралии Кевин Радд: «На протяжении большей части последних пяти лет, внутренний дискурс китайской коммунистической партии все больше отражал убеждение, что баланс сил быстро меняется в пользу Китая, и что эта тенденция теперь необратима»[38].

Растущую уверенность Пекина в том, что колесо истории поворачиваются в нужном ему направлении, обуславливают несколько факторов.

• Во-первых, разрыв в экономическом производстве между США и Китаем сокращается[39].
• Во-вторых, Пекин считает, что лидерство Китая в развивающемся мире усиливается, и «совокупный стратегический вес развивающегося мира в международной системе растет». Пекин рассматривает свою ведущую роль в группировке БРИКС как важное средство укрепления лидерства Китая в развивающемся мире. 

• В-третьих, Китай гордится своими достижениями за последнее десятилетие. Его годовой объем экономического производства увеличился более чем в два раза. Его космические аппараты достигли Луны и Марса. Страна пустила на воду авианосец и стала рассматриваться как мировой лидер наряду с Соединенными Штатами. Внутри страны Китай построил самую большую сеть высокоскоростных железных дорог и больше всего автострад в мире. В стране ликвидирована крайняя нищета, улучшено качество воздуха и воды, а также повышено качество жизни значительной части населения.
• В-четвертых, Китай считает, что именно он занимает выгодное положение в стратегическом треугольнике США-Китай-Россия, а Соединенные Штаты в такой конфигурации находятся в невыгодном положении.
• В-пятых, растет уверенность Китая в своей военной мощи — как в абсолютном выражении, так и по сравнению с Соединенными Штатами.
• В-шестых, в Пекине широко распространено мнение, что Соединенные Штаты находятся в упадке, борются с расовой напряженностью, политической поляризацией, увеличивающимся разрывом в благосостоянии и популистским фанатизмом[41].

Несмотря на это, Китай также сталкивается с острыми проблемами.

Китайская стратегия «ноль-COVID» (направленная на снижение случаев заболевания Covid-19 путем введения строгих ограничений, закрытия границ и введения запретов на поездки) вызвала замедление экономического роста и народное недовольство. Рост ВВП замедлился со средних 10,6% при Ху Цзиньтао до 6,5% при Си Цзиньпине, и в ближайшие годы он, вероятно, замедлится еще больше из-за демографических факторов, растущего долга и снижения общей производительности и др. факторов производства.

Статистическая экономическая ориентация Китая, его жесткая политика «ноль-COVID» и произвольные репрессии в отношении различных секторов ослабили динамическое развитие страны[42].

Внешняя политика Китая отдаляет его от тех передовых экономических держав Северной Америки, Европы и Азии, которые все еще обладают значительной глобальной властью. Многие из клиентов Китая по «Один пояс и один путь» сталкиваются с долговыми проблемами. Пекину приходится балансировать между предотвращением финансовых кризисов в странах-партнерах по «Один пояс и один путь», одновременно управляя воздействием на внутренние заинтересованные стороны, которые в значительной степени подвержены проектам «Один пояс и один путь», такие как Китайский банк развития, Эксим банк Китая и крупные государственные предприятия.

Глобальный имидж Китая резко падает. Согласно недавнему отчету Совета по международным отношениям, «это ухудшение произошло не только среди ведущих демократических стран, таких как США и Япония… но и среди развивающихся стран Африки, Азии и Восточной Европы. …Это негативное восприятие — резкий разворот от недавнего расцвета Китая, когда Китай:

• развернул масштабную кампанию «мягкой силы» во многих развивающихся регионах;
• поклялся быть другой, менее интервенционистской крупной державой, чем США;
• и вложил огромные средства в «Один пояс и один путь»»[43].

Пекин также был разочарован рядом действий Соединенных Штатов и их партнеров по укреплению сплоченности в ответ на вызовы, брошенные Китаем. Сюда входит:

• начало альянса Австралия — Великобритания — США (AUKUS) для разработки атомных подводных лодок и других передовых военных технологий;
• возведение Четырехсторонней группы (Австралия, Япония, Индия и США) в ранг лидеров;
• возрождение координации между Японией, Южной Кореей и США;
• объявленная НАТО политика более активной деятельности в Индо-Тихоокеанском регионе;
• растущая поддержка Тайваня со стороны Японии, США и других стран.

В ответ на эти растущие вызовы внутри страны и за рубежом, китайская коммунистическая партия все больше полагается на национализм и репрессии.

В настоящее время Пекин тратит на внутреннюю безопасность больше, чем на НОАК. Китайские службы внутренней безопасности стали более агрессивными в подавлении внутреннего инакомыслия, ужесточении контроля над информацией, подавлении потенциальных альтернативных источников политического влияния и подавлении этнических меньшинств в Синьцзяне и других местах.

В то же время, китайские лидеры, пресс-секретари и официальные СМИ усиливают заклинания о враждебности Америки по отношению к Китаю, используя это в качестве оправдания необходимости страны сплотиться вокруг своего основного лидера, чтобы противостоять внешнему давлению.

Такое сочетание внутренних и внешних вызовов заставило некоторых западных аналитиков предположить, что в ближайшие годы Китаю будет трудно удержать свой рост общей национальной мощи.[44] Однако, судя по внутренней риторике Китая, китайские лидеры сохраняют оптимизм. Они считают, что будущее распределение власти будет более благоприятным для них, чем нынешнее.

Всегда существовал разрыв между тем, как Китай воспринимает свою деятельность, и тем, как зарубежные страны оценивают действия Китая, но этот разрыв, как правило, никогда не был таким большим, как сегодня.

Отчасти, это может быть связано с тем, что Китай, по сути, находится в карантине от остального мира, причем в большей степени, чем когда-либо со времен Культурной революции. Жестко контролируемая информационная экосистема Китая также более закрыта для внешних новостей и анализа мнений, чем когда-либо с момента зарождения эпохи Интернета.

Как следствие, вокруг различных событий формируются совершенно разные нарративы.

Военный парад может вызывать гордость в Китае, но тревогу за рубежом. Китайские дипломаты-волки могут восприниматься внутри страны как оправданные защитники национальной чести, в то время как за рубежом они воспринимаются как символы высокомерных хулиганов.

Китайская политика «динамического нуля» COVID-19 может рассматриваться как необходимая мера общественной безопасности внутри страны, но как научно необоснованное нарушение глобальных цепочек поставок за рубежом.

Аналогичным образом, инцидент с массовой стрельбой в США может восприниматься американцами как трагически бытовое явление, китайцами же — как признак развала Америки.

В каком направлении внешняя политика Китая будет двигаться дальше?

После того, как этой осенью Си Цзиньпин почти наверняка получит третий срок на посту генерального секретаря на 20-м съезде партии, он, вероятно, сосредоточит национальные усилия на стратегии преодоления предполагаемой враждебности Запада к подъему Китая. Он не будет довольствоваться реакцией на внешние события и не будет стремиться к сохранению статус-кво. Скорее, он будет активно работать над созданием международной среды, более благоприятной для дальнейшего подъема Китая.

Это, вероятно, будет включать в себя дальнейшее увеличение общего военного потенциала Китая. Вероятно, это также будет включать более широкое использование «жесткой силы» для повышения издержек и рисков для Соединенных Штатов и их союзников, связанных с оспариванием «основных интересов» Китая.

Пекин будет оценивать прогресс по тому, насколько ему удастся заставить Соединенные Штаты и другие страны отказаться от военных действий на непосредственной периферии Китая. Он также будет стремиться укрепить усилия по удержанию стран от вмешательства в будущие военные сценарии, связанные с Тайванем.

В связи с приближением выборов на Тайване в конце 2022 и 2024 годах, Пекин, вероятно, будет проводить политику, направленную на то, чтобы повлиять на отношение избирателей на Тайване. За последние два года Китай объявил, что не признает срединную линию в Тайваньском проливе и что он не признает эти воды международными водами.

Военизированный ответ Пекина на августовский визит спикера Палаты представителей Нэнси Пелоси на Тайвань, который включал постоянные воздушные и военно-морские проникновения НОАК к осевой линии Тайваньского пролива, похоже, отчасти был призван сигнализировать о непризнании Китаем срединной линии в Тайваньском проливе.

Ожидается, что в ближайшие годы Пекин будет искать новые способы изменить статус-кво в отношениях между двумя странами.

В более широком смысле Си Цзиньпин, вероятно, будет рассматривать ближайшие годы как возможность склонить глобальное влияние в пользу Китая. Пекин, вероятно, будет вкладывать средства в углубление своего влияния на Глобальном Юге, где по-прежнему с радостью принимают китайскую помощь в целях своего развития.

Соединенные Штаты находятся на грани рецессии. Поскольку Республиканская партия готова захватить контроль по крайней мере над одной из палат Конгресса на промежуточных выборах осенью этого года, в ближайшие два года в законодательной сфере, скорее всего, будет наблюдаться патовая ситуация. Между тем, Соединенные Штаты вступают в цикл президентских выборов, которые могут стать похожими на битву за душу страны.

Иными словами, Соединенные Штаты будут испытывать мощные центростремительные силы в то самое время, когда Китай, возможно, будет освобождаться от нескольких лет добровольного карантина COVID-19. Выход Китая из режима самоизоляции высвободит сдерживаемую экономическую энергию и вызовет всплеск потребления внутри страны.

Также вероятно, это даст импульс Китаю вернуться к игре на мировой арене, используя свои сильные стороны. Это будет включать в себя:

• частые и продуктивные поездки высокопоставленных лиц в приоритетные страны;
• активные усилия по стимулированию торговли и инвестиций;
• целенаправленные инициативы по влиянию на международные институты и региональные форумы.

Если бывший верховный лидер Дэн Сяопин проповедовал терпение, то Си Цзиньпин — образец нетерпения. Он видит мир, в котором Китай рассматривается как центральная держава в Азии, ведущая держава на мировой арене, страна, которую одновременно уважают и боятся, с моделью управления и экономики, считающейся законной и достойной подражания.

Он продемонстрировал способность координировать рычаги национальной власти для достижения своих приоритетов.

Хотя ничто в дальнейшем восхождении Китая не гарантировано, одно ясно. Си полон решимости двигать Китай в направлении своего видения национального возрождения, невзирая на последствия. 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Под большой стратегией я здесь понимаю скоординированный набор политико-дипломатических, экономических, технологических и военных мер, которые государство применяет для достижения своих национальных целей и защиты жизненно важных интересов.
[2] Дополнительный контекст см. в статье Раш Доши, «Ху виноват во внешнеполитической напористости Китая», Институт Брукингса, 22 января 2019 г., https://www.brookings.edu/articles/hus-to-blame-for-chinas-foreign-assertiveness/.
[3] Эйвери Голдштейн, «Великая стратегия Китая при Си Цзиньпине: Reassurance, Reform, and Resistance,» International Security, Vol. 45, No. 1 (July 2020), 164-201, https://doi.org/10.1162/isec_a_00383
[4] «Отношения Китая с соседними странами», Китайская правительственная сеть, Jhttp://www.gov.cn/test/2005-06/30/content_11177.htm
[5] Сян Ханг, ред. «Всесторонне улучшать способность нашей армии выполнять свою историческую миссию в новом веке и на новом этапе». Центр новостей Всекитайского собрания народных представителей, 11 марта 2009 года, http://www.npc.gov.cn/zgrdw/pc/11_2/2009-03/11/content_1491075.htm.
[6] Дай Бинго, «Придерживаться пути мирного развития», агентство Синьхуа, 6 декабря 2010 г., https://china.usc.edu/dai-bingguo-%E2%80%9Cadhere-path-peaceful-development%E2%80%9D-dec-6-2010
[7] Хуан Бэйбэй и Цзюнь Лян, ред., «Китай и США договорились строить отношения нового типа», People’s Daily Online, 9 июня 2013 г., http://en.people.cn/90883/8279053.html
[8] «Китайский вице-премьер призывает США относиться к Китаю со «стратегической дальновидностью»,» Генеральное консульство Китайской Народной Республики в Нью-Йорке, Министерство иностранных дел Китайской Народной Республики, 19 декабря 2014 года, https://www.fmprc.gov.cn/ce/cgny/eng/xw/t1220835.htm
[9] Гольдштейн, «Большая стратегия Китая при Си Цзиньпине».
[10] См. «Полный текст выступления Си Цзиньпина на 100-летии КПК», Nikkei Asia, 1 июля 2021 года, https://asia.nikkei.com/Politics/Full-text-of-Xi-Jinping-s-speech-on-the-CCP-s-100th-anniversary.
[11] Министерство иностранных дел КНР, «В Пекине состоялась Центральная конференция по работе, связанной с иностранными делами. Си Цзиньпин выступил на конференции с важной речью», 29 ноября 2014 года, https://www.fmprc.gov.cn/eng/wjb_663304/zzjg_663340/xws_665282/xgxw_665284/201412/t20141201_600270.html.
[12] Ван И, «2014 год в обзоре: Успешный год для китайской дипломатии», выступление, Пекин, 24-25 декабря 2014 года, https://www.mfa.gov.cn/ce/ceus//eng/zgyw/t1222886.htm.
[13] Сюэ Ли, «У Китая нет союзников, но есть друзья с дипломатией партнерства», Global Times, 8 ноября 2020 года, https://www.globaltimes.cn/content/1206125.shtml
[14] Куан Ли и Мин Е., «Развивающаяся сеть партнерства Китая: Что, кто, где, когда и почему», Международная торговля, политика и развитие, том 3, № 2 (2019), 66-81, https://doi.org/10.1108/ITPD-05-2019-0004.
[15] См. «Полный текст доклада Си Цзиньпина на 19-м Всекитайском съезде КПК», China Daily, 18 октября 2017 года, http://www.chinadaily.com.cn/china/19thcpcnationalcongress/2017-11/04/content_34115212.htm.
[16] Scott Morris, Rowan Rockafellow, and Sarah Rose, «Картирование участия Китая в многосторонних институтах и фондах развития», Центр глобального развития, 18 ноября 2021 года,https://www.cgdev.org/publication/mapping-chinas-participation-multilateral-development-institutions-and-funds#:~:text=China’s%20voluntary%20contributions%20to%20multilateral, leave%20considerable%20room%20for%20growth
[17] Tung Cheng-Chia и Alan H. Yang, «How China Is Remaking the UN In Its Own Image,» The Diplomat, April 9, 2020, https://thediplomat.com/2020/04/how-china-is-remaking-the-un-in-its-own-image/
[18] Гизела Григер, «Азиатский банк инфраструктурных инвестиций: How Lean, Clean, and Green Is the AIIB?». Европейская парламентская исследовательская служба, февраль 2021 года, https://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/BRIE/2021/679086/EPRS_BRI(2021)679086_EN.pdf
[19] Тейн Борн, «Намерения Китая в отношении Азиатского банка инфраструктурных инвестиций», Австралийский институт международных отношений, https://www.internationalaffairs.org.au/chinas-intentions-for-the-asian-infrastructure-investment-bank/.
[20] Эван Фейгенбаум, «Неохотный заинтересованный участник: Почему высокостратегический бренд ревизионизма Китая является более ложным, чем думает Вашингтон», Фонд Карнеги за международный мир, 27 апреля 2018 года,https://carnegieendowment.org/2018/04/27/reluctant-stakeholder-why-china-s-highly-strategic-brand-of-revisionism-is-more-challenging-than-washington-thinks-pub-76213.

[21] См. «Си Цзиньпин выступил с программной речью на церемонии открытия ежегодной конференции Боаоского форума для Азии 2022 года», Министерство иностранных дел Китайской Народной Республики, 21 апреля 2022 года, https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/zxxx_662805/202204/t20220421_10671083.html.
[22] Си Цзиньпин, «Новая азиатская концепция безопасности для нового прогресса в сотрудничестве в области безопасности», Министерство иностранных дел Китайской Народной Республики, 21 мая 2014 года, https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/wjdt_665385/zyjh_665391/201405/t20140527_678163.html
[23] Дэвид Доллар, «China’s Mixed Economic Record,» China Leadership Monitor, сентябрь 2022.
[24] Ван Цзиси, «Как и почему отношения Китая и США ухудшились с 2012 года?». Лекция памяти Такера, Центр Вильсона, 22 апреля 2022 года, https://www.wilsoncenter.org/event/eighth-annual-nancy-bernkopf-tucker-memorial-lecture.
[25] Барбара Геддес, Джозеф Райт и Эрика Франц, «Автократический развал и переходы режимов: Новые данные», Университет Вандербильта, https://www.vanderbilt.edu/csdi/events/Geddes927.pdf.
[26] «Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о международных отношениях, вступающих в новую эпоху, и глобальном устойчивом развитии», Администрация Президента РФ, 4 февраля 2022 года, http://en.kremlin.ru/supplement/5770
[27] Дэвид Бандурски, «Китай и Россия объединяют усилия для распространения дезинформации», Институт Брукингса, 11 марта 2022 года, https://www.brookings.edu/techstream/china-and-russia-are-joining-forces-to-spread-disinformation/
[28] Ян Цзечи, «Изучение и глубокая реализация идей Си Цзиньпина о дипломатии и открытие новых горизонтов во внешней работе Китая», Министерство иностранных дел КНР, 16 мая 2022 года, https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/wjdt_665385/zyjh_665391/202205/t20220516_10686371.html.
[29] «Си Цзиньпин выступает с программной речью на церемонии открытия ежегодной конференции Боаоского форума для Азии 2022».
[30] Бонни Лин и Джуд Бланшетт, «Китай в наступлении: как война в Украине изменила стратегию Пекина», Foreign Affairs, 1 августа 2022 года, https://www.foreignaffairs.com/china/china-offensive.
[31] «Полный текст речи Си Цзиньпина на 100-летии КПК».
[32] Си Цзиньпин, «决胜全面建成小康社会夺取新时代中国特色社会主义伟大胜利» [Обеспечить решительную победу в построении умеренно процветающего общества во всех отношениях и стремиться к великому успеху социализма с китайской спецификой в новую эпоху], Синьхуа, 18 октября 2017 года, http: //www. gov.cn/zhuanti/2017-10/27/content_5234876.htm
[33] «Мировые военные расходы впервые перевышают 2 триллиона долларов», SIPRI, 25 апреля 2022 года,https://www.sipri.org/media/press-release/2022/world-military-expenditure-passes-2-trillion-first-time#:~:text=China%2C%20the%20world’s%20second%20largest,Plan%2C%20which%20runs%20until%2025
[34] См. офис министра обороны США, «Военные события и события в области безопасности, связанные с Китайской Народной Республикой».
Китайской Народной Республики», Министерство обороны США, 2021, https://media.defense.gov/2021/Nov/03/2002885874/-1/-1/0/2021-CMPR-FINAL.PDF.
[35] «New Sipri Data Reveals Scale of Chinese Arms Industry,» SIPRI, January 27, 2020, https://www.sipri.org/media/press-release/2020/new-sipri-data-reveals-scale-chinese-arms-industry
[36] «SIPRI: База данных военных расходов «, Стокгольмский международный институт исследования проблем мира, https://milex.sipri.org/sipri; Министерство финансов Китайской Народной Республики, «Central Expenditure Budget Tables,» Central Budget and Final Accounts Public Platform, http://www.mof.gov.cn/zyyjsgkpt/zyzfyjs/zyys/ysbb/.
[37] Bruce D. Jones, To Rule the Waves (New York: Scribner, 2021), 164-165.
[38] Кевин Радд, «Rivals Within Reason?». Foreign Affairs, July 20, 2022, https://www.foreignaffairs.com/china/rivals-within-reason.
[39] В 2012 году ВВП Китая составлял 53 процента от ВВП Америки; в 2021 году он достигнет более 70 процентов. См. Ван Цзиси, «Как и почему отношения Китая и США ухудшились с 2012 года?».
[40] «Перспективы развития мировой экономики (апрель 2022 года)». Международный валютный фонд, 19 апреля 2022 года, https://www.imf.org/en/Publications/WEO/Issues/2022/04/19/world-economic-outlook-april-2022.
[41] Китайцы не одиноки в этом последнем вопросе. Три предыдущие инаугурационные речи американских президентов рисовали мрачную картину. В последней из них, в январе 2021 года, президент Джо Байден сказал: «Немногие периоды в истории нашей страны были более сложными или трудными, чем тот, в котором мы сейчас находимся». Подробнее см. Дэн В. Дрезнер, «Перилы пессимизма: Why Anxious Nations Are Dangerous Nations», Foreign Affairs, July/August 2022, https://www.foreignaffairs.com/articles/world/2022-06-21/perils-pessimism-anxious-nations.
[42] Доллар, «Смешанный экономический рекорд Китая».
[43] Джошуа Курланцик, «Рушащийся глобальный имидж Китая», Совет по международным отношениям, июль 2022 года, https://www.cfr.org/report/chinas-collapsing-global-image
[44] Хэл Брандс и Майкл Бекли, «Китай — угасающая держава, и в этом проблема», Foreign Policy, 24 сентября 2021 года, https://foreignpolicy.com/2021/09/24/china-great-power-united-states/

Last Updated on 28.11.2023 by iskova