Адские хроники. Свидетельства еврейских беженцев из Украины

Адские хроники

Свидетельства еврейских беженцев из Украины

Впервые после Второй мировой вой­ны в мире появились тысячи еврейских беженцев.

Их личные истории, собираемые ныне волонтерами через сайт www.exodus-2022.org, послужат основой Книги свидетельств, которую планируется издать на разных языках.

Те из читателей газеты, кому есть что рассказать или написать, могут им воспользоваться. Остальным же предлагаем ознакомиться с частью собранных там трагических историй.

 

– На вокзале Львова очень пригодились уроки Гражданской обороны, – вспоминает беженка из Днепра. – Помнила, что из вагона лучше выходить последней. Одни люди побежали на поезд, отходивший на Чоп, другие ринулись в тот же переход – толпа на толпу. В таких ситуациях нужно держаться стены, я так протащила несколько незнакомых больных детей, постоянно крича: «Осторожно, дети!». Их мамочки плакали, но толпа ревет и мчится навстречу.

А дальше волонтеры, Красный Крест, горячая еда… Потом какой-то незнакомец выдернул меня, спрашивает: «Вам куда?». К границе, говорю, деньги какие-то есть, а он отнекивается: ничего не нужно. Завез меня в какой-то офис, где дали бутерброд, в туалет пустили.

Саму границу перешла пешком, практически без досмотра. Тут же стали отзываться друзья из еврейских общин. Кто-то звал в Будапешт, другие – в Австрию. За волонтеров в Венгрии тоже нужно молиться – у них красные глаза от недосыпа. Один из таких людей довез меня до Вены, его просили остановиться в любой точке города, откуда меня бы забрали и привезли в отель. Но волонтер оказался галантным: не буду, говорит, тебя абы где высаживать, довезу до точки. И ни копейки не взял.

– Мы выехали на 11-й день вой­ны в 6 утра, – рассказывает репатриантка из Николаева. – Проехали пару километров, очередь огромная, а в 11 часов мосты свели. Сирена гудит, бомбят, ужас один. До Одессы, а это 100 км, добрались к ночи. Вся дорога на нервах, грохот, самолеты летают – это такой страх. А мы собачку везли, как слышит рев самолета – трясется. В Израиле только отошла.

На следующий день поехали в Умань и оттуда – в Винницу. И тут начали бомбить местный аэропорт: восемь ракет над нами пролетели. Барух ашем, живы остались, но наревелись. Кто ж думал, что братья будут бомбить и убивать? У нас встречи одноклассников проходили до 2014 г., многие приезжали из России. Муж у меня моряк, отслужил три года, так сослуживец из Краснодарского края ему говорит: мол, нацики, сами себя обстреливаете. Все наши знакомые в России не верят, что у нас такое творится. А ведь выросли вместе. Всё равно, сами себя бомбим, а на них сваливаем…

– Выехать мы пытались неоднократно, – рассказывает многодетная беженка из Днепра. – В первый раз нас подвезли к самому эвакуационному поезду. Всё как в фильмах о вой­не: вокзал запружен людьми, давка неимоверная, солдаты закидывают в вагоны женщин и детей…

Когда состав практически тронулся, мы из него вышли. Во-первых, наш папа остался на перроне, не захотев занять место какого-то старика. Кроме того, в вагоне нельзя было даже сесть – люди стояли вплотную друг к другу. Окна закрыты, жалюзи тоже – светомаскировка, добраться до туалета невозможно. Маленькие дети просто не выдержали бы: младшей дочке два года, а есть еще четырехлетняя. Поэтому мой 15-летний сын просто вытянул нас из поезда. Как вышли – не знаю, ни одной пуговицы на одежде не осталось. Кричала солдатам: не закрывайте дверь… Это была наша первая попытка, в самом начале марта.

Второй раз записались на эвакуационный автобус. Выезд планировался в Шаббат, было получено разрешение раввина, с собой брали свечи, халы и вино. В пятницу рано утром приехали к автобусу, но какие-то люди, которых не было в списке, заняли наши места. И мы решили их не выгонять. Не нам решать, кому это место нужнее. Если Всевышний не позволит уехать – наше место здесь.

Вернулись домой, и в этот момент звонит женщина из нашей общины: «Ты до сих пор в Днепре?! Нам дали автобус – контакты будут только у тебя. При условии, что посадишь в него людей, которые не смогли уехать сегодня». В субботу в 11 утра мы загрузились и простояли до вечера: ждали полицейское сопровождение. В салоне ни одного свободного места, маленькие дети, мой сын вообще спал на полу, но чем дальше мы были от дома, тем спокойнее мне становилось. Первый раз я спокойно заснула именно в этом автобусе…

 

– Нужду справляли где придется: мужчины на обочине, женщины куда-то в лесок уходили, – рассказывает беженец из Киева о многодневном «путешествии» в сторону польской границы в конце февраля 2022-го… – Отец вспоминал, как в 1941-м их часть двигалась параллельно с колонной беженцев – молодые женщины, старики. У ближайшей речки все сбросили одежду и купались голышом – на вой­не чувство стыда отступает.

В Раве-Русской ночевали в машине. Запомнилось, как однажды ночью вдруг зажглись прожектора и подъехали два огромных белых автобуса, из которых выпрыгивали маленькие дети без родителей и бежали к границе. Перед глазами встали кадры голливудского фильма «Слезы солнца» с Моникой Белуччи и Брюсом Уиллисом, где спецназовец Уиллис спасает африканских детей от резни – очень похожая была сцена бегства.

– Проснулась я 24-го очень рано, уже в полпятого утра пила кофе на кухне, – рассказывает репатриантка из Харькова. – Вдруг окна задрожали, и сосед прибежал: «Вой­на!».

Когда бомбили телецентр, в нашем доме вылетели окна. Спустя неделю в подъезде почти никого не осталось. Электричество и отопление отключили, вода с перебоями. В первый же день в магазинах всё раскупили, очереди за хлебом выстраивались с семи утра. А когда открывали, отпускали по одному батону в руки. Рядом с нашим домом упала бомба, женщине ногу оторвало, но «скорая» не могла приехать из-за бомбежек. В итоге она умерла от потери крови.

Самое страшное – это самолеты: кругами летает, и не знаешь, отвернет дальше или отбомбится. Через две недели силы кончились, решила выбираться. Транспорт уже не ходил, от нашего дома люди топали на вокзал пешком – по морозу, в гололед. Меня вывезли волонтеры в фургоне для перевозки мебели, человек девять нас было. На вокзале – просто ужас: женщины с грудными детьми, парализованные старики, домашние животные… Я в этот день села на «Интерсити» до Львова – ехали почти сутки с затемненными окнами. Впятером на трех креслах, а в проходах люди сидели, стояли, лежали, даже в туалет не выйти…

– Мама у меня пожилой и не очень здоровый человек, в первые дни отказывалась уезжать, а оставить ее я не мог, – рассказывает беженец из Киева. – Били рядом с нами, в сторону Лысой горы, но там ничего нет – видно, карты у них советские. Напротив нас РОВД, в мирное время это сверхбезопасное место в любое время суток, а тут выстрелы. Когда дней десять спустя впервые вышел из квартиры, то не узнал мой любимый Киев-красавец. Всё заложено мешками с песком, напротив стоят блоки и противотанковые ежи, а соседка ищет экскаватор копать окоп возле дома! XXI век, Киев, цивилизованный район…

Последнюю нашу ночь в городе был слышен грохот, похоже на «Грады», хотя могу ошибаться, я пистолет от автомата с трудом отличал до последнего времени. Но от взрывов ночью было светло – сидели на табуретках в коридоре, потому что заснуть невозможно.

Нас и до этого уговаривали эвакуироваться, а тут из синагоги на Подоле позвонили, сказали, что завтра будет эвакуационный автобус, вероятно последний. И мама согласилась.

– Когда нас эвакуировали 8 марта прошлого года на трех маршрутках, нанятых «Сохнутом», то в центре города в домах зияли провалы вместо окон, – вспоминает репатриантка из Харькова. – Магазины и аптеки раскурочены, на детскую площадку ракета прилетела. Недалеко от нас спорткомплекс разнесли – у соседей окна вылетели, а у меня только форточки открылись, дом уцелел – и слава Богу.

В России двоюродная сестра живет – уроженка Харькова. Расспрашивает меня, будто я по турпутевке в Израиль приехала. Я ей объясняю: всё прекрасно, только город, в котором ты родилась и где всю жизнь прожили твои родители и другие родственники, стирают с лица земли. Нас под обстрелами вывозили, а так всё ничего. Не понимает. «Не надо со мной так, это политика, я в нее не вникаю». И о чем мне с ней говорить?

– Я живу на самой окраине Киева на 24-м этаже, с видом на Бучу и Ирпень, – рассказывает новая репатриантка. – 24 февраля 2022-го проснулась от взрыва рано утром, открыла YouTube… Даже шока не было, отключились все эмоции.

Многие жильцы выехали практически сразу, а мы с подругой остались, даже в подвал не спускались. Когда стали сильно бомбить, обустроили вокруг шахты лифта уголок, поставили там стулья, котов приготовили на выход. Обзор великолепный: и вертолеты летали прямо над окнами, и истребители, и ракета разорвалась над домом – со всех сторон горело и гремело конкретно.

– Мы соблюдающая семья с тремя детьми (3, 5 и 7 лет), у сестры муж – машгиах и тоже трое малышей, – рассказывает беженка из Киева. – Утром 25-го спустились в бомбоубежище, но долго там не высидишь. В общем, решили уезжать. Сняли одну из мезуз и двинулись в сторону Одесской трассы. Я за рулем. Прямо из бомбоубежища забрали родителей мужа с вещами. Так и ехали – четверо взрослых, трое детей и две морскиe свинки в одной машине. Плана у нас не было, до Шаббата успевали только в Винницу. Но… есть все же ашгаха пратит (Б-жественное провидение): наш добрый друг, рав Шолом Гопин (глава общины выходцев из Луганска в Киеве) договорился с местным раввином.

На въезде в город завыла сирена, надо бы выйти, пригнуться, но… мы просто продолжали ехать. В полной темноте (уже начался комендантский час) остановились у ворот еврейской школы. Впервые за много лет я опоздала на зажигание свечей. Ночевали на полу в классе математики, сирены не смолкали, часто бегали в бомбоубежище-микву, несли туда детей в простынях…

– Мы уехали в чем были: на мне джинсы и кофта, ребенку взяла спортивные штаны, – рассказывает беженка из Киева. – Эвакуировались через Молдову, конечным пунктом была Ларнака (Кипр), где живут мама и сестра.

Иногда создается впечатление, что весь Кипр выкуплен русскими – они проводят марши с российскими флагами, автопробеги, малюют буквы Z на машинах. Активно разгоняется пропаганда о «нацистах» в Украине, а Путина призывают защитить русскоязычных на Кипре! Всё, что происходит в Украине, объявляется фейком (включая резню в Буче). Против украинских беженцев ведется агрессивная кампания с подключением местного населения в лице понтийцев (этническая группа греков, переехавшая на Кипр из бывшего СССР), в специальном Телеграм-канале делятся агитационными картинками.

Пришлось с этим побороться. В результате лидер пророссийских активистов отбыл на родину, но обещал отправиться на вой­ну «убивать нацистов». Параллельно госорганы начали проверять бизнесы персонажей, звавших Путина на Кипр, за неуплату налогов некоторые были даже закрыты, их оборудование конфисковано.

– Начиная с 5 марта бомбили очень жестко, практически круглосуточно, – рассказывает беженец из Мариуполя. – Запасов еды особо не было, но каждый день утром разводили костер во дворе (у нас частный дом 1903 г. постройки), ставили кирпичи, на них клали решетку. Картошка какая-то оставалась, крупы, консервы, да и маца здорово выручала, потому что хлеб исчез.

Однажды появилась информация, в том числе от нашего раввина, что 6 марта откроют «зеленый коридор». Одной из точек сбора стал драмтеатр. Мы живем в пяти минутах от него, но в последний момент сообщили, что договоренность не достигнута. Потом было еще несколько попыток, но «зеленый коридор» так и не дали… И люди начали выбираться на свой страх и риск.

15-го утром я увидел, как соседи складывают вещи в машины. Сказал домашним, что у нас 10 минут на сборы. Практически ничего не взяли, потому что вывозили соседей и нашу родственницу – у каждого сумка с документами, и всё. Метров за 150 до многоэтажки родственницы начался обстрел, попалo в частный дом, он загорелся…

На следующий день в 4.30 утра к соседям прилетело, они там и остались, в развалинах. Не эвакуируйся мы 15-го, разделили бы их судьбу.

Что в сухом остатке? Дом наш разрушен и восстановлению не подлежит, от него остался строительный мусор. Жилье детей (они жили в двухэтажном доме на 16 квартир) тоже уничтожено, здание то ли уже снесли, то ли готовят к демонтажу. Все знакомые, сумевшие выбраться из Мариуполя, уехали…

– 24-го проснулись часов в пять утра от того, что затрясся дом, – рассказывает репатриантка из Чернигова. – Очень испугалась, разбудила ребенка криком – такое со мной впервые…

А потом начали бомбить – 28 дней вообще не прекращали. Поначалу спускались с ребенком в погреб, спали в одежде, но всё равно такой холод стоял, что недолго заболеть. Поэтому перебрались в коридор и сидели там сутками. Наш дом более или менее уцелел. Окна, конечно, вылетели, потолок посыпался, но по сравнению с тем, у кого жилье сровняло с землей, терпимо.

И бабушка моя, и прабабушка всегда говорили по-русски, но сегодня ненависть в душе такая, что хочется перейти на украинский. Одна приятельница из Москвы звонила в начале вой­ны – плакала, мол, хотите, приезжайте к нам. Я посмеялась: лучше застрелюсь, чем поеду в Россию.

– У нас в Славянске убежище было оборудовано с 2014 г.: подвал с запасом воды и еды, печка, генератор, – рассказывает беженец из этого города. – Особой паники в 2022-м не наблюдалось, потому что, в отличие от киевлян, события на Донбассе были для нас не историей из телевизора. Настроения, правда, существенно отличались от тогдашних. Восемь лет назад было ощущение, что нас бросили, а 24 февраля 2022 г. сразу же о себе заявила тероборона, людям выдали оружие, многие хотели бороться за Украину.

Детей жалко: у старшей дочери в 2014-м выпускной был в подвале, средняя и младшая с нами сидели, все три знают, что такое вой­на. По опыту знаю, что эвакуироваться надо не под обстрелами. Иногда старики не хотят выезжать, а потом начинаются звонки: их район сейчас обстреляли, не можете съездить посмотреть, что происходит. И выясняется, что у бабушки осколочное ранение, дедушке оторвало руку, давайте их спасать. Это реальная история из Святогорска, 35 км от нас.

– В сентябре прошлого года (я уже в Израиле жила) был прилет по детскому саду у нашего дома, – рассказывает репатриантка из Харькова. – В моей квартире вылетели окна, спасибо соседке – она фанерой забила. Садик пострадал, наша 16-этажка, школа и еще несколько о-ч-чень военных объектов такого же рода.

Я пару раз была в Израиле до вой­ны, но не представляла, что страна – такая красавица. С огромным удовольствием езжу на экскурсии, и вот однажды девочка-экскурсовод, в детстве увезенная из РФ, простодушно спросила: «А Херсон – это Украина?». И кто-то из автобуса ей радостно отвечает: «Уже Россия!» (радость, правда, оказалась недолгой. – М. Г.)

А очень многие живут здесь десятилетиями, но продолжают смотреть те же каналы и нести ту же околесицу.

– Сосед с нами сидел в подвале, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Тридцать лет парню, пошел за водой, попал под обстрел и в итоге без ноги остался. Рассказывал, как, раненный, приполз в другой подвал, а его не пустили. Какой-то старичок ему помочь пытался, стал оттаскивать, тут выстрел, и старичка – насмерть. «Я, – говорит Максим (соседа так зовут), – жить больше не хочу».

Наташа – соседка с первого этажа – вдруг пропала, потом откопали – в апреле, когда завалы стали разбирать. Это уже после нашего отъезда. И тела других соседей нашли: они сразу не ушли, а когда попытались, поздно было – трупы лежали на первом этаже, лицом к ступенькам…

Мы вышли из Мариуполя 25 марта – в прямом смысле вышли, на своих двоих. Мужу на ногу упала плита, палец уже гнил… Не знали, куда идем, лишь бы оттуда.

– Проснулись мы от взрыва. Я подскочила, а ребенок говорит: «Мне страшно, не хочу умирать», – вспоминает беженка из Харькова. – Десять лет сыну, в еврейской школе учится…

Сначала думали уехать к родителям мужа в Циркуны, но оттуда шло русское наступление, и они в первый же день оказались в оккупации. Одну знакомую расстреляли там залпом из танка. Соседа родителей ранило осколками снаряда, прилетевшего во двор. Молодой автомеханик, чинивший нам машину, погиб во время обстрела.

Примечательно, что старожилы Циркунов и ближайших сел (Тишки, Липцы, Стрелечье) тесно связаны с жителями Белгородской области. Там через границу пешком ходили. Взять хотя бы семью сестры моего мужа – у них родственники в Белгороде, и когда им сообщили, мол, нас обстреливают, дома сжигают, людей убивают, те весьма своеобразно отреагировали. «Не может быть, – говорят, – вас же освобождают, мы знаем, как на Украине притесняют русскоязычных, нам всё рассказывают и показывают». И это люди, часто бывавшие в Украине…

– Однажды муж рано утром пошел добывать пропитание, – рассказывает жительница Чернигова. – Ушел, а вскоре в дверь стучат. Открываю, на пороге муж раненый – не может сам дверь открыть. Полный сапог крови и с рукой что-то… Пока бегала за «скорой», ребята из теробороны забрали его в больницу.

Пришла туда – света нет, найти никого невозможно, все носятся, совершеннейший хаос. Но я наткнулась на знакомого доктора, в нашем доме на 13-м этаже живет, и уже не отстала – он и привел меня к мужу. В общем, три осколочных ранения в одной ноге и одно в другой, плюс рассеченная рука. Ему крупно повезло, ведь в очереди за хлебом, в которой он стоял, погибло 14 человек. Руку зашили, а осколки в мягких тканях так и остались – сказали: «Не до вас сейчас, с этим можно жить».

16 марта это случилось. А в ночь на 17-е сильно обстреляли саму больницу, стекла падали, всех лежачих вывозили в коридоры. Муж вспоминал, что после того обстрела уже прощался с жизнью…

– Всё мое окружение просто возненавидело Россию, – признается беженец из Харькова. – У родственника квартира в Кулиничах. Говорил, до последнего останусь, пока хоть одного не придушу. Только если в мой дом попадут – уеду. Вскоре позвонил: «Я уехал, в пятый этаж прилетело».

Лично у нас всего две сумки осталось. И главное, все рядышком жили: мама, сестры, братья. А сейчас разбросало в разные стороны. Очень тяжело на душе, отсюда и ненависть. Даже не злость, а ненависть.

В те дни умер мой дядя, а кладбище расположено близ Дергачей (небольшой город в 15 км от Харькова, подвергавшийся жестоким обстрелам со стороны россиян. – М. Г.). Я нашел ребят, рискнувших с нами туда поехать. Хотелось по-человечески, рядом с родней, попали там под обстрел, но, слава Богу, обошлось.

Одна из ракет упала рядом с детской площадкой, где жила сестра жены. Да и наша нервная система была на пределе, жена из дому просто не выходила, ее тошнило на нервной почве, семь килограммов потеряла. Ребенок замкнулся, под залпы и канонаду не заснешь… В общем, приняли решение уезжать, а тут завуч нашей еврейской школы звонит: послезавтра автобус в 7 утра…

– Прилетать начало практически сразу, – рассказывает беженец из Мариуполя. – Падчерица моя с мужем на Левом берегу жила, их еще в 2014-мпервыми стали бомбить. Звали их 24-го февраля к нам приехать – она согласилась, но муж остался, а на следующий день обстреляли их Ленинградский проспект. Лёню серьезно ранило в голову, его увезли в 17-ю больницу, удалили глаз – инвалидом остался. В субботу, 26 февраля, мы его проведали, во второй раз добрались уже с большим трудом – обстрелы шли жесткие, а потом уже не могли проехать, город в хлам… Только 17 марта он сам к нам пришел пешком – через блокпосты пробирался.

Надеялись пересидеть, но удавалось с трудом: рядом морской порт, поэтому били прицельно, а с 22-го пошли ковровые бомбардировки, здания рушились в 50 метрах от нас; 29 марта снесло крышу в двух рядом стоявших домах, горевших как спички. Когда 1 апреля всё вокруг стало гореть, решили выбираться. Трупы соседей тогда увидели, один без ноги, жуткое зрелище… Других в подвале завалило – пять человек так и не нашли. 2 апреля утром была пауза в обстреле. Ее нам хватило, чтобы добраться до черты города. Повезло, что скаты не пробили, иначе – катастрофа. Через 13 русских блокпостов прошли, но к нам не особо цеплялись, видимо, возраст уважали, особенно чеченцы. Ничего не забрали, хотя клянчили: дайте то, дайте это. Я сигарет накупил на дорогу, ими и откупался.

– Людей до того довели, что на каком-то этапе им всё равно стало, готовили под обстрелами, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Летит самолет, а они не уходят со двора: еда же сгорит. Я вообще не помню что ела. Не хотелось, разве что хлеб был на вес золота – ребенку только успела сухарики сделать. В последнее наше утро в Мариуполе поставили чайник на огонь, ждем. И тут прямое попадание в восьмой этаж дома напротив – метров 70 от нас. Я даже не обернулась, а раньше бы в ужас пришла…

 

Подготовил Михаил ГОЛЬД

Источник: независимая ежемесячная газета «Еврейская панорама», 11 ноября 2023 г.

Last Updated on 18.12.2023 by iskova