Источник: РегионЭксперт,2016 г.

Российская власть любит обвинять другие страны в «русофобии».

 В действительности же самой русофобской является диктатура московского Кремля, которая не позволяет свободно развиваться всем русским регионам.

Идея о том, что Россия – это не «просто страна», а целая уникальная цивилизация, есть основа российского фундаментализма во всех его видах. Но странным образом, большинство адептов этой концепции не понимают ее смысла и пытаются впихнуть ее в государственно-национальный шаблон.

Однако если русские – это не «национальность», а особая цивилизация, то и Россия есть единство более высокого ранга, чем государство-нация. Значит, она по статусу сопоставима не со страной, типа Германии и Франции, а с континентом – со всей Европой как целым, или со всем Исламом, со всей Античной цивилизацией.

Цивилизации, в отличие от наций, по своему устройству многополярны, и эти полюса связаны друг с другом сложной системой горизонтальных связей, помимо какого-то единого центра – которого, кстати, может и не быть вовсе. Ну какую страну можно назвать «центром» англосаксонской, испанской или арабской цивилизаций? Важнейшая особенность цивилизации – внутреннее многообразие, которая собственно и делает ее чем-то более масштабным, чем государство-нация. В этом многообразии цивилизация черпает свою силу, и именно оно составляет ее главный адаптивный ресурс. Когда один из центров цивилизации терпит поражение, на его место приходит другой, с новой версией цивилизационного проекта.

Московские идеологи любят говорить о многополярности «в мировом масштабе», но как только речь заходит о России, наступает молчание. Зная о том, что многополярность – необходимый атрибут цивилизации, им приходится изощряться.

Например, они объявляют цивилизацией всю Россию как географическое понятие, включая множество малых народов, которые живут на этой территории. Формально все в порядке: в Европе четыре десятка коренных народов, а у нас – больше сотни, – да это не цивилизация, а целая планета! И вот уже все самостоятельные культуры, и даже целые цивилизации, исторически оказавшиеся в поле влияния русской, выдаются за ее собственные системные полюса. Для большей убедительности моделируется концепция «России-Евразии», где собственно русская культура сжимается до единичного атома, наряду с другими такими же. Так счастливо избегается вопрос о колоссальном потенциале разнообразия, который скрыт в этом «неделимом атоме».

Здесь не место обсуждать историю евразийской доктрины, кем и для какой цели она была создана, – важно то, во что она превратилась сегодня. Кремлевское евразийство – это попытка создать такие весы, на которых стая мышей могла бы уравновесить слона, чтобы заставить его почувствовать себя мышью. Прицел этой концепции – отнюдь не уважение к культурам малых народов России, а стремление подыскать русским такую общность, в рамках которой они были бы «всего лишь национальностью», однородной массой, от имени которой могла бы «говорить и показывать Москва».

«Потерянное многообразие» российской цивилизации они хотят списать на этнические меньшинства, и ими же ограничить поле культурной инаковости, оставив 70 регионов с преобладанием русского населения в роли культурных колоний Москвы.

С одной стороны, декларируется, что Россия – страна многих народов и множества разнообразных культур. Но с другой стороны, право на разнообразие жестко ограничено этническим принципом и не распространяется на 90 процентов населения. Несколько тысяч эвенков имеют право на собственную культурную идентичность – и это замечательно. Но почему полтора миллиона жителей Рязанской области такого права не имеют? Потому что бог дал им несчастье родиться русскими? История Рязани, как и многих других русских земель, уходит корнями в такую древность, где не было еще ни Москвы, ни России. Почему же рязанцы сами не могут говорить от своего имени, не могут влиять на общенациональный консенсус, не могут занять в нем свою собственную, уникальную, узнаваемую нишу? Куда подевались Новгород, Псков, Тверь, Ростов, Нижний, – великие, славные и непохожие один на другой центры русской земли, почему на их месте – серая обезличенная равнина? Право на существование имеет только один вариант  «русскости» – тот, который все получают из Москвы.

Вопрос, которого одинаково избегают как московские западники, так и московские евразийцы: если Россия по своему потенциалу – цивилизация, то не должна ли она быть внутри себя не менее сложной и многополярной, чем любая из известных цивилизаций? Из логики этой концепции следует, что любой русский регион способен по уровню своеобразия, уникальности, по своему самосознанию дойти до уровня стран и регионов Европы. Любой может обрести собственное лицо и собственный голос.

Вместо одной русской культуры и стиля жизни, могла бы существовать мощная и сложная система из 70 русских культур, столь же богатых и уникальных, из 70 русских национальных образов жизни, 70 русских идентичностей.

В силу исторических условий, цивилизация свернулась в нацию и один вариант русского подавил все остальные варианты. Некоторые из них – скажем, северорусский, или новгородский, сопротивлялись дольше других и оставили в истории значительный след. О Новгороде, из-за его прямых связей с Европой, мы еще что-то знаем, о других регионах – почти ничего. Уже в послепетровское время власти провели несколько масштабных «зачисток» в региональных архивах, с целью уничтожить все, что не укладывается в официальную версию русской истории.

Альтернативные модели русского прервали свое развитие не потому, что качественно уступают московскому, а в силу тогдашней военно-политической конъюнктуры. Все эти самобытные Руси – Новгородская Русь, Псковская Русь, Рязанская Русь, Тверская Русь, Северская Русь и т.д. – «свернулись» и обезличились не сами собой, а только после многочисленных военных погромов, опустошений, систематического геноцида, перемещения элиты, крепостного рабства. Наконец, после целенаправленного уничтожения религиозного, исторического и культурного наследия немосковской ориентации, проводившегося с XVI по XX век. С той же Рязанью Москва воевала несколько столетий, – дольше и кровопролитнее, чем с Чечней, – и опустошала эту землю сильнее, чем татары. Новгород был разгромлен как вражеская столица. Северская земля была укрощена во время Смуты. В Поволжье и на Урале кровавую баню устроили уже при Романовых, в ходе подавления восстаний Разина и Пугачева.

Унифицированная одинаковость России от Балтики до Тихого океана – это ни в коем случае не «естественный продукт русской души», а следствие весьма жестокой многосотлетней политики центральных властей. Новгород, Киев, Владимир, Рязань, Тверь, Смоленск и другие древнерусские города имели свои собственные иконописные и летописные традиции, языковые диалекты, особое искусство и фольклор – все это быстрыми темпами вело к возникновению России как континента, по многообразию даже превосходящего европейский. Вместо этого железом и кровью была создана унитарная система, нивелирующая все различия.

Московские конкистадоры пронеслись по русскому миру со свистом и гиканьем, вытаптывая все на своем пути, как испанцы в Америке. Это оправдывают необходимостью объединения перед лицом общих врагов. Но нужны ли такие «защитники», которые для своих страшнее, чем враги? Шведы, захватившие Новгород через полвека после Грозного, вели себя там гораздо приличнее, чем москвичи – не жгли, не насиловали, не пытали, не топили в Волхове мирных граждан. Возможно, без «объединения по-московски» внешние враги могли бы поработить Россию. Но само это «воссоединение» закончилось обращением в рабство основной массы русского населения, которая на много столетий попала под более жестокое иго, чем при татарах. А финал этой истории у нас перед глазами: вместо многополярной, богатой возможностями системы мы имеем однородное обезличенное пространство, потерявшее волю к жизни и неуклонно деградирующее. Которое молча проглотило и кремлевские решения о ликвидации выборности своей власти.

Возвращение русской цивилизации утраченных возможностей – соблазн, способный пробудить волю к жизни. Вместо одного полюса – 70 новых. Адепты Московии задают удивленный вопрос: «А зачем нам нужно еще 70 русских проектов, 70 новых русских культур? Разве недостаточно нынешнего музея восковых фигур?» В этом вопросе выдает себя воля к смерти: а с точки зрения жизни рождение нового, усложнение, разнообразие – абсолютное благо. Для нормального сознания бытие – лучше, чем небытие. Фактически, этот вопрос звучит так:

Зачем вам, суверенным регионам, быть вообще? Ваша роль – поставлять нам ресурсы и свежую кровь. В качестве полноценных субъектов истории вас не нужно, вы нам будете мешать, вы отодвинете нас в сторону.

Чтобы вернуть себе человеческое достоинство, русские, живущие в различных регионах, должны обрести собственное лицо и построить там, где они живут, полноценную жизненную среду. В каждом регионе это будут делать по-своему. Такой проект способен породить множество новых сфер приложения жизненной энергии, индивидуальных и командно-корпоративных.