В ней намек: почему запретили «Сказку» Сокурова

Новый фильм Александра Сокурова «Сказка» получил лучшую из возможных реклам в России – его запретили.

Сначала не дали показать на фестивале «КАРОАрт», а после не выдали прокатную лицензию.

Для часового артхауса – это, как ни странно, огромный успех, который дает ему шанс выйти на по-настоящему широкую аудиторию.

Понять, что так возмутило цензоров в фильме, легко.

Не сюжет (его практически нет), не актеры (их нет тоже) – а единственный простой факт.

Из четырех главных действующих лиц в фильме двое – Сталин и Гитлер.

И они не просто сопоставлены, а абсолютно равновесны.

Невнятны, бормочущи, абстрактны – но не отличаются друг от друга. А это в России – уголовная статья, сравнивать СССР и гитлеровскую Германию нельзя.

Сажать Сокурова нельзя тоже, поэтому было принято соломоново решение (так, как его понимают путинские чиновники): распилить ребенка. Ни нашим, ни вашим.

Фильм не показывать, режиссера не сажать, как-никак, уважаемый человек, входит в СПЧ. 

При этом сама лента (хотя и в скверном качестве) в интернете уже есть. Так мы ее и посмотрели.

Для начала – о технической стороне дела. Хотя актеры и указаны в титрах, в фильме они участия – в том смысле, который мы привыкли вкладывать в понятие «актер», – не принимали. Сокуров взял архивные съемки Сталина, Гитлера, Муссолини и Черчилля, вырезал их фигуры и «заставил» говорить другие слова. Актеры нужны были для озвучки и для наложения их мимики на лица исторических фигур. Нейросети творят чудеса, а диктаторы и Черчилль стоят в этаком предбаннике у врат рая (если это, конечно, рай) в своем вялом посмертии.

Локаций в фильме всего две – это тот самый предбанник у врат и белая уступчатая скала, из которой вырастает трибуна Мавзолея. С последней диктаторы обращаются к морю теней: овеществленной метафоре человеческого моря. В нем мерцают и растворяются отдельные фигуры, то ликующие, то угрожающие, – а само море тщетно бьется о подножие скалы.

При минимализме образов фильма существующие настолько абстрактны, что каждый зритель может трактовать их в меру своей испорченности, то есть начитанности или насмотренности. Захочет – вспомнит тютчевские «Море и утес». Захочет – разглядит архитектуру итальянского футуризма, сможет увидеть и отсылку к «Острову мертвых» Беклина, «предбанник» (не пора ли назвать его Лимбом?) отошлет и к офортам Пиранези, и к руинам римских дворцов (не зря Черчиллю постоянно задают вопрос о бомбежке Вечного города).

А пересекутся две локации за счет образа своего рода «адской печи», у которой в Лимбе греются герои. А лава в ней подозрительно напоминает то самое человеческое море (отсылка к сокуровскому же «Молоху»?).

Другое дело, что, как и во всяком уважающем себя артхаусе, демонстрация этих образов чрезвычайно затянута. И они, и реплики героев, и даже сами герои постоянно повторяются, отражаются друг в друге. На экране одновременно появляются несколько Гитлеров, Сталиных и т.д., они постоянно повторяют одни и те же реплики, ходят туда-сюда по одним и тем же пейзажам. И даже самый недогадливый зритель за время фильма успеет придумать много трактовок всех этих образов.

Сам Сокуров говорит, что реплики героев – никак не связанные в цельные диалоги – он взял из их реальных разговоров: и о том, почему Гитлер не женился на Еве Браун, и о том, что Сталин – еврей, и невнятные фразы про большевиков… Обломки и фрагменты политических дискуссий перемешаны с бытовыми деталями и произносятся на оригинальных языках: грузинском, итальянском, немецком и английском.

Можно гадать, предполагал ли режиссер отсылки, например, к повести Достоевского «Бобок», где покойники в могилах, медленно разлагаясь и теряя остатки смысла, скандалят друг с другом, а над всем этим звучит словечко «бобок» – из могилы, где покойник уже почти перешел в категорию трупа.

Хотя сам жанр посмертных бесед в тягостном ожидании существует и помимо Достоевского – это и «За закрытыми дверями» Сартра, и недавние, отдадим долг кинематографу, «Быстрее, чем кролики» «Квартета И», и многие другие фильмы и тексты со сходным приемом.

Однако этот прием Сокуров, конечно же, подчинил своей манере – которая непривычному к артхаусу зрителю вряд ли покажется удачной.

Намеренное затягивание ленты и повторение ее образов создает тягостный монотонный ритм, который иногда внезапно разбивается какими-то откровенно детскими шалостями.

То Черчилль по допотопному мобильному телефону обращается к королеве, то Гитлер сидит на горшке, а другие герои гуляют мимо унитаза.

Такая карнавализация действия, с одной стороны, понятна, а с другой, заставляет задаться вопросом, а так ли уж нужно искать глубинные смыслы, ведь Гитлер на горшке – это именно и только Гитлер на горшке. Волнующееся человеческое море под ним в этот момент становится лобовой метафорой отношения диктаторов к своим народам.

Так и хочется предположить, что манера Сокурова была способом обхода цензуры по образцу Чернышевского. А вдруг цензор, то есть чиновник Минкульта, не выдержит этого монотонного действия да и разрешит кино, не глядя, как некогда был разрешен роман «Что делать?» с его неподъемным слогом, скучным оглавлением про семейную жизнь и сны Веры Павловны. Но и цензоры за полтора века учли ошибки, и Сокуров снимал «до полной гибели всерьез».

А раз так – они нашли друг друга и превратили артхаус в символ эпохи, который в противном случае остался бы очередным формальным экспериментом на тему «рассуждений художника о власти». Теперь же мы в прямом эфире смогли увидеть рассуждения власти о художнике.

И если успех фильма вызывает вопросы, то успех перформанса от Минкульта оказался безусловным.

МНЕНИЕ

“Сокуров – не первый и не последний человек, для которого «русскость» служит строгим ошейником, непреодолимым заклятьем”,-написал Александр Невзоров на свое канале в Телеграм, 4 декабря 2023 г.

“Именно она парализует, ничтожит человека, не позволяя поднять настоящий бунт против кремлевского людоеда.
Эта «русскость» становится кольцом в носу, за который любая нечисть может «тягать и дергать», таща в преступную лояльность.
Ничего нового.
Многие немцы так и не смогли сбросить свой национальный ошейник и в результате обслуживали газовые камеры и печки освенцимов.
Для них Германия была «родина-мать».

Под таким же гипнозом священного «материнства родины» пребывают многие и в россии.
Это забавно. Материнство -не индульгенция, не «право на всё».
Ведь если мать спятила, если она душит детей и внуков, поджигает портьеры и гадит в суп -то такую мамашу, без колебаний сдают в ПНИ и забывают ее имя.
«Мать-родина» от таких мамочек ничем не отличается.

Сокуров -особый человек. Но его русскость не позволила ему пойти чуть дальше многозначительных, туманных намеков. Все эти художества очень милы, но время требует прямоты и однозначности.
Невзоров
@nevzorovtv”