УКРАИНА И БУДУЩЕЕ НАСТУПАТЕЛЬНЫХ МАНЕВРОВ

Примечание редактора: Это первая часть серии из двух частей, посвященной современным проблемам наступательного маневра на основе наблюдений за ходом войны в Украине и последствиям для армии США.

В течение нескольких месяцев комментарии об Украине были сосредоточены на тупике и перспективе того, что изменение технологий предвещает наступление эры доминирования обороны в войне.

Наступление России на Киев провалилось.

Наступление на Одессу остановилось далеко от черты города.

Наступление на востоке Украины застопорилось.

Долгожданное контрнаступление Украины на юге достигло ограниченного прогресса, а министр обороны Украины заявил, что у Украины нет материальных средств для крупномасштабного наступления. Весной и летом интенсивные бои практически не привели к значимым изменениям в территориальном контроле.

Многие восприняли эту картину как предвестник глубоких перемен в военном деле. С этой точки зрения, танки, пилотируемые самолеты, надводные военные корабли и массированные пехотные соединения теперь были просто большими, медленными мишенями для небольшого, дешевого, точного оружия.

Поскольку оружие становилось все более точным и смертоносным (говорится в приведенном аргументе), концентрированные формирования, действующие на открытой местности, стали неспособны продержаться достаточно долго, чтобы преодолеть позиции противника. Внезапность стала невозможной в условиях дальнего наблюдения с помощью беспилотников и бортовых радаров. Таким образом, прорыв стал недостижим, а развитие наступления стало бы невозможным, даже в случае успеха такого прорыва.

Многие утверждали, что в 21 веке такие виды широкомасштабных, решительных наступательных маневров, как немецкое завоевание Франции в 1940 году, Шестидневная война 1967 года или операция «Буря в пустыне» в 1991 году, ушли в прошлое.

Сейчас этот анализ выглядит преждевременным.

В результате сентябрьского контрнаступления Украины в Харькове менее чем за две недели было отвоевано более 6000 квадратных километров удерживаемой Россией территории.

За Харьковом последовали значительные украинские успехи на севере Херсона в начале октября и захват остальной части области к западу от Днепра в середине ноября.

Танки и другая бронетехника сыграли важную роль в обоих наступлениях, и дальнейшие успехи выглядят вполне вероятными. Такое внезапное изменение боевой судьбы подтолкнуло президента России Владимира Путина к политически рискованной частичной мобилизации.

Последние события, безусловно, кажутся несовместимыми с ожиданиями эпохальных перемен в технологически обусловленную эру оборонного доминирования.

Что же на самом деле происходит в Украине, и что означают эти результаты для будущего, а также для оборонного планирования в США и других странах?

Конечно, необходима сдержанность. И тупик летом, и прорывы осенью удивили многих, и в запасе могут быть еще сюрпризы. Используется много новых технологий, и обе стороны быстро учатся и адаптируются. Поэтому выводы, сделанные сейчас, в разгар боевых действий, всегда должны быть предварительными и ориентировочными.

Но восприятие все равно закладывается рано, поэтому аналитикам важно формировать его как можно точнее, даже пока события разворачиваются. И на данный момент лучшее понимание заключается в том, что наступательный маневр далеко не мертв.

На самом деле, видимые до сих пор модели гораздо больше похожи на прошлое, чем на какую-либо новую модель революционных преобразований. И, соответственно, политические рецепты, которые следуют из интерпретации трансформации, выглядят преждевременными — призывы к выводу танков из эксплуатации в пользу беспилотников или пересмотр военной доктрины, чтобы избежать наступательных действий, плохо согласуются с реальной картиной боевых действий, наблюдаемых на сегодняшний день в Украине.

Различия в применении сил

С самого начала войны эта модель включает в себя как успешное наступление, так и успешную оборону. Первоначальное вторжение России было выполнено плохо во многих отношениях, однако менее чем за месяц она захватила более 110 000 квадратных километров территории.

Киевское контрнаступление Украины отвоевало более 50 000 квадратных километров в марте и начале апреля. Затем боевые линии в основном стабилизировались, несмотря на сильное наступательное давление России в конце весны и летом до осенних контрнаступлений Украины.

Но если харьковское контрнаступление в сентябре быстро прорвало и вытеснило русских с большой части восточного театра военных действий за несколько дней, то херсонское контрнаступление Украины достигло лишь ограниченного прогресса в течение месяца, несмотря на значительные усилия и большие потери украинцев.

Эти вариации трудно соотнести с какой-либо технологически обусловленной эпохой. Все это — и прорывы, и тупики — происходило на фоне небольшого, дешевого и точного оружия 21 века.

Танки сыграли заметную роль как в прорывах, так и в тупиках.

Реальная разница, по-видимому, заключалась в значительных различиях в применении сил на тактическом и оперативном уровне в сочетании с массовой мобилизацией украинских резервистов, лишь немногие из которых были вооружены высокоточным оружием.

Оборона, которая изначально была недостаточно укомплектована (на северном фронте Украины) и неглубокой и неподготовленной (на южном фронте Украины), позволила быстро продвинуться вперед. Русские, которые изначально пожертвовали безопасностью ради скорости, двигались в колоннах без поддержки по дорогам, которые опережали их логистику и несли тяжелые потери, которые затем сделали их уязвимыми для контратаки против их растянутых позиций.

И наоборот, глубокие и хорошо подготовленные оборонительные сооружения, такие как позиции Украины на востоке, были гораздо менее уязвимы и могли быть оттеснены только теми, кто наступал осторожно и с мощной огневой поддержкой. Поскольку украинская мобилизация создала достаточно большую армию, чтобы заполнить бреши и составить значимый резерв, малочисленные российские силы вторжения были вынуждены принять оборонительные позиции в Херсоне и Харькове и сделать выбор в распределении недостаточных сил.

Они предпочли защищать глубокие, подготовленные позиции в Херсоне своими лучшими подразделениями и принять риск в Харькове с более слабой, неподкрепленной обороной, укомплектованной менее качественными подразделениями, продолжая медленное наступление на истощение в направлении Бахмута.

Это привело к медленному продвижению русских под Бахмутом и в начальном украинском наступлении под Херсоном, но к прорыву и быстрому продвижению украинцев под Харьковом.

Уязвимость российской логистики на западном берегу Днепра в Херсоне способствовала украинскому продвижению в начале октября и падению города Херсона в ноябре.

Но на протяжении всего времени ни одной из сторон не удавалось быстро продвинуться вперед или осуществить чистые прорывы против глубокой, подготовленной, хорошо мотивированной обороны, поддерживаемой значительными резервами и надежными линиями снабжения.

Напротив, обе стороны смогли гораздо быстрее продвинуться против неглубокой обороны без значительных резервов за спиной, и особенно в тех случаях, когда обороняющимся не хватало приверженности делу, за которое они сражались, и когда линии снабжения не могли быть сохранены.

Повторение уроков из истории сухопутных войн

Это не должно удивлять. Фактически, в этом заключена современная история сухопутной войны. По крайней мере, с 1917 года было очень трудно прорвать правильно снабжаемую оборону, расположенную в глубине, поддерживаемую оперативными резервами и подготовленную передовыми позициями, укрытыми и замаскированными (особенно при отсутствии превосходства в воздухе). Эта комбинация обеспечила великий окопный тупик на Западном фронте в Первой мировой войне.

Но эта модель сохранилась и после этого.

В народном воображении Вторая мировая война заменила окопный тупик войной маневров. Но наступления в середине и конце войны против правильно подготовленной обороны обычно приводили к результатам, которые меньше походили на блицкриг и больше на медленное, дорогостоящее, мучительное продвижение в ходе наступления «Ста дней» 1918 года.

Концентрированные, тяжелые бронетанковые атаки на линии Марет в 1943 году, Курск в 1943 году, операции «Эпсом», «Гудвуд» и «Маркет-Гарден»  в 1944 году, «линия Зигфрида» в 1944 году, Готская линия в 1944-45 годах — все они не привели к быстрым прорывам и превратились в лучшем случае в медленные, методичные провалы, а в худшем — в «смертельные прогулки бронетанковых дивизий» (как охарактеризовал Гудвуд историк Александр Макки).

Эта картина не закончилась и в 1945 году.

Иракские бронетанковые наступления завязли против даже умеренно глубокой иранской обороны в Хоррамшахре и Абадане в 1980-81 годах, а иранские наступления не смогли прорвать подготовленную иракскую оборону на глубину в Басре в 1987 году.

Совсем недавно, в 1999 году, в битве при Цороне между Эфиопией и Эритреей, во время вторжения Израиля в Южный Ливан в 2006 году и во время вторжения Грузии в Южную Осетию в 2008 году, наблюдалась схожая картина, когда механизированные наступательные операции медленно продвигались вперед, когда они сталкивались с глубокой, подготовленной обороной.

Конечно, с 1917 года были и драматические наступательные успехи.

Немецкое вторжение во Францию в 1940 году за месяц выбило французов из Второй мировой войны.

Немецкое вторжение в Советский Союз в 1941 году уничтожило более 100 советских дивизий и продвинулось до ворот Москвы за один сезон.

Операция «Кобра» в 1944 году прорвала немецкие линии и за месяц отвоевала большую часть метрополии.

Израильское вторжение на Синайский полуостров в 1967 году завершилось всего за шесть дней.

Американское контрнаступление в ходе операции «Буря в пустыне» в 1991 году вытеснило иракцев из Кувейта за 100 часов наземных боев.

Азербайджанское наступление в Нагорном Карабахе в 2020 году вытеснило армян из долины реки Арас менее чем за два месяца.

Применение сил и результаты боевых действий

Но эта закономерность не свидетельствует о каком-то эпохальном переходе от доминирования обороны в Первой мировой войне к доминированию нападения во Второй мировой войне и после нее к какой-то новой эре обороны, наступающей в 21 веке.

Напротив, как я утверждаю в своей книге «Военная мощь: объяснение победы и поражения в современном бою», реальностью войны, по крайней мере, с 1917 года является постоянная сильная взаимосвязь между применением сил (тактикой и оперативными методами, принятыми воюющими сторонами) и результатами боевых действий перед лицом все более смертоносной огневой мощи.

Там, где оборона была глубокой, поддерживалась оперативными резервами и была хорошо подготовлена на фронте, быстрый успех блицкрига был практически невозможен на протяжении более чем столетия меняющихся технологий.

Хорошо обученные, грамотно действующие атакующие с численным превосходством могут отвоевать позиции у такой обороны, но медленно и с большими потерями. Чистые прорывы с последующей эксплуатацией и решительным завоеванием крупных театров военных действий долгое время требовали покладистого противника — то есть обороняющегося, которому не хватает глубины, который не имеет значимых резервов, не обеспечивает прикрытия и укрытия на фронте, и, зачастую, у его войск отсутствует мотивация к упорной борьбе при защите этих позиций.

За последнее столетие обороняющиеся и атакующие сильно различались в своей способности применять эти методы. Глубокая эластичная оборона сложна и трудно управляема. А те виды общевойсковых методов, которые необходимы для того, чтобы добиться даже незначительных успехов в борьбе с ними, по меньшей мере, так же трудно реализовать в полевых условиях, особенно там, где воздушные и наземные силы должны тесно взаимодействовать.

Таким образом, часто лучшим единственным предсказателем исхода реальных боевых действий является баланс навыков и мотивации обеих сторон.

Там, где обе стороны могут справиться со сложностью современной войны и в полной мере использовать свои материальные средства, результатом часто становятся медленные, изнурительные бои на истощение, которые больше похожи на 1918 год, чем на 1940 или 1967 год.

Но там, где защитники, в частности, не обладают навыками или мотивацией, чтобы овладеть сложной современной войной, и представляют неглубокую, передовую, плохо подготовленную или слабо мотивированную оборону, тогда проницательные, хорошо подготовленные нападающие могут использовать недостатки защитников и одерживать молниеносные победы — будь то в 1940 году, в 1967 году или в 1991 году.

Контуры боевых действий в Украине пока не дают оснований ожидать грядущей трансформации этой модели.

Быстрые ранние наземные успехи против неглубокой, передовой обороны с последующими успешными контратаками против перенапряженных атакующих гораздо больше похожи на прошлое, чем отличаются от него — равно как и последующее наступательное разочарование против более глубокой, лучше подготовленной обороны не является радикальным отходом от исторического опыта.

Конечно, в Украине есть целый ряд новой техники, от беспилотников до противотанковых управляемых ракет, зенитных ракет большой дальности и многого другого. Но каждая война приносит новое оборудование.

И в большинстве войн звучат заявления о том, что это новое оборудование революционизирует военные действия, радикально изменяя их в пользу нападающих или защитников — безусловно, это было главной особенностью дебатов после арабо-израильской войны 1973 года, войны в Персидском заливе 1991 года, вторжения в Афганистан 2001 года или войны в Нагорном Карабахе 2020 года.

Для Украины до сих пор ни боевые действия, ни дебаты по поводу боевых действий не представляли собой радикального отклонения от этих тенденций.

Да здравствует наступательный маневр

Что же это означает для американских вооруженных сил в будущем? Часть II данной серии статей рассматривает этот вопрос более подробно, но сначала стоит выделить несколько общих, предварительных уроков.

Во-первых, наступательный маневр, очевидно, еще далеко не умер. Даже перед лицом современного оружия прорыв все еще возможен, и особенно в тех случаях, когда продуманные наступательные операции на внутренних линиях ставят дилеммы перед тонкой растянутой обороной, как это было с середины лета у русских в Херсоне и Харькове.

Эти наступления были бы еще более успешными при улучшении подготовки и оснащения украинских войск, но способность Украины добиться успеха даже с тем, что у них есть, является мощной демонстрацией того, что наступательный маневр не стал невозможным без новых технологий.

Во-вторых, хотя наступательный прорыв все еще возможен при соответствующих условиях, его по-прежнему очень трудно осуществить против глубоко эшелонированной, подготовленной обороны с достаточным снабжением и оперативными резервами в тылу. Это не новая особенность новых технологий — это неизменное следствие смертоносности постоянно развивающегося оружия после 1900 года, что неоднократно наблюдалось на протяжении более чем столетия боевого опыта.

Открытая оборона становится все более уязвимой для дальнобойного оружия и сенсоров, но укрытые и скрытые позиции остаются очень устойчивыми к высокоточному поражению. Неглубокая передовая оборона может быть прорвана хорошо организованными комбинированными атаками, но глубокая оборона со значительными резервами за ней по-прежнему представляет собой гораздо более сложную проблему для атакующих.

Растянутые позиции без надежных линий снабжения могут быть подавлены, но консолидированные позиции с надежной материально-технической поддержкой все еще гораздо труднее и дороже прорвать.

В-третьих, ни неглубокая, уязвимая оборона, ни глубокая, прочная оборона не являются универсальными характеристиками современной войны. И то, и другое регулярно случается с 1900 года, и то, и другое, в разное время и в разных местах, происходило в Украине с февраля.

А это, в свою очередь, ставит под сомнение целесообразность перестройки современных вооруженных сил на основе предположения, что новые технологии сделали эффективный наступательный маневр либо невозможным, либо доступным по требованию.

Успешное наступление долгое время было очень трудным, и обычно оно требовало как тщательной подготовки, так и попустительства со стороны обороняющегося. Но оно обеспечивает решающие результаты, когда условия позволяют это сделать, и такие условия повторяются достаточно часто, чтобы предположить, что его требования стоит удовлетворить.

22/11/2022

Автор: Стивен Биддл 

Источник: War On The Rocks

Стивен Биддл — профессор международных и общественных отношений Колумбийского университета и адъюнкт-старший научный сотрудник по оборонной политике Совета по международным отношениям.

Last Updated on 23.11.2022 by iskova