«В борьбе обретешь ты право свое». Демократия в Швейцарии стала итогом протестов и мятежей.

Как «Санкт-Галленское « политическое «вето», подкрепленное увесистым аргументом народной дубины, стало первой формой конструктивного оппонирования парламенту и, в конечном итоге, методом ограничения его власти.

Об этом пишет швейцарский историк Рольф Грабер (Rolf Graber), с опорой на самый широкий корпус источников и литературы, в книге «Демократия и мятежи. Возникновение прямой демократии в Швейцарии» (Demokratie und Revolten. Die Entstehung der direkten Demokratie in der Schweiz)*.

Мы попросили Клода Лоншана (Claude Longchamp), бывшего руководителя швейцарского Института изучения общественного мнения «gfs.bern», высказать свое мнение относительно этой книги.

Вначале было так называемое «Санкт-Галленское вето».

Год 1830-й вошел в историю Швейцарии как год политического обновления.

Создание Бельгии, то есть появления на карте Европы современного национального государства, стало для тогдашней Конфедерации, представлявшей собой рыхлый союз разрозненных кантонов («штатов»), давно назревшим стимулом к запуску процессов, итогом которых стало качественное преодоление политического режима, созданного и «благословленного» на Венском конгрессе в 1815 году (подробнее можно об этом прочесть в данном материале).

В кантоне Санкт-Галлен, как и во многих других регионах немецкоязычной части страны, этот процесс реализовался в форме ожесточенного спора между сторонниками репрезентативной/парламентской демократии и так называемой «чистой» (прямой) демократии, подразумевавшей право граждан непосредственно вмешиваться в процесс политического управления.

Последние называли себя «демократами».Они организовывались в так называемые «народные сходы» (Bürgerversammlungen), претендовавшие на роль законодательных органов местного самоуправления.

Первые же называли себя «либералами». С их точки зрения, властью от имени народа должна была обладать ответственная перед избирателями элита.

Какую форму власти предпочесть?

Этот вопрос парламент кантона, Большой Совет, должен был решить на своем заседании 13 января 1831 года.

В итоге было принято решение, согласно которому в кантоне создавался «гражданский комитет» (Bürgerausschuss), обладающий правом отвергать принятые парламентом законы в случае, если, с его точки зрения, эти законы в особенно грубой форме нарушали или попирали права граждан (volkswidrig sein).

Данное решение парламентарии приняли, прекрасно зная, что на улице стоит и внимательно следит за их работой вооруженный «дубьём и дрекольем» народ, который ни секунды не поколеблется и, в случае необходимости, тут же применит всё свое вооружение для обеспечения своих насущных политических интересов.

Именно это событие и вошло в историю Швейцарии под названием «Санкт-Галленское вето», и именно оно и стало прообразом и предтечей народных политических прав, образующих сегодня в Швейцарии основу прямой демократии.

Такого рода политическое «вето», подкрепленное увесистым аргументом народной дубины, стало первой формой конструктивного оппонирования парламенту и, в конечном итоге, методом ограничения его власти.

Другие кантоны ─ Берн, Базель, Вале, Люцерн, Шаффхаузен и Тургау ─ быстро ввели у себя похожие инструменты.

Референдум: прорыв в кантоне Во

Однако народные права в нынешней известной нам форме впервые пережили свое «боевое крещение» не в немецкой части страны, а по ту сторону «картофельного рва», в кантоне Во.

В 1845 году в этом франкоязычном регионе на побережье Женевского озера возникло низовое народное движение, направленное против присутствия в стране иезуитов.

Возглавили это движение так называемые «радикалы», черпавшие свое вдохновение в наследии Французской революции.

Они составили целый каталог политических требований, в центре которого стоял призыв о введении таких форм непосредственных политических народных прав, как референдум и народная законодательная инициатива.

Предлагалось, в частности, выносить на суд всего народа (точнее, лиц, обладающих правами избирателей) законопроекты, подписи под которым поставили по меньшей мере 8 тыс. человек. 

Исторический день пришелся на 10 августа 1845 года: именно тогда убедительным большинством водуазские избиратели одобрили требования радикалов.

Более того, кантону Во удалось даже качественно опередить немецкоязычные кантоны в плане реализации народных политических прав, поскольку произошло это здесь не за счет ограничения либеральных свобод в формате вышеупомянутого «вето».

Слишком свежа еще здесь в памяти была так называемая «гельветическая революция» 1798 года, произошедшая в результате вторжения войск Наполеона и привнесения на берега Лемана либерального и прогрессивного духа знаменитого «Кодекса Наполеона».

Именно тогда здесь под влиянием этого документа была вновь введена такая форма народного самоуправления, как «народный сход», который (и в этом состояла качественная разница) был освобожден от контроля со стороны знатных слоев общества.

В центре «схода» теперь стоял активный и ответственный гражданин. В 1845 году этот гражданин вновь был поставлен в центр всей политической системы кантона.

Между преемственностью и разрывом

Вопрос о том, откуда есть пошла в Швейцарии прямая демократия, дискутируется в современной Конфедерации с двух углов зрения, серьезно противоречащих и противостоящих друг другу.

С точки зрения известного цюрихского специалиста в области конституционного права Альфреда Кёльца (Alfred Kölz, 1944-2003), прямая демократия в стране является результатом революционного разрыва с ранее господствовавшими традициями политического управления.

По его мнению, в Швейцарии издавна существовали те или иные формы локального самоуправления, однако при этом в своей работе они не учитывали такого важного фактора, как необходимость обеспечить разделение властей. Ничего не говорили им и права человека и гражданина.

А вот немецкий историк Петер Бикле (Peter Blickle, 1938-2017), преподававший в Бернском Университете, напротив, выводит швейцарскую демократию из фактора непрерывной исторической преемственности и последовательной эволюции существовавших в стране форматов отправления власти.

По его мнению, демократия развивалась в Швейцарии на основе так называемого «коммунализма», то есть стихийного формирования локальных форм политической самоорганизации масс граждан (бюргеров), облеченных собственностью, а значит, и политической и гражданской ответственностью. При этом он в первую очередь имеет в виду существовавшие в тогдашней Конфедерации города-республики, а также традиции народных сходов (Landsgemeinde) в кантонах Центральной Швейцарии, сложившиеся уже к 14-му веку.

Пояснение

«Регенерация» — период с 1830 по 1848 годы, последовавший за эпохой «Реставрации», длившейся с 1815 по 1830 годы. 

Эпоха «Регенерации» характеризуется, в частности, нарастанием в кантонах низового, базового либерального народного движения в пользу «истинной демократии» и отменой остатков политических привилегий знати, вернувшихся во многих кантонах к власти в период после 1815 года.

Рольф же Грабер (Rolf Graber) в своей книге Demokratie und Revolte занимает очень любопытную срединную позицию.

По его мнению, швейцарские кантональные политики эпохи так называемой «Регенерации», с одной стороны, делали ставку на решительный разрыв с политическими традициями «Старой Конфедерации», существовавшей до 1798 года, однако использовали при этом при этом старые мифы о «добродетельных» и «свободных гельветах», призывая возродить («регенерировать») их дух и заветы на новом витке исторического развития.

Первые следы в 1760 году

Чтобы более отчетливо понимать характер и особенности процессов, приведших в Швейцарии к возникновению системы прямой демократии, необходимо отойти от истории «идей» и более подробно переписать, а фактически написать заново, историю низовых народных протестов в Швейцарии, с учетом того, что швейцарская демократия, в том числе прямая демократия, да и вообще демократия в любой стране (в том числе это относится и к странам постсоветского контекста) возникает не сама по себе и не дается в подарок.

«В борьбе обретешь ты право свое», – эта формула как нельзя лучше характеризует прошлое Швейцарии, и, скорее всего, эта же формула описывает ближайшее будущее очень многих других стран Европы, и не только её.

Что же касается Швейцарии, то первые примеры такой борьбы мы находим уже в 1760 году, то есть за 70 лет до знаменитого «Санкт-Галленского вето», за 90 лет до первого общешвейцарского референдума (1850 год, здесь можно ознакомиться со всеми референдумами и всеми народными законодательными инициативами, выносившимися на народные голосования в Швейцарии) и за 100 лет до начала процессов, приведших в 1874 году к т.н. «первому полному пересмотру» федеральной конституции, по итогам которого в Швейцарии как на кантональном, так на федеральном уровне были закреплены такие инструменты прямой демократии, как референдум и народная законодательная инициатива.

При этом Р. Грабер предлагает для лучшей ориентации использовать такое хронологическое понятие, как «переходное время» (Sattelzeit), введенное немецким историком Рейнхардом Козеллеком (Reinhart Koselleck, 1923 – 2006) и означающее переход от «раннего нового времени» (frühe Neuzeit) к эпохе «современности» (die Moderne), что соответствует примерно периоду с 1750 до 1850-1870 гг.

Мятежная молодежь – старый феномен

В рамках этого периода огромную роль в подготовке кардинальных политических перемен, произошедших в Швейцарии в конце 18-го века, сыграли низовые народные движения в формате молодежных волнений и цеховых конфликтов.

Старый режим в Швейцарии все в большей степени становился жертвой кризисных явлений, все большее количество регионов и социальных групп искали решение проблемы обеспечения своих прав и интересов в политической эмансипации.

В новой революционной оболочке возник и гендерный вопрос: сторонниками революционных преобразований были жены поденных рабочих, рыбаков и прочих трудовых элементов, а также неприкаянная молодежь.

Все эти движения, шедшие снизу, со стороны демократического базиса, являются для Р. Грабера ценнейшим вкладом в историю складывания современной швейцарской демократии.

При этом нельзя забывать и импульсы, исходившие от профессиональных революционеров, которые к началу истории унитарной швейцарской Гельветической республики (созданной Наполеоном и просуществовавшей с 1798 по 1803 годы) действовали, опираясь на опыт Французской революции. И именно они и были людьми, выступившими с пропагандой идеи народных прав, уловив и рационально оформив смутные чаяния бунтующих народных низовых классов.

В своей книге Рольф Грабер различает четыре формы протестов, применявшихся в Швейцарии.

Во-первых, это так называемый «легальный протест» в форме подачи челобитных властям.

Во-вторых, это «коммунальный протест» сельских общин против господства городов.

В-третьих, это «социально-культурный» протест, источником которого было, как правило, недовольство организованных крестьянских общественных групп, протестующих против «глухоты» знати и грозивших применить насилие, с тем чтобы обратить-таки на себя внимание тех, от кого зависели, как сейчас говорят, «рамочные условия ведения хозяйственной деятельности».

В-четвертых, наконец, речь идет о людях образованных, создававших «клубы» с целью изучения и пропаганды передовых на тот период идей и учений, проникнутых прежде всего идеями французского Просвещения, трактовавших вопросы, например, «общественного блага».

Применение всех этих видов протестов показало, что в Швейцарии наиболее отзывчивыми с точки зрения политической мобилизации были прежде всего сельские жители, не имевшие в данном статусе вообще никаких политических прав, а также жители городов, от этих прав отстраненные. Нередко организовывали и возглавляли такие протестные движения люди харизматического толка, пусть даже тогда этого термина, введенного в 20-м веке великим социологом Максом Вебером, еще не существовало.

Историческую и политическую легитимацию такие движения черпали из старых мифов о подвигах Вильгельма Телля и Арнольда Винкельрида, легендарного швейцарского борца за независимость, участника битвы при Земпахе 9 июля 1386 года, в ходе которой произошло сражение между швейцарским ополчением и войсками Габсбургов.

Идеи революционные и традиционные

Традиционная история демократии в Швейцарии исходит из нарратива, в центре которого стоит следующая схема: в период, непосредственно предшествовавший созданию в 1848 году современной либеральной Швейцарии, происходило сближение регионов, управлявшихся народными сходами, и регионов, в которых господствовала демократия репрезентативного характера.

Либеральные силы реформировали сходы/вече (Landsgemeinde), а радикально-демократические силы взяли тогда на «мушку» старые городские элиты.

Так в итоге и возникла де Швейцария, объединяющая элементы как прямой, так и репрезентативной демократии, сплавляющая воедино идеи революционных перемен с традиционными мифами о «свободных гельветах».

В своей книге Р. Грабер настаивает на необходимости обратить большее внимание на низовые народные мятежи и восстания, конфликты и социально-политические столкновения, которые, по его мнению, сыграли огромную роль в превращении Швейцарии «Старого режима» с его противоречиями между городом и деревней, господствующими и зависящими регионами, между властными слоями и группами, оттесненными от рычагов власти, к стране, опирающейся на идеалы гражданского общества, прав человека, верховенства закона и всеобщего избирательного права (пусть даже последнее окончательно восторжествовало в Конфедерации только в 1971 году).

Историк убедительно показывает, что, вопреки опасениям, народные движения не привели к господству охлоса, а почему?

Значение.

охлос— истор. (историческое) в Древней Греции — чернь, социальный слой населения, лишённого политических прав
Охлокра́тия (др.-греч. ὀχλοκρατία от ὄχλος «толпа» + κράτος «власть» — господство черни или толпы[2][3]) — вырожденная форма демократии, основанная на меняющихся прихотях толпы (охлоса), постоянно попадающей под влияние демагогов—политиков, где демагогия, тирания большинства и господство страсти преобладают над разумом.

Охлократия, исполненное деспотизма господство черни, противополагалась в греческих теориях политии или демократии, как извращённый её вид, характерна для переходных и кризисных периодов, переворотов (революций).

Потому что для участников этих движений политическое насилие было не самоцелью и не развлечением, а методом, позволяющим решить насущную проблему «политического лишенства», то есть отсутствия права вмешиваться и участвовать в управлении своей общиной, кантоном, городом.

Права же политического участия нужны были им не сами по себе, но в качестве еще одного инструмента, позволяющего улучшить собственное социальное положение.

Отстранение широких народных масс от рычагов власти и было в Швейцарии основной пружиной, приводившей в действие механизм социально-политической демократизации.

В итоге Р. Грабер делает очень важный вывод, который приложим не только к истории швейцарской демократии.

«Осознание своего политического и социального аутсайдерства становится источником возникновения потенциала политической эмансипации и дальнейшей политической динамики… Отстранение от рычагов власти становится исходным пунктом политического сопротивления и центральным импульсом, запускающим механизм демократизации… Все наши исследования показали, что политические требования людей предоставить им часть властных полномочий всегда связаны с мотивами социального и материального характера, подкрепляемыми и разогреваемыми надеждами на жизнь, достойную человека…».

*Rolf Graber: Demokratie und Revolten. Die Entstehung der direkten Demokratie in der Schweiz. Chronos Verlag, Zürich 2017.