Искусство синхронного перевода в многоязычном швейцарском парламенте

Как работает парламент в стране с тремя официальными языками? 

Четыре раза в год парламентарии, говорящие на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках, собираются в Берне на очередную парламентскую сессию.

Как они находят общий язык?

Как признаётся один из официальных переводчиков-синхронистов, обеспечить нахождение такого языка довольно сложно, ведь нужно, чтобы каждый депутат досконально понимал, что происходит. Труд переводчика сопряжен со значительным стрессом, но без него никак. 

«Когда я переводил в парламенте в первый раз, я страшно нервничал!» — рассказывает Ханс Мартин Йориманн (Hans Martin JörimannВнешняя ссылка), сидя в своей будке с видом на зал заседаний Национального совета Швейцарии, большой палаты парламента. «Меня ошеломили не столько речи, которые произносили депутаты, сколько контекст и специфический профессиональный жаргон. У меня ушло много времени, чтобы продраться через эти дебри специальных терминов. Но, как только ты это сделаешь, можно сосредоточиться на том, кто говорит и что. Как только ты поймёшь, как всё работает, становится гораздо легче».

Журналист Швейцарского международного радио SWI swissinfo.ch встретился с ним на его рабочем месте, в бернском Бундесхаузе, дворце, в котором расположены обе палаты парламента, большая и малая, и правительство. «Синхронит» он уже 14 лет подряд, переводя ораторов с французского на итальянский язык. «Очень при этом, как ни странно, помогает визуальный контакт», — говорит он на безупречном английском. 

«Сидя в будке переводчика без экрана или окна, можно, конечно, перевести то, что говорят депутаты, но в нашем парламенте они говорят не только словами, но еще и руками. А ещё у нас есть люди, которые постоянно перебивают выступающих и любят задавать вопросы с места. И при визуальном контакте тебе просто лучше видно, кто сейчас собирается задать вопрос». А этих «птиц-говорунов» тоже нужно переводить? 

«Обычно мы их не слышим, поскольку микрофоны есть только на трибуне, но, когда их слышно, мы переводим и их!»

В зале заседаний большой палаты парламента установлены сразу три будки для переводчиков-синхронистов, откуда прекрасно видно весь зал.

В одной из них идет перевод на немецкий язык, во второй — на французский и в третьей — на итальянский.

На ретороманский перевода нет. В каждой из будок работает по три переводчика, сменяющих друг друга каждые 45 минут.

Однако большинство депутатов выступает по-прежнему либо на литературном немецком (на диалекте с трибуны не говорят, потому что стенограмму все равно ведут на литературных языках) или на французском языках, а итальянский является родным языком лишь для нескольких (менее десяти) из 200 членов Палаты.

Так что на итальянский приходится переводить почти всё.

Соответственно, переводчикам на этот язык приходится работать значительно больше, и, чтобы справиться с таким потоком работы, они переводят более короткими сменами — по 30 минут.

Три официальных языка

Хотя в бельгийском парламенте синхронный перевод (когда переводчик слушает и говорит одновременно) был введён ещё в 1936 году, настоящий день рождения этого искусства — 20 ноября 1945 года. Это дата начала Нюрнбергского процесса.

Считается, что без передовой технологии, предоставленной компанией IBM и позволившей переводить синхронно на немецкий, английский, французский и русский языки, судебный процесс над нацистским руководством мог бы продлиться долгие годы вместо 11 месяцев.

Первая попытка синхронного перевода в швейцарском парламенте была сделана в 1946 году, кстати, на всех четырёх национальных языках, но через год было принято решение, что рабочих языков (на которые будут переводиться речи или тексты) останется три: все, кроме ретороманского.

В итоге синхронный перевод на немецком и французском языках был введён в Большой палате парламента Национальном совета только в начале 1948 года.

Из соображений экономии итальянский язык стал рабочим языком парламента лишь в 2004 году.

Сегодня синхронисты работают только в Национальном совете и только на тех заседаниях, когда к депутатам большой палаты присоединяются 46 сенаторов из малой палаты Совета кантонов, чтобы сформировать Федеральное собрание, например для выборов состава кабинета министров. Посетители гостевой галереи также могут воспользоваться наушниками и следить за дебатами в прямом эфире на каком-то из трёх официальных языков на вебсайте парламентаВнешняя ссылка.

В малой палате синхронного перевода не ведётся. В пресс-релизе парламента от 2014 года отмечается, что «члены [Совета кантонов] неоднократно отклоняли предложения обеспечить им переводчиков, поскольку граждане ожидают, что сенаторы изначально, по умолчанию, способны понимать дебаты по крайней мере на своем родном и на каком-то втором официальном языке». 

Преодолевая барьеры

Работа парламентских комитетов и комиссий также ведётся без синхронного перевода, поскольку в 2007 году парламент заявил, что «Швейцария родилась из общей воли иметь одну и ту же судьбу для всех. У каждого депутата федерального парламента есть поэтому чётко сформулированная обязанность понимать язык, культуру и точку зрения других людей независимо от их происхождения. Это предполагает, что все парламентарии в личных дискуссиях в состоянии преодолеть имеющиеся языковые барьеры».

Итак, сколько же парламентариев на самом деле используют услуги переводчиков?

«Количество депутатов, сидящих в зале во время обычных дебатов, не особенно-то впечатляет. Сейчас там заседает, может быть, где-то треть членов Палаты, и время от времени кто-то из них надевает наушники. Но есть и те, кто использует их постоянно, — говорит Ханс Мартин Йориманн. — Возможно также, что парламентарии не надевают наушников из-за гордыни, мол, вот я какой, все понимаю, но, скорее всего, им просто уже незачем чего-то слушать, потому что позиция фракции относительно темы дебатов или голосования уже была сформирована заранее на уровне комитетов».

Все девять парламентских синхронистов — фрилансеры, работающие по договору 55 дней в году, во время заседаний всего Федерального собрания. Хотя каждый из них переводит «лишь» пять часов в день, все равно каждому требуется серьёзная подготовительная работа. «Ты не прекращаешь готовиться к каждому переводу, даже спустя годы работы. Каждые дебаты — это новые дебаты, выдвигаются новые инициативы, используются новые понятия. Если же говорить о процедурной части, то тут да, есть определённая степень рутины. Но пункты повестки дня всегда новые», — рассказывает Ханс Мартин Йориманн.

«Лично мне нравится внешняя политика, меня интересует, что происходит, например, между Швейцарией и ЕС. Окружающая среда — это сложная область, поскольку часто речь идёт о защите конкретных видов, и приходится изучать списки исчезающих насекомых и тому подобное. Я бы не сказал, что меня это не интересует, но порой просто приходится заставлять себя интересоваться всеми этими темами». Синхронисты и публика могут пользоваться парламентским банком данных TERMDATВ, содержащим около 400 тыс. терминов из профессионального юридического и управленческого жаргона на всех четырёх национальных языках Швейцарии и на английском языке.

Трудности перевода, или Компьютер нас похоронит?

Синхронный перевод, конечно, не для слабонервных.

«Это один из самых изнурительных видов деятельности для человеческого мозга», — указал в своей известной книге Is That A Fish in Your Ear («У вас что, в ушах бананы?») знаменитый переводчик Дэвид Беллос (David Bellos). Уровень стресса синхронистов многие сравнивают с психологическими перегрузками авиадиспетчеров. «Конечно, моя работа может быть психологически очень напряжённой, — признаётся Ханс Мартин Йориманн. — Но обычно в перерывах мы идём просто выпить чашечку кофе. Если погода хорошая, можно выйти на улицу и просто посидеть на свежем воздухе. Но иногда мы остаёмся в будке, если нам интересно, что происходит, или если начинается важное голосование».

Что же самое сложное в работе? Ханс Мартин Йориманн говорит, что это те моменты, когда выступающий решает пошутить. «Шутки — это не смешно. Их обычно невозможно перевести. Приходится перефразировать, но тогда, естественно, теряется весь юмор, — говорит он. — Ещё мы не любим, когда люди используют цитаты. Вчера один политик процитировал басню французского поэта Лафонтена. Если вы не гений, или не знаете такие вещи наизусть, или не можете со скоростью света найти нужный отрывок в интернете, вам приходится говорить что-то типа: «Господин Икс цитирует басню».

В ответ на просьбу назвать золотое правило синхронного перевода Ханс Мартин Йориманн говорит, что личность переводчика всегда должна отступать на шаг назад.

«Не стоит добавлять свои личные взгляды и эмоции и искажать оригинальную версию». Это не всегда возможно.

Дэвид Беллос в своей книге рассказывает, что на Нюрнбергском процессе «переводчик не раз плакал, слыша показания Рудольфа Хёсса, заместителя главного инспектора концентрационных лагерей в Главном административно-хозяйственном управлении СС».

А можно вспомнить и великого переводчика Виктора Суходрева, который переводил на высшем уровне для Н. С. Хрущева. У него одной из любимых фраз была, как известно, фраза «мы вас похороним» («we will bury you»).

Как рассказывает переводчик, её «кто-то до сих пор на русский переводит как “мы вас закопаем”, что более зримо физически, а значит, хуже.

Когда Хрущев первый раз произнес это в Москве на одном приеме, был шум в западной печати: мол, социализм убьет и похоронит капитализм. Хрущев объяснял, что это вовсе не так: просто капитализм отомрет, а социализм похоронит усопшего».

А знаменитая «кузькина мать»?

Этот вопрос решил сам Хрущев.

Рассказывает В. Суходрев: «Я уже начинаю переводить, как вдруг Хрущев меня перебивает: “Когда я с Никсоном на выставке был, вы это неправильно перевели. А это же очень просто – мы вам покажем такое, чего вы никогда не видели”. Я на секунду замер: ни в одном словаре этого выражения в таком толковании я не видел. Короче, “мы вас догоним и перегоним, и мы вам еще покажем такое, чего вы никогда не видели”». 

Но что же в будущем?

Придут ли на смену синхронистам компьютеры?

 Программы переводов совершенствуются с каждым годом, а технологии распознавания речи продвинулись уже пугающе далеко. Беспокоит ли это Ханса Мартина Йориманна?

«В какой-то степени да. Большинство переводчиков следит за тем, что происходит, и думает: „Да ладно! Ещё лет 20 пройдёт, прежде чем компьютеры смогут нас заменить“. Может быть, это и так. Но, честно говоря, я не знаю, что произойдет раньше: или английский язык станет лингва франка (что в любом случае будет означать, что мы, переводчики, окажемся лишними), или же компьютерные технологии разовьются настолько, что они и в самом деле смогут нас полностью заменить», — говорит он.

Вопросы языкознания

В Швейцарии различают «национальные языки» (Landessprache) и «официальные языки» (Amtssprache).

• В первом случае акцент делается на языке как на факторе культурном и фольклорном, а потому к числу «национальных языков» относятся немецкий, французский, итальянский и ретороманский.

• Во втором случае смысловой акцент приходится на язык как инструмент делопроизводства и бюрократии.

Поэтому к официальным языкам относятся только немецкий, французский, итальянский.

Именно на этих языках идут дебаты в федеральном парламенте и только с этих и на эти языки переводится, например, всё федеральное законодательство.