Возмездие и смена кремлевского режима. Последствия слабости Путина

Владимир Путин — несостоявшийся военный лидер. Западу необходимо подумать о том, кто может заменить российского президента.

Все, что сейчас происходит в этой войне, включая смертоносные ракетные удары по украинским городам 10 октября, следует понимать с точки зрения логики разоблачения позиции Владимира Путина как неудачливого военного лидера.

Российский президент отчаянно пытается продемонстрировать своим непримиримым критикам, что он справится с этой задачей.

Первые залпы этой недели, унесшие еще больше жизней невинных людей без видимой военной выгоды, не сделают Украину менее решительной или способной выиграть эту войну. Они будут иметь противоположный эффект.

Спусковым крючком послужили повреждения, нанесенные Керченскому мосту украинскими войсками 8 октября. Мост был построен за большие деньги, чтобы соединить Крым с материковой частью России, и был открыт Путиным с большой помпой в 2018 году. Нападение на него сочетало в себе символический удар с болезненными практическими последствиями.

Хотя некоторые автомобильные и железнодорожные перевозки по-прежнему будут проходить через мост, потеря столь значительной пропускной способности добавляет головной боли российским логистам. Эта линия жизненно важна для обеспечения снабжения Крыма и, через Крым, российских сил на юге Украины.

Новости о нападении оставили российские государственные СМИ в неведении относительно того, на кого больше злиться — халтурные силы безопасности, позволившие нападению произойти, или наглость украинцев, организовавших атаку. Владимир Соловьев, телеведущий, который в последнее время все чаще впадает в уныние, спросил, «когда мы начнем воевать?». Он добавил, следуя своему внутреннему Макиавелли, что «лучше бояться, чем смеяться».

Когда в ночь на 9 октября Путин объявил это террористическим актом против жизненно важной гражданской инфраструктуры (несмотря на ее очевидную военную ценность), стало ясно, что он разделяет эти настроения.

В заявлении Путина утверждалось, что в ответ было применено «высокоточное оружие» против «украинской инфраструктуры, энергетической инфраструктуры, военного командования и связи», как ответ на «преступления киевского режима» и предупреждение против дальнейших «террористических атак на территории Российской Федерации».

Некоторые объекты инфраструктуры действительно были поражены, но также в одном только Киеве были поражены детская площадка, символический стеклянный мост в парке (который уцелел) и консульство Германии. Поскольку Киев является главным центром принятия решений в Украине, показательно, что ни один из этих видов оружия не поразил ничего, имеющего политическое или военное значение.

Маргарита Симоньян, главный редактор контролируемого государством RT, которая назвала атаку на мост «красной чертой» для России, выразила восторг по поводу нашего «небольшого ответа». Однако, хотя ответные меры могут удовлетворить жажду мести, их воздействие будет ограниченным, если они не станут частью длительной кампании.

Александр Коц, военный журналист, выразил надежду, что это был не «разовый акт возмездия, а новая система ведения конфликта», которая будет продолжаться до тех пор, пока Украина «не потеряет способность функционировать».

Дмитрий Медведев, бывший президент, который когда-то казался серьезной фигурой, выразил убеждение, что целью «будущих действий» (но не нынешних?) должен быть «полный демонтаж политического режима в Украине».

Такие надежды противоречат суровой реальности позиции России. Заявление Путина подчеркивает возмездие, однако у России нет ракет, чтобы часто наносить удары такого рода, поскольку ее запасы на исходе, а украинцы заявляют о высоком уровне успеха в перехвате многих уже использованных ракет.

Таким образом, это не новая стратегия ведения войны, а истерика социопата. Гнев Путина вызван не только материальными последствиями атаки на Керченский мост, но и тем, что она показала его неспособность защитить российскую территорию. Для человека, построившего свою карьеру на создании имиджа решительного и безжалостного силовика, нет ничего более подрывного, чем показаться слабым и беспомощным. В наибольшей опасности находится не украинский политический режим, а именно российский. 

В большинстве стран, и не только демократических, лидеры, потерпевшие неудачу в войне, не остаются у власти надолго. Однако общепринятым мнением было то, что Путин избежит этой участи. Это мнение начинает подвергаться сомнению, при этом никто толком не знает, как он может уйти и кто придет ему на смену.

Уверенность в долговечности Путина отражает его многолетний успех в фальсификации выборов, маргинализации критиков путем тюремного заключения, ссылки и смерти, расстановки лояльных ему людей на ключевых государственных постах и сохранении народной поддержки в России.

По крайней мере, до начала 2022 года он ассоциировался с возвращением порядка и процветания, а также с восстановлением законного положения России на мировой арене. Его контроль над СМИ означал, что новости о неблагоприятных событиях могли быть приглушены, а их влияние притуплено.

Даже когда эти события стало невозможно игнорировать, все еще казалось, что Путин сможет вытащить себя и Россию из этого тупика, объявив о победе на Украине и выведя российские войска, возможно, заключив сделку, в результате которой ему будет что показать за все эти хлопоты.

Теперь эта возможность упущена.

Долгое время контроль Путина над СМИ позволял ему игнорировать растущий разрыв между его заявленными амбициями и ситуацией на местах. С самого начала «специальной военной операции» 24 февраля было очевидно, что все идет не по плану. Однако, несмотря на многочисленные последующие неудачи, Путин продолжал утверждать, что успех в конечном итоге будет за Россией.

Этот официальный оптимизм продолжался до конца августа. Наступательные операции Украины еще не показали значительного прогресса, а Россия не сдавалась. Путин мог надеяться, что перспектива предстоящей долгой холодной зимы заставит Европу отказаться от поддержки Украины, подтолкнув ее к окончанию войны на российских условиях.

Теперь этот оптимизм испарился, и невозможно более делать вид, что все хорошо. Издержки этого обреченного на провал предприятия ощущаются на родине: это и погибшие, и раненые, и травмированные в результате боевых действий, и бегство мужчин, опасающихся, что их постигнет та же участь, если их отправят на фронт.

Те на Западе, кто сомневался, что сопротивление Украины может привести к освобождению всей оккупированной территории, предполагали, что Путина можно убедить согласиться на некую компромиссную сделку, которая оставит ему часть территории Украины, если не столько, сколько он хочет. Однако Путин ни разу не поддержал подобные взгляды.

Стало очень трудно представить себе сделку «по сохранению лица», поскольку уже не осталось лица, которое можно было бы сохранить. Унижение уже произошло. Более того, Путин поставил себя в такое положение, когда согласие на мирное соглашение, предусматривающее даже частичный уход с оккупированной территории, означало бы отказ от территории, которую, как он утверждает, приобрела Россия. А Украина отвергла любые разговоры о частичном выводе войск.

Аннексия четырех областей на востоке Украины вызвала больше смущения, чем энтузиазма, поскольку украинские войска продолжают отвоевывать все новые территории. Мобилизация, призванная создать дополнительную боевую мощь, необходимую для восстановления военной инициативы, была хаотичной, что еще больше дестабилизировало российское общество и политику.

Предположение о том, что Россия может проиграть эту войну, уже не кажется абсурдным. Образы конца февраля, когда украинцы делали коктейли Молотова, сменились образами высокопрофессиональных войск, находящихся в движении. Российская армия — это тень себя прежней, хотя и прежней она была меньше, нежели заявляла о себе.

За семь с лишним месяцев войны ее лучшие подразделения были разорваны в клочья. Их замена часто собирается из тех, кто попадется под руку.

Годы оборонного производства были потеряны, а ценное оборудование захвачено противником.

Многие старшие командиры погибли, а офицерский корпус раздроблен. Войска на фронте переживают тяжелые испытания и, как следствие, деморализованы. Сейчас идет борьба за создание оборонительных рубежей, которые можно было бы удержать и справиться с противником, превосходящим в разведке, технике и моральном духе.

Москва сейчас стоит перед перспективой того, что истощение ее вооруженных сил будет продолжаться, поскольку ее оккупация становится все более несостоятельной.

Хотя нервозность уже вытеснила браваду в российских дебатах, она еще не достигла стадии оспаривания обоснования войны или призыва к надежному выходу из нее. Основное внимание уделяется распределению вины за некомпетентность, с которой война велась до сих пор.

Соловьев посетовал на «гениальную идею Генштаба», обвинив военных руководителей в растрате огромных бюджетов, которые они получали на протяжении многих лет.

Кирилл Стремоусов, заместитель главы российской администрации в Херсоне, пообещав, что российские войска не столько отступают, сколько перегруппировываются, все равно жаловался на некомпетентность, граничащую с предательством. «Действительно, — заметил он, — многие говорят, что на месте министра обороны [Сергея Шойгу], который довел дело до такого состояния, они бы застрелились, если бы были настоящими офицерами».

Два критика, за которыми нужно следить, это те, кто развернул свои частные армии — Рамзан Кадыров со своими чеченцами и Евгений Пригожин со своей группой «Вагнер». Кадыров заявил, что генерала Александра Лапина, командующего Центральным военным округом, следует разжаловать до рядового и отправить на фронт босиком, а Пригожин назвал военных лидеров «кусками мусора».

В условиях лихорадочного состояния Москвы, они считают себя ключевыми игроками в формировании либо следующего этапа эпохи Путина, либо того, что придет ему на смену.

У Пригожина есть свои собственные средства вербовки (именно он снимал на видео, предлагая заключенным возможность избежать наказания, сражаясь на фронте), и, похоже, он использует их для достижения собственных стратегических целей, не обращая внимания на более широкие потребности российской операции. Его силы проводили единственную серьезную наступательную операцию — против Бахмута в Донецке, где это была знакомая история скромного продвижения на узком участке с большими потерями. Одно из объяснений может заключаться в том, что Пригожин стремится продемонстрировать, что он может добиться успеха, даже когда остальная армия отступает.

Основной реакцией на военные неудачи до сих пор была замена старших командиров. Так, командующий Черноморским флотом был уволен после потопления флагманского корабля «Москва», как и в прошлом месяце заместитель министра обороны, отвечающий за логистику, и командующий Западным военным округом, который потерял Харьков и начал терять Луганск.

Самым важным изменением является то, что генерал Сергей Суровикин был назначен главнокомандующим кремлевскими силами, задействованными в Украине. До июня он командовал Воздушно-космическими силами России (объединение российских ВВС, Воздушно-космических, ракетных и космических войск), после чего был назначен командующим силами на юге Украины. До этого он был печально известным командиром российских воздушных операций в Сирии, которые проводились с заметным безразличием к гуманитарным последствиям и которые, несомненно, показались Путину хорошей рекомендацией.

Другим интересным пунктом его биографии является то, что он был активным участником попытки переворота против Михаила Горбачева в 1991 году, когда по его вине погибли три демонстранта, выступавших против переворота. Это привело к одному из двух его заключений в тюрьме. Другой был связан с торговлей оружием.

Пригожин, сам не чуждый криминалу, поспешил похвалить назначение. «Суровикин — самый способный командир в российской армии», — восторгался он, добавив, что Суровикин — «легендарная личность, он рожден для верного служения Родине». Некоторые видят в нем ультранационалистического конкурента генерала Лапина за пост начальника Генерального штаба Валерия Герасимова.

Путин будет испытывать смешанные чувства по поводу того, что станет обязанным этим персонажам. Диктаторы обычно беспокоятся, что люди в форме окажутся еще сильнее, чем они сами. Но в данный момент они нужны Путину, чтобы удержать своих критиков на стороне и улучшить военные показатели России.

Необходимость успокоить своих критиков также объясняет, почему он обрушился на украинские города. Сторонники жесткой линии уже некоторое время требуют ударов по украинской инфраструктуре, и теперь они получили то, что хотели.

Но они неизбежно будут разочарованы результатами. Электричество будет снова включено, руины разобраны, а украинские войска продолжат наступать. Эти атаки вполне могут быть повторены, потому что это часть менталитета Путина и его генералов, что врагов можно заставить капитулировать такими средствами.

Но запасы ракет «Калибр» и «Искандер» на исходе. По украинским данным, более половины ракет, запущенных 10 октября, были сбиты их защитой, а усовершенствованные оборонительные системы, которые украинцы лоббируют уже несколько месяцев, должны быть установлены в ноябре.

Но самое главное — это предстоящие недели боев. Это определит, насколько украинцы смогут «деоккупировать» свою землю, а также настроение в Москве и личную позицию Путина.

Газета Washington Post сообщила, что американская разведка засекла, по крайней мере, одного из членов ближайшего окружения Путина, выразившего недовольство по поводу неправильного командования военными действиями. Американские чиновники сообщили о «растущей тревоге со стороны некоторых членов ближайшего окружения Путина» и о том, что «многие люди… убеждены, что все идет не так, как надо, или что это неправильный курс действий». Было бы удивительно, если бы это было не так.

Дмитрий Песков, пресс-секретарь Кремля, признал наличие разногласий вокруг таких важных решений, как мобилизация. «Есть разногласия по таким моментам. Некоторые считают, что мы должны действовать по-другому. Но это все часть обычного рабочего процесса». Он отрицает наличие раскола, и до сих пор не было сообщений о каких-либо вызовах Путину из внутреннего круга.

Это персоналистская диктатура, в которой ключевые представители элиты привязаны к человеку, который дал им их должности, и к привилегиям, которые к ним прилагаются. Такие режимы могут быть хрупкими, потому что они не дают возможности для прямого вызова, пока ситуация не становится невыносимой для других членов элиты. Больше нет ни царской семьи, ни правящей партии, которые могли бы регулировать вопросы политической преемственности.

Путин не смог определиться с избранием преемника, и нет очевидных кандидатов на его место. Сергей Радченко в журнале Foreign Affairs недавно предложил следующий список:

• Медведев, с его геноцидной риторикой, но которого больше не воспринимают всерьез;
• Вячеслав Володин, председатель Государственной Думы, контролирующий законодательную власть;
• Михаил Мишустин, премьер-министр, способный технократ, занимающий пост, с которого Путин начал свою президентскую кампанию;
• Сергей Кириенко, бывший премьер-министр, на которого возложена неблагодарная задача контроля за оккупированной украинской территорией;
• Виктор Золотов, глава Национальной гвардии;
• Александр Куренков, министр по чрезвычайным ситуациям;
• и затем аутсайдеры, Кадыров и Пригожин.

Здесь нет фигуры, вокруг которой могли бы сплотиться недовольные.

И все же представляется вероятным, что критическая точка наступит, когда военное положение начнет казаться неустойчивым — потому что части продолжают отступать, или их невозможно снабжать, или они начинают бунтовать, или сочетание всех трех факторов.

Российская история дает мало подсказок на то, что может произойти в таком случае. Российская военная традиция — это строгое подчинение гражданским властям. Было лишь несколько случаев, когда военные были заметны в попытках добиться перемен на самом верху.

На ум приходят три:

• восстание декабристов в 1825 году после внезапной смерти царя Александра 1, когда офицеры, пытавшиеся поощрять реформы, были разбиты верными им частями с помощью тяжелой артиллерии;
• мартовская революция 1917 года в России, которая свергла царя, но была в свою очередь свергнута большевиками;
• и позорный переворот 1991 года против Горбачева, которым руководил КГБ, но в котором активно участвовали военные, включая, как уже отмечалось, Суровикина.

Если из этих случаев и можно извлечь урок, то он заключается в том, что для успешного переворота необходимо:

• единство заговорщиков;
• авторитетный лидер;
• достаточное количество оружия;
• небольшая доля общественной поддержки или, по крайней мере, попустительства;
• а также правдоподобная программа решения проблем, которые в первую очередь послужили причиной переворота.

Даже если в Москве что-то произойдет, есть риск, что это будет не чисто. Вместо Путина на место нового лидера, который оценит ситуацию и захочет договориться о выводе российских войск, скорее всего, возникнет более запутанная ситуация, когда различные группы будут бороться за позиции и, возможно, вступать в столкновения друг с другом. В этой смеси будут и ультранационалисты, и некоторые, включая Пригожина, со своими частными армиями, но умеренных будет немного.

Даже если новый лидер будет готов пойти на сделку, его будет сдерживать наследие Путина, не в последнюю очередь его незаконная аннексия украинских областей. Для проведения серьезных переговоров это наследие должно быть отвергнуто и отменено. Это будет трудным шагом для любого потенциального лидера, не уверенного в своей позиции. Хотя может показаться, что уход Путина станет необходимым условием для надлежащего мирного урегулирования, вряд ли этого будет достаточно.

Если к власти придут сторонники жесткой линии, возражающие не столько против войны, сколько против того, как она велась, они столкнутся с теми же самыми разъедающими проблемами — нехваткой людей и техники, неразберихой в логистике и растянутыми командными сетями. Они столкнутся со страной, неустроенной и встревоженной, возможно, на грани хаоса, который в прошлом охватывал российское общество в конце неудачных войн.

10/10/2022

Автор: Лоуренс Фридман

Источник: substack, The New Statesman

Last Updated on 13.10.2022 by iskova