ОТКАЗ ОТ ИДЕОЛОГИИ НАСТУПЛЕНИЯ (ЧАСТЬ ВТОРАЯ)

(Первую часть статью читайте по этой ссылке )

Что если многовековой военный принцип о том, что “лучшая защита – это нападение“, неверна?

Что если “лучшая защита – это оборона”?

Так считал генерал-лейтенант Джеймс Лонгстрит, и он не смог убедить генерала Роберта Э. Ли, настроенного на решающее наступательное сражение при Геттисберге, принять это мнение до того, как пожертвовал дивизией генерал-майора Джорджа Пикетта на Кладбищенском хребте.

В первой части данного эссе я утверждал, что совокупность факторов после холодной войны привела к тому, что американский подход к ведению боевых действий сосредоточился на наступательных операциях с континентальной части США. Главным среди этих факторов была реальность, что после распада Советского Союза у Министерства обороны больше не было государственной угрозы для определения военной проблемы места, противника и его возможностей, чтобы сосредоточить свои усилия по разработке концепции и потенциала.

Это не являлось проблемой сразу после окончания холодной войны, учитывая, что операции США проводились либо для того, чтобы заставить слабых противников изменить свое поведение, например, операции по прекращению сербских этнических чисток в Косово, либо для отстранения от власти Талибана и Саддама Хусейна.

Важно отметить, что ни одна из этих операций не требовала иных возможностей, кроме тех, что уже имелись в арсенале США. Следовательно, подход к разработке возможностей и концепций, основанный на угрозах времен холодной войны, был уже неактуален.

Вместо него, Министерство обороны приняло планирование на основе возможностей как способ дальнейшего развития будущих возможностей. Здесь разработка лучших в своем классе возможностей стала императивом, а концепций, направленных на поражение возможностей противника, – императивом. Все это имело смысл – но только в то время.

Что изменилось, так это возвращение Китая и России на мировую арену. Как показывает продолжающаяся война в Украине и ответ Китая на визит спикера Палаты представителей Конгресса США Нэнси Пелоси на Тайвань, – эти два игрока готовы использовать военную силу для достижения своих целей.

Нынешний подход США к военным проблемам должен вернуться к рассмотрению этих двух конкретных противников и понять, какие концепции и возможности необходимы для сдерживания их агрессии.

Элбридж Колби убедительно написал о необходимости создания стратегии отрицания для сдерживания Китая. Я поддерживаю его подход и считаю, что он актуален и для Европы. Более того, события в Украине демонстрируют новую важную реальность, которая сделает сдерживание путем отрицания реальным и убедительным: возвышение роли обороны как более сильной формы войны.

Теперь я кратко остановлюсь на нескольких наблюдениях из Украины, которые имеют отношение к контексту, в котором будут проводиться такие операции сдерживания. Я также опишу, как они в некоторых случаях идут вразрез с формирующимся общепринятым мнением.

Обобщающие наблюдения из Украины

Специфический характер военной проблемы, создаваемой Китаем и Россией, не означает, что из войны в Украине нельзя извлечь никаких уроков, помимо внимательного изучения России. Есть много вещей, которые заслуживают внимания, но некоторые из них более глубоки по своим последствиям.

Во-первых, достижение эффекта внезапности – одного из непреходящих принципов войны – оказалось трудным для обеих воюющих сторон. Перед началом войны американским разведывательным службам было ясно, что Россия собирается напасть, и имелись точные оценки оперативной схемы Москвы и диспозиции сил. Украине помогла повсеместная разведка – от небольших беспилотников на тактическом уровне до космических снимков из американских и коммерческих источников.

Киев имеет лучшее представление о диспозиции и вероятных намерениях России, чем командование стран союзников с их “Ультра” во время Второй мировой войны.

Эта реальность должна создать срочный спрос на новые концепции и возможности для обмана. Это также может потребовать выведения из строя или ослепления этих систем (как наземных, так и космических) – действия, которые противники США и их союзников уже могут предпринять. В то же время, совместные концепции должны учитывать эту реальность, которая, опять же, ставит на первое место предконфликтное позиционирование. 

Во-вторых, несмотря на прогнозы об обратном, современные крупномасштабные боевые действия не обязательно будут скоротечными. Даже если эта война, на момент публикации данного эссе, длится уже шесть месяцев, она коротка по историческим реалиям прошлых крупных крупномасштабных конфликтов между относительно равноценными противниками. Таким образом, ожидания многих, что войны будут короткими и решительными, могут оказаться ошибочными, если только они не перерастут в ядерную сферу. Это имеет огромные последствия для всех объединенных сил, включая глубину расположения складов боеприпасов, уход за ранеными, пополнение войск, промышленную базу и т.д и т.п.

Затягивание войны важно понимать с нескольких точек зрения. Начнем с того, что российская армия слишком мала, чтобы повторить свое неудачное наступление на Киев, а тем более завоевать всю Украину перед лицом решительного сопротивления. Мне кажется, что российское руководство осознало это и переориентировалось на цель на Донбассе, которую они могут достичь с помощью имеющихся ресурсов и благоприятного соотношения сил с украинскими военными в регионе. Впоследствии, несмотря на значительное превосходство в силах и численности в точках российского наступления, украинское сопротивление продолжалось и наносило тяжелые потери российским силам. Почему это стало возможным – вопрос важный.

В-третьих, отказ от массовости как принципа войны, на мой взгляд, неуместен. Стивен Биддл считает, что возросшая смертоносность современного оружия требует рассредоточения сил для их выживания. Эта предпосылка была широко принята после Второй мировой войны и присутствует во многих новых концепциях ведения боевых действий США. В этих концепциях небольшие, рассредоточенные подразделения объединяются для использования возможностей, таким образом, достигая целей и избегая уязвимости, якобы присущей массе.

Если бы летальность была единственной проблемой, Биддл, возможно, был бы прав. Однако, с учетом ранее отмеченного добавления вездесущих сенсорных систем, которые затрудняют достижение внезапности, перемещение для сближения на прозрачном поле боя может также сделать формирования видимыми и подверженными атаке. Американские военные продемонстрировали это, когда использовали ряд систем наблюдения во время операции “Иракская свобода” (кодовое название операции США в Ираке в 2003 г)., которые обнаруживали даже небольшие вражеские формирования ночью и во время слепящих песчаных бурь, что позволило их уничтожить.

Массовость, похоже, является основополагающим фактором для российских операций, а возможно, и для операций Украины. По мере того, как война на востоке продолжается, обе армии сталкиваются друг с другом в войне на истощение. Небольшие, рассредоточенные подразделения сталкиваются с опасностью быть захваченными в плен. Они также теряют боеспособность даже при незначительных потерях.

Если  могут найти – могут атаковать и уничтожить. Таким образом, масса необходима для поддержания наступления, но она также позволяет обороняющемуся легче обнаружить противника и вступить с ним в бой. Трудность достижения внезапности заключается, главным образом, в силе наступления. Это также заставляет атакующего пытаться сохранить достаточную массу для продолжения операций перед лицом обороняющегося, который способен принять меры для защиты своих массированных формирований.

Отсюда – окапывание и использование укрытий в городских районах со стороны Украины. Требование сохранения массы демонстрирует необходимость принятия мер по сохранению сил, восстановлению подразделений и пополнения частей взамен раненых бойцов, поскольку обе стороны борются за то, чтобы выстоять и превзойти друг друга.

Такой принцип действует, как минимум, с наполеоновских войн. Как писал Карл фон Клаузевиц, пытаясь описать характер современного сражения:

• “…ход боя есть взаимное медленное истребление этих сил в их столкновениях друг с другом, имеющее целью выяснить, который из двух противников будет истощен раньше другого.” (трактат  “О войне”, глава 9, Генеральное сражение)

Многие объясняют успех Украины на сегодняшний день более высокой волей к борьбе и моральным духом, порожденным экзистенциальной борьбой и обеспеченным надежной внешней материальной поддержкой. Это, безусловно, критические факторы. Действительно, некоторые призывают Украину контратаковать и вернуть утраченные территории, включая ранее потерянные части Восточной Украины и Крым.

В конце концов, наступление является решающей формой войны, и только атакуя, Украина может выиграть войну.

Тем не менее, происходит и кое-что другое.

Учитывая реалии поля боя в Украине, обороняющаяся сторона имеет огромное преимущество.

Чтобы перейти к наступлению, если российские силы не будут полностью истощены, Украина будет страдать так же, как до сих пор страдала Россия.

Это происходит потому, что, по моему мнению, мы являемся свидетелями поворотного момента в военной истории:

• Возрождение обороны как решающей формы войны“.

Отмечая подобное явление в свое время, но по другим причинам, Клаузевиц также признавал этот сдвиг:

• Оборона является более сильной формой войны, чем нападение. 

• Оборона являетсяболее сильной формой ведения войны, посредством которой стремятся добиться победы, чтобы, достигнув перевеса, перейти в наступление, т.е. к достижению позитивной цели войны. (“О войне”, Гл.5, Характер стратегической обороны)

Министерство обороны должно стремиться к объективному пониманию важности технологий на поле боя, чтобы не учиться на собственном горьком опыте, как это было в прошлом. Несмотря на убийственное воздействие повторяющихся орудий, скорострельной артиллерии и других технологий, продемонстрированных ранее в гражданской войне в США и русско-японской войне, а также их способность радикально усилить оборону, Первая мировая война велась генералами, проникнутыми духом наступления. Сотни тысяч людей погибли, веря в то, что сила духа может победить пулеметы.

В конце концов, были сделаны инновации, о которых говорит Биддл, наиболее известная из них – немецкая “тактика проникновения” для возобновления наступления.

Немецкое нововведение получило широкое признание, поскольку оно вернуло наступление на его “законное” место в качестве решающей формы войны. Во Второй мировой войне немецкий блицкриг механизировал “тактику проникновения” и обеспечил быстрое оперативное использование тактической инновации времен Великой войны. Это до сих пор превозносится как воплощение военного мастерства.

Менее изученным является тот факт, что поражение немецких военных в обеих мировых войнах наступило, когда они истощили свои силы в наступательных операциях против оборонительных линий, которые держались во время весенней наступательной операции 1918 года, во время битвы на Курской дуге, а также в Арденнах в 1944 году.

Таким образом, именно оборона выигрывала эти ключевые сражения, а контрнаступления, по сути, использовали неудачи наступления против истощенных остатков немецких войск.

Очевидно, что это было бы антиисторическим, но все же интересным исследованием – немного поиграть и проанализировать, что могло бы произойти, если бы другая сторона напала первой. Смогла бы немецкая оборонительная позиция победить эти наступления, а затем сокрушить своих измотанных противников? То, каким холодным душем оказался для Эйзенхауэра провал операции “Маркет Гарден”, показывает его запоздалое понимание того, что во время Второй мировой войны рискованное наступление не могло стать верным курсом к победе в Европе.

Две неудачные немецкие наступательные операции были изначально близкими к победе сражениями, главным образом потому, что немцы смогли добиться эффекта внезапности.

Примером, который, возможно, более актуален для сегодняшнего дня, является немецкое наступление под Курском в 1943 году. Вкратце, русская разведка в сочетании с превосходными операциями по военной хитрости (маскировка) завела немцев в смертельную оборонительную ловушку. Как писали Дэвид Гланц и Джонатан Хаус, “впервые немцы потеряли преимущество внезапности”.

Таким образом, огневая мощь в сочетании с разведкой позволили русской обороне одержать верх в битве, которая, по мнению многих, стала поворотным моментом во Второй мировой войне. Это было последнее крупномасштабное немецкое наступление на Востоке. Отныне вермахт получил лишь двухлетнюю отсрочку перед неизбежным Gotterdammerung в битве за Берлин весной 1945 года.

Вооружения, которые были в расопряжении российских (советских) войск под Курском не идут ни в какое сравнение с современными технологиями, разработанными Соединенными Штатами для разведки и ведения огня.

Американские объединенные силы должны признать эту реальность восхождения обороны благодаря технологиям, разработанным американским оборонным ведомством, и разрабатывать свои концепции и военные планы соответствующим образом.

Какова цель военной мощи США?

Прежде чем перейти к обсуждению того, как восходящая оборонительная реальность может быть реализована Соединенными Штатами против Китая и России, я хочу на мгновение обратиться к очень важному вопросу: Какова цель военной мощи США?

В самом основном смысле, это остается тем, что написал Клаузевиц:

• Война – не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами… Политическая задача является целью, война же только средство, и никогда нельзя мыслить средство без цели. (“О войне”, гл.1, Что такое Война?)

Таким образом, цель военных действий должна быть направлена на поддержку всеобъемлющего политического объекта.

В случае США политическая цель, как она описана во Временном стратегическом руководстве по национальной безопасности президента Джо Байдена от 2021 года, ясна:

• Содействовать благоприятному распределению сил, чтобы сдерживать и не позволять противникам напрямую угрожать Соединенным Штатам и нашим союзникам, препятствовать доступу к глобальному общему достоянию или доминировать в ключевых регионах.

Ключевые слова, которыми должны руководствоваться разработчики военных концепций, – это “сдерживание” и “предотвращение”.

Существующие концепции ведения боевых действий, ориентированные на экспедиционные наступательные операции, не способствуют реализации этой стратегии, поскольку они явно предполагают, что сдерживание не смогло предотвратить войну, и задача состоит не в сдерживании, а в принуждении противника к отмене своих действий.

Эти подходы, хотя и не лишены риска против обычных сил и средств противника, в лучшем случае проблематичны против противников, обладающих ядерным оружием. Это связано с тем, что многие американские концепции берут свое начало в идеях поражения противников без ядерного оружия или предполагают, что Америка может лишить противника возможности его применения. Это наиболее очевидно в декларациях ВВС США о воздушной мощи как стратегическом инструменте:

• Воздушная мощь создает эффект на стратегическом уровне ведения войны. Воздушная мощь, благодаря глобальному охвату и глобальной силе, может немедленно и постоянно подвергать риску стратегические ЦТ [центры тяжести] и критические уязвимости противника с помощью кинетических и некинетических средств.

Действующая доктрина ВВС описывает эти центры тяжести и важность их атаки:

• СA [стратегическая атака] может лишить противника стратегических возможностей различными способами. Сдерживание или отрицание использования CBRN [ядерного, химического, биологического, радиологического оружия] может потребовать угрозы ядерного ответа или обычных атак на производство и системы доставки, как угрожаемых, так и фактических. Проводимые в соответствии с законом войны, СА против руководства противника и их связи с инструментами национальной власти также могут быть эффективными.

Предотвращение этих стратегических бедствий, угрожающих выживанию руководства, национальному командованию и контролю, а также нейтрализации их ядерного сдерживания, предоставит врагам Америки четкое обоснование для эскалации, либо на театре военных действий, либо против материковых США, возможно, с применением ядерного оружия.

Действительно, в указе Путина от 2020 года четко сказано, что Россия “сохраняет право на применение ядерного оружия… в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычных вооружений, когда под угрозу поставлено само существование государства”.

Вместо того, чтобы немедленно “отправиться в центр Багдада”, где такой подход уже пытались применить (атакуя руководство, правда, безуспешно), Америка легко может оказаться “на пути к Армагеддону”.

Нет ничего удивительного в том, что Соединенные Штаты оказались там, где они находятся сегодня. Просто, учитывая решения, принятые после окончания холодной войны, никакой другой концептуальный подход, кроме экспедиционных наступательных операций, не был возможен – или необходим.

Отсутствие в течение десятилетий равной угрозы, реалии позиционирования, многочисленные требования нерегулярных войн, предъявляемые к вооруженным силам США в течение последних 20 лет, и предпочтение наступательных операций – все это привело к тому, что объединенные силы оказались там, где они сейчас находятся.

Действительно, учитывая нынешние реалии союзных сил в Европе и Тихом океане, экспедиционные операции, возможно, должны быть упреждающими – со всеми вытекающими отсюда последствиями – чтобы предотвратить свершившийся факт. Признаться, не самое лучшее место, в котором может оказаться.

Украина должна стать тревожным сигналом для переосмысления того, что Соединенные Штаты должны сделать, чтобы подготовиться к конфликту с субъектами, которые явно готовы использовать агрессию для достижения своих целей.

Для этого, министерство обороны США должно принять политическое требование о наличии у него концепций, возможностей и позиций, которые позволят ему убедительно сдерживать и предотвращать агрессию.

На мой взгляд, это может быть достигнуто только при признании превосходства обороны. Более того, концепции эффективных оборонительных операций, помимо строгого фокусирования на конкретных театрах, противниках и возможностях противника, должны разрабатываться с учетом постоянно присутствующей реальности ядерного оружия. 

Что делать вместо “атака, атака, и снова атака”?

Если целью политики США является сдерживание и предотвращение, то военные концепции должны быть разработаны именно для этой цели. Такой подход потребует стратегии сдерживания через отрицание, а также вспомогательных концепций и возможностей. Основы этой стратегии довольно просты:

• Стратегия сдерживания через отрицание стремится сдерживать действия, делая их неосуществимыми или маловероятными для успеха, тем самым лишая потенциального агрессора уверенности в достижении своих целей – например, развертывания достаточных местных военных сил для победы над вторжением.

Эти основы могут быть простыми, но предупреждение Клаузевица о присущих войне внутреннем конфликте (расхождении) является полезным предостережением:

• На войне все очень просто. Но самое простое оказывается наиболее сложным.

То, что мы видим в Украине, представляет собой угрозу, отличную от стратегий анти-доступа и отрицания территории, которые, как предполагается, являются главными китайскими и российскими вызовами, к которым готовятся американские военные.

Здесь ботинок одет не на ту ногу. Американские войска (как и украинские), вероятно, окажутся в ситуации, когда им придется защищаться от российских и китайских наступательных актов агрессии, возможно, на Тайване или в странах Балтии. Опять же, стратегия США должна заключаться в том, чтобы убедить противника, что Америка и ее союзники реально способны помешать агрессору достичь своих целей.

В Тихоокеанском регионе является ли наилучшим подходом предоставление возможности нашим союзникам и партнерам защищать свои интересы и подкреплять их более значительным военным присутствием США, особенно на суше? Если да, то ни одна из новых концепций ведения боевых действий, разработанных службами и объединенными силами, не делает акцент на оборонительных операциях, равно как и не разрабатываются возможности для создания американского потенциала по борьбе с доступом и блокированию территорий.

Необходима новая концепция ведения боевых действий, которая признает риски эскалации, если сдерживание через отрицание не удастся. Для этого необходима оборона, способная лишить противника возможности вести наступательный огонь и маневрировать. По сути, она должна лишить его способности продолжать тактическое и оперативное наступление.

Огонь на большие расстояния в этом случае будет ограничен целями, непосредственно участвующими в операциях, а не стратегическими, например, руководство, национальное командование и управление, или ядерные системы.

Цель обороны – остановить наступление противника с как можно меньшими потерями территории и перейти в наступление, чтобы вынудить его отказаться от своих незаконных завоеваний. И не идти дальше.

Т. X. Хаммес недавно написал, что результаты роста переходят к доминированию тактической обороны с относительно недорогими тактическими системами, например, беспилотниками и барражирующими боеприпасами. Я вполне согласен с ним, но я бы расширил это доминирование до оперативного уровня. Повсеместное наблюдение по всей глубине и ширине поля боя в сочетании с системами глубокого удара даст Соединенным Штатам возможность обороняться на невиданной ранее глубине, что увеличит способность к сдерживанию путем отрицания.

Этот концептуальный подход не отличается от результатов операций “Щит пустыни” и “Буря в пустыне”. Саддаму было отказано в агрессии против Саудовской Аравии во время оборонительной фазы операции “Щит пустыни” и он был вынужден вывести войска из Кувейта во время наступательной фазы операции “Буря в пустыне”.

Это не та концепция, которая призывает защищать свой окоп до конца. Наступательные действия являются важнейшим компонентом эффективной обороны и выходят на первый план в контрнаступлении, чтобы заставить противника подчиниться нашим требованиям.

Снова обратимся к Клаузевицу, который объяснил:

• оборонительная форма ведения войны является не непосредственным щитом, а щитом, составленным из искусных ударов.

Дополнительным преимуществом эффективной обороны является то, что противник терпит серьезное поражение, что, вероятно, заставит его более тщательно учитывать последствия будущей агрессии. После операции “Буря в пустыне” Саддам Хусейн сдерживался до операции “Иракская свобода”. Таким образом, расплата усиливает будущее сдерживание как с точки зрения снижения своих возможностей, так и нежелания понести расплату в будущем. 

Совместные и коалиционные силы США в операциях “Щит пустыни” и “Буря в пустыне” также выполняли то, для чего изначально были разработаны “Активная оборона” и “Воздушно-наземная операция”: защита НАТО от Варшавского договора.

Целью, как и в операции “Буря в пустыне” с Ираком, было остановить советскую агрессию (если сдерживание не сработает) и восстановить территориальную целостность. Хотя невозможно доказать отрицательный результат, очевидно, что потенциал и возможности НАТО, подкрепленные их собственными силами ядерного сдерживания, были достаточны для сдерживания советского нападения.

Такой подход необходим и для сдерживания и, если потребуется, борьбы с Китаем и Россией, обладающими ядерным оружием.

Очевидно, что желаемое конечное состояние обороны – она должна быть достаточно грозной в расчетах противника, чтобы удержать его от агрессии. Следовательно, необходимо иметь достаточные средства, чтобы убедить противника, что игра для него не стоит свеч.

Как показывают события в Украине, даже с учетом преимуществ, присущих обороняющейся стороне, сдерживание убежденного агрессора требует значительных сил и средств на местах. Заставить врага прекратить агрессию и отступить еще сложнее, учитывая его постоянные инвестиции в престиж, кровь и богатства.

Действительно, мир является свидетелем того, на какие издержки готов пойти один из главных противников США – Россия – ради достижения своих целей. Таким образом, эта война должна дать министерству обороны США хотя бы базовое понимание того, что требуется для сдерживания или поражения российской агрессии против НАТО.

Риски от неудач в обучении

Боюсь, если Министерство обороны хотя бы не задумается о том, что война в Украине должна создать кризис в отношении доктрин и концепций США, а также возможностей, которые разрабатываются для их реализации, то оно готовит себя к катастрофе, подобной битве на Сомме в августе 1914 года. Во время Первой мировой войны, идеи о превосходстве наступления – подобно французскому l’offensive à outrance (наступлению до предела) – умерли перед лицом новых технологий, таких как пулемет и скорострельная артиллерия.

О том, что идеология сохраняла свою силу долгое время, можно судить по кровавой бойне французского наступления под командованием генерала Робера Нивеля с 16 апреля по 9 мая 1917 года. Наступление Нивеля привело к незначительным результатам и стоило 135 тысяч французских потерь менее чем за месяц, поскольку генералы все еще продолжали верить в то, что наступление было доминирующим фактором.

Устойчивость современной идеологии наступления очевидна из утверждения в совместной публикации 3-0: “Совместные операции”:

• Хотя оборона может быть более сильной формой, наступление обычно является решающим в бою. Чтобы быстро и эффективно достичь военных целей, командование объединенных сил обычно ищут самую раннюю возможность провести решающие наступательные операции. … Оборонительные операции позволяют командованию объединенных сил проводить или готовиться к решительным наступательным операциям.

Боевые действия на Донбассе больше напоминают поля сражений во Франции во время Первой мировой войны и стратегию Эйзенхауэра “наступление по всем фронтам” на поздних этапах Второй мировой войны, чем операции США после операции “Буря в пустыне”. Наступление состоится тогда, когда одна из сторон выдохнется.

Опять же, стоит напомнить, что две из решающих битв в конце двух мировых войн были вызваны провалом решающих наступательных операций.

Наступление немецких войск весной 1918 года погубило немецкую армию, несмотря на то, что она только что была усилена закаленными в боях подкреплениями с Востока после выхода России из войны. Последующее наступление союзников было направлено против остатков разбитой и деморализованной немецкой армии, которая за шесть месяцев понесла почти миллион потерь, не подлежащих замене.

Аналогично, завершающие наступления в Северо-Западной Европе были направлены против немецкой армии, которая исчерпала свой боевой потенциал в ходе последней авантюры Гитлера с высокими ставками в том, что стало известно как “Битва на Курской дуге” (Курская битва).

В обоих случаях немецкая решающая наступательная операция привела к тому, что силы были слишком истощены для защиты от контрнаступления.

На самом деле, может оказаться, что лучше атаковать последним, а не первым.

В этом сила обороны, если она правильно создана с достаточным потенциалом и возможностями.

Возможно, именно этим Украина пытается показать Соединенным Штатам путь вперед в сдерживании своих противников. Если позволят обстоятельства.

25 АВГУСТА 2022 ГОДА

Источник: War On The Rocks

Автор: Дэвид Джонсон

Дэвид Джонсон – полковник армии в отставке. Является старшим научным сотрудником в корпорации RAND и научным сотрудником в Институте современной войны в Вест-Пойнте. Автор книги “Быстрые танки и тяжелые бомбардировщики: Инновации в армии США, 1917-1945, Hard Fighting: Израиль в Ливане и Газе, и Learning Large Lessons: The Evolving Roles of Ground Power and Air Power in the Post-Cold War Era. В 2012-2014 годах основал и возглавлял Группу стратегических исследований начальника штаба сухопутных войск генерала Рэймонда Т. Одиерно.

На заметку

„Неуязвимость — в обороне, но возможность достичь победы — только в нападении.“

—  Сунь Цзы древнекитайский стратег и мыслитель -543 – -495 до н.э.

Last Updated on 26.08.2022 by iskova