Как государство богатеет: ведет ли демократия к процветанию?

Коротко для тех, у кого мало времени: опыт авторитарных стран с их быстрым экономическим ростом показывает: простая формула «демократия всегда ведёт к процветанию» в самом деле больше не работает в качестве универсального правила.

Экономические успехи сами по себе не гарантируют устойчивости политической системы, решающими оказываются качество политических институтов и способность общества к саморегулированию.

Демократия не обеспечивает автоматически ни богатства, ни процветания, но именно она создаёт условия для долгосрочной стабильности — как в Швейцарии, где успех демократической модели держится не на «железной руке», а на доверии к власти, на участии граждан в политике и на прочности политических институтов.

А теперь то же самое медленно и по пунктам

В июне 2025 года, во время визита в Узбекистан, премьер-министр Словакии Роберт Фицо (Robert Fico) был явно впечатлён экономическим подъёмом этой бывшей советской республики. «Всё чаще я думаю: а не пора ли Европе пересмотреть её политическую систему, основанную на свободных выборах, особенно если мы хотим оставаться конкурентоспособными на мировом уровне», — сказал он.

По его словам, путь, который выбрали Узбекистан, Вьетнам или Китай, есть путь чрезвычайно эффективного развития экономики.

«В долгосрочной перспективе государства, правительства которых состоят из многих политических партий, не смогут конкурировать с такими странами», — добавил Роберт Фицо.

Но так ли это?

С большими оговорками, но самые богатые страны мира всё же остаются и самыми политически свободными государствами.

Швейцария — наглядный пример страны, которая богата, развита и конкурентоспособна, но при этом глубоко демократична. Тем более что её правительство тоже формируется четырьмя партиями.

Однако стремительный рост экономики Китая и усиливающееся во многих демократиях недовольство нынешним экономическим положением дел заметно поколебали уверенность, ещё недавно казавшуюся несомненной, а именно, в том, демократия автоматически ведёт страну к богатству и процветанию. Настолько, что Роберт Фицо сегодня далеко не единственный, кто ставит эту формулу под сомнение. В России, например, слово «демократия» ассоциируется с «лихими девяностыми», тогда как определённый экономический подъём пришёлся уже на нулевые годы 21 века.

Покупать или доставать?

Сама мысль о том, что демократизация и богатство связаны причинно-следственной связью, оформилась лишь после Второй мировой войны.

В условиях глобальной борьбы СССР и США за мировое доминирование формула «свобода плюс капиталистическое процветание» стала символом западной модели достатка, и именно она противопоставлялась советскому «реальному социализму», где почти ничего нельзя было купить и всё приходилось «доставать».

Измерить эту связь количественно оказалось непросто, и всё же исследователи довольно рано попытались выявить тут какие-то закономерности.

В 1959 году американский политолог Сеймур Мартин Липсет (Seymour Martin Lipset, 1922–2006) в своей статье в журнале American Political Science Review писал: The more well-to-do a nation, the greater the chances that it will sustain democracy («Чем более зажиточной является нация, тем выше вероятность того, что она сохранит демократию»).

Эта мысль стала краеугольным камнем «теории модернизации», согласно которой экономический рост, урбанизация и повышение уровня образования людей обычно ведут к либерализации и демократизации политических режимов.

Однако уже в 1970–80-е годы эта теория подверглась критике. Оппоненты указывали, что богатство само по себе не гарантирует демократии (примером служат автократии Персидского залива), а демократические преобразования нередко начинаются в обществах, которые ещё не достигли высокого уровня экономического развития.

Критики также отмечали, что прямолинейная «линейка прогресса» плохо учитывает культурные, исторические и региональные особенности. Да и сам Сеймур Мартин Липсет признавал: факторов слишком много для того, чтобы ограничиться только связкой «ВВП и демократия». К тому же его теория исходила из неявного допущения: что «идеальное общество» непременно должно быть западным, либеральным и потребительско-капиталистическим.

Тем не менее, несмотря на десятилетия споров и противоречий, эта идея жила и укреплялась. По выражению журнала Foreign Affairs, эта идея стала главным символом так называемого «Вашингтонского консенсуса», набора норм и правил, которые США продвигали в качестве универсальной модели развития и к которой, как считалось, рано или поздно придут все страны мира.

Нелинейный характер

Один из самых заметных проектов США по поддержке стран-партнёров в годы администрации Джо Байдена символично получил название Democracy Delivers — «Демократия приносит результат».

Его цель заключалась в том, чтобы показать партнёрским странам: демократия даёт не только абстрактные свободы, но и вполне материальные выгоды.

Новые исследования окончательно эту связку не опровергли, а напротив — подтвердили, хотя и с множеством оговорок.

В 2019 году Дарон Аджемоглу (Daron Acemoglu) из Массачусетского технологического института, один из наиболее цитируемых специалистов в области политической экономики и соавтор книги Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty («Почему нации терпят крах. Происхождение власти, процветания и нищеты»), представил еще одно крупное исследование этого вопроса.

Его вывод: переход от автократии к демократии в среднем в течение 25 лет повышает ВВП примерно на 20%. Но база данных, на которую он опирался, заканчивалась 2010 годом, а с тех пор мир заметно сдвинулся в сторону авторитаризма.

Кроме того, это исследование не объясняло, почему страны вообще переходят от автократии к демократии.

В интервью швейцарской газете Neue Zürcher Zeitung в 2025 году Дарон Аджемоглу отметил: «Нет такого механизма, который позволял бы считать, что страны вроде Китая с ростом богатства автоматически станут демократическими».

В феврале 2025 года ещё одна группа исследователей подтвердила наличие связи между уровнем доходов и демократией, но уточнила, что эта связь носит нелинейный характер.

Иными словами, прогресс не движется по прямой.

В бедных странах рост доходов на первых порах вполне может сопровождаться сокращением демократических свобод. И лишь после достижения определённого уровня благосостояния демократия получает шанс стать постоянным и системным способом правления. Соавтор этого исследования Петрос Секерис (Petros Sekeris) из бизнес-школы TBS в Тулузе объясняет это так: чем богаче становятся люди, тем меньше они готовы работать до упаду без остановки и тем больше времени уделяют общественной активности — будь то участие в объединениях, в ассоциациях, в уличных акциях или в онлайн-пространстве.

Это «низовое давление» на власть и способствует демократизации.

Правда, механизм причинно-следственной связи здесь все равно остаётся неясным.

Точного ответа на вопрос, что именно заставляет граждан бороться за демократию или, наоборот, оставаться пассивными, пока нет.

Петрос Секерис лишь вскользь упоминает новые медиа как «очевидный нематериальный фактор».

Когда цифры объясняют далеко не всё

Подход, который пытается связывать демократию и ВВП исключительно со статистикой, имеет очевидный недостаток: он не всегда учитывает новые явления и неожиданные факторы — от платформы TikTok и климатических изменений до миграции и таких политиков, как Владимир Путин и Дональд Трамп. Экономическое недовольство часто называют в последние годы основной причиной демократического «отката». Но, как показали Томас Карозерс (Thomas Carothers) и Брендан Хартнетт (Brendan Hartnett) в статье Misunderstanding Democratic Backsliding, опубликованной в Journal of Democracy в июле 2024 году, данные не подтверждают наличия тут прямой связи.

Они приводят две дюжины кейсов и показывают, что «демократии скатываются назад» не столько из-за слабой «отдачи» от экономической политики, сколько из-за действий конкретных лидеров и по причине слабости институциональных ограничений — то есть решающими оказываются в итоге сами лидеры и способность системы их сдерживать.

В самом деле, политики вроде Дональда Трампа или Владимира Путина сознательно ведут свои страны по выбранному ими курсу, и именно их решения и формируют ту политическую и экономическую реальность, которую мы потом видим в цифрах. В Европе, например, политические институты объективно работают не настолько и плохо, как могло бы показаться после чтения соцсетей.

«Но, когда вы постоянно читаете о том, что демократии „работают плохо“, это невольно и сильно влияет на ваше восприятие реальности», — говорит Матиас Бианки (Matías Bianchi) из аргентинского аналитического центра Asuntos del Sur в Буэнос-Айресе. По его словам, миф о слабых и неэффективных демократиях активно продвигают такие страны, как Россия и Китай, которым выгодно видеть, как их соперники сами «разрушаются изнутри». Та же динамика заметна и в странах Глобального Юга (условное обозначение для государств Азии, Африки и Латинской Америки, прим. ред. рус.), где, как отмечает М. Бианки, «люди всё чаще разочаровываются в том, что приносит им демократия. Поэтому они и выбирают популистов или авторитарных лидеров, которые обещают быстрый результат — например, Хавьера Милея».

Швейцарский особый случай

Швейцария тоже не осталась в стороне от новой глобальной турбулентности — включая драконовские таможенные тарифы Дональда Трампа. Но даже если сбудется наихудший сценарий и, по оценкам экономистов, ВВП страны сократится на 0,7%, Швейцария всё равно останется богатой и демократически свободной страной. Что же стоит за этим — политика или исключительно экономика? «Налоговая система и в целом условия ведения бизнеса играют здесь огромную роль, — объясняет Марко Портманн (Marco Portmann) из экономического института IWP при Университете Люцерна. — Но ключевым фактором остаются грамотные политические решения, что напрямую связано с качеством политических институтов».

В швейцарском случае это прямая демократия, федерализм и сбалансированная избирательная система. Такая модель действует медленно, но эффективно: результатом становятся консенсусные решения и «правовая и регуляторная стабильность — а это то, что бизнес ценит больше всего». Регулярные референдумы придают важным решениям подлинную легитимность и одновременно сдерживают избыточные расходы общественных бюджетов.

Характерный пример — референдум 2012 года, когда сами же граждане отвергли предложение увеличить им оплачиваемый отпуск до шести недель. При этом, напоминает Марко Портманн, «рациональные» решения в такой системе вовсе не гарантированы: многое зависит от качества информации, которой располагают избиратели. Миф о том, что автократии в экономике якобы работают эффективнее и дают лучшие результаты, М. Портманн также отвергает: «Сегодня едва ли проходит неделя без сообщений о новом потенциальном пузыре в Китае — будь то в недвижимости или в финансовом секторе».

К тому же авторитарные режимы отнюдь не лучше справляются и с проблемой социального неравенства. Швейцария же демонстрирует куда более устойчивое распределение доходов. Правда, как уточняет коллега М. Портманна по IWP Мелани Хенер-Мюллер (Melanie Häner-Müller), это заслуга скорее либерального рынка труда и дуальной системы профтехобразования, чем политических институтов. Сухая статистика, впрочем, опять же объясняет далеко не всё.

«Старая логика, по которой демократия приносит экономический рост, а торговля ведёт к миру, больше не работает», — отмечает Элиза Урвин (Eliza Urwin) из Центра исследований конфликтов, развития и миротворчества (Centre on Conflict, Development and Peacebuilding, CCDP) при Женевском Институте международных исследований (Graduate Institute of International and Development Studies, IHEID).

Сегодня демократию всё чаще воспринимают как геостратегический фактор, и именно в этой борьбе авторитарные режимы заметно усилили свои позиции.

«Автократия продаёт себя под лозунгом: железная рука даст безопасность и стабильность. Там, где люди ощущают тревогу и неуверенность, этот аргумент звучит особенно убедительно».

И именно здесь «швейцарский особый случай» и становится особенно показателен: страна с её медленным, но устойчивым политическим механизмом демонстрирует, что долговременная стабильность рождается не из «железной руки», а из доверия к политическим институтам и из способности общества к саморегуляции. Демократия работает тогда, когда сами граждане ограничивают власть и удерживают систему в равновесии. Это и есть главный урок: устойчивость не навязывается сверху, она выстраивается снизу — через доверие к политике, через правовое государство и народовластие.