Realpolitik Китая и Индии в отношениях с режимом талибов
Хотя первый год после возвращения талибов к власти в Афганистане характеризовался возвращением к авторитаризму, падением экономики и ухудшением отношений с Западом, две страны – Китай и Индия – предприняли усилия для сближения с новым правящим режимом. Для Китая это продолжение давней политики, в рамках которой отношения неуклонно улучшались; для Индии это неожиданный поворот. Взаимодействие обеих стран с Талибаном в основном определяется соображениями борьбы с терроризмом, при этом правам человека и политическому плюрализму уделяется гораздо меньше внимания, чем подчеркивает Запад. Но даже такой подход, основанный на реальной политике, скорее всего, принесет талибам лишь ограниченную отдачу, даже в вопросах борьбы с терроризмом.
С 2001 года политика Китая в Афганистане прошла путь от политики “наблюдателя” без участия (2002-2010 гг.), повестки дня, ориентированной на экономику (2011-2017 гг.), до повестки дня, ориентированной на безопасность (после 2018 года). Повестка дня в области безопасности осталась доминирующей даже после того, как талибы вернулись к власти в августе 2021 года.
Повестка дня Китая в области региональной безопасности сосредоточена на ликвидации уйгурской воинственности и мобилизации в Синьцзяне и предотвращении любой внешней поддержки уйгурских боевиков, в т.ч., из Афганистана. Эта цель, в сочетании с трудностями, с которыми столкнулись антиталибские повстанцы, побудила Китай установить прочные отношения с талибами задолго до их возвращения к власти – к огорчению афганского правительства, которое горячо надеялось, что Пекин окажет давление на Пакистан, чтобы заставить его разорвать отношения с талибами. Хотя Китай предпочитает стабильное афганское правительство без доминирования Талибана, он также оценил, что существует значительная вероятность возвращения Талибана к власти в той или иной форме, и поэтому просто перестраховался.
Не меньшим разочарованием для афганского правительства стало и то, что экономические инвестиции Китая в страну остались гораздо меньше того уровня, чем на который рассчитывала администрация президента Ашрафа Гани (2014-2021 гг.). В 2016 году Китай и Афганистан подписали меморандум о взаимопонимании по инициативе “Пояс и путь” (BRI), в котором обещали профинансировать проекты в стране на сумму 100 млн долларов. Однако никаких конкретных инвестиций в рамках BRI не было материализовано, а добыча китайских ресурсов оставалась минимальной. В мае 2008 года китайский консорциум Metallurgical Group Corporation (MCC)/Jiangxi Copper Company Limited (JCL) выиграл тридцатилетний тендер на аренду второго по величине в мире медного рудника Мес Айнак в афганской провинции Логар стоимостью 3,4 миллиарда долларов. Однако, с момента победы в тендере производство меди было минимальным или вообще отсутствовало.
Теоретически Афганистан располагает минералами, редкими металлами, нефтью, газом, драгоценными камнями и другими ресурсами на сумму около 1 триллиона долларов. Но их освоению и получению доходов одной из самых бедных стран мира мешают постоянная нестабильность и конфликты, неконтролируемая коррупция, недостаточное развитие инфраструктуры, а с момента захвата власти талибами – западные санкции.
Хотя, как и все другие страны, Китай официально не признал Талибан, он позиционирует себя гораздо ближе к новому режиму, чем Запад. Помимо того, что Китай держит открытым свое посольство в Кабуле, он неоднократно осуждал “политическое давление и экономические санкции в отношении Афганистана, введенные нерегиональными силами” и призывал к размораживанию афганских активов, хранящихся в Соединенных Штатах (США) и в Европе, даже до достижения какого-либо прогресса в области прав человека и прав женщин в Афганистане. Тем не менее, гуманитарная помощь Китая Афганистану остается лишь малой частью помощи, предоставляемой Западом с августа 2021 года.
Некоторые китайские государственные предприятия намекнули на возможность (повторного) начала экономических проектов с талибами. Однако в действительности двусторонняя торговля остается очень ограниченной и сводится в основном к экспорту кедровых орехов из Афганистана в Китай. И несмотря на фантазии о крупной потенциальной добыче Китаем ценных товаров, таких как литий, в нарушение санкций, крупное китайское экономическое участие остается маловероятным по вышеуказанным причинам и неуверенности в том, что режим талибов продержится более нескольких лет, учитывая разрушенную экономику Афганистана.
По самому важному вопросу – борьбе с терроризмом – Китай находится в таком же положении, как США и большая часть Запада по отношению к Талибану. Талибан пообещал, что не допустит нападений уйгуров за границей на территорию Китая или потока финансовой и материальной поддержки уйгурских боевиков, но не более того. Различные китайские чиновники требовали, чтобы Талибан разорвал связи с другими группами боевиков и действовал против уйгурских боевиков. Но хотя Талибан никогда не критиковал жестокие репрессии Китая против уйгуров, его действия против уйгурских боевиков были ограниченными. Сначала талибы лгали, будто уйгурские боевики покинули Афганистан. На самом деле на севере Афганистана оставались уйгурские бойцы и командиры, которые командовали неуйгурскими подразделениями “Талибана”. Затем, в мае 2022 года, он переместил некоторых уйгурских боевиков подальше от китайской границы, но не изгнал их.
Среди основных причин, по которым “Талибан” легкомысленно относится к уйгурам (или другим иностранным боевикам), – необходимость сохранить приток иностранных средств и поддержать внутреннее единство. Такое финансирование зависит от того, откажется ли Талибан от своих более широких джихадистских обязательств. Талибан также имеет родственные связи с иностранными террористическими группами. Очень важно, что Талибан также опасается, что действия против внешних джихадистских групп ослабят внутреннюю сплоченность Талибана и вызовут дезертирство, например, в Вилаят Хорасан – главного вооруженного конкурента Талибана. Единственными иностранными боевиками, которых “Талибан” изгнал осенью 2021 года, были белуджи, которые нападают на Пакистан и китайские активы в Пакистане и которых Пакистан подозревает в получении помощи от заклятого соперника Пакистана – Индии.
В отличие от Китая, Индия ждала до весны 2022 года, прежде чем предпринять скромную попытку сближения с Талибаном.
На протяжении 1990-х годов Индия решительно поддерживала антиталибский Северный альянс, а после 2002 года – Афганскую Республику, оказывая экономическую и ограниченную военную помощь. Неудивительно, что она выступила против возобновления переговоров США с Талибаном, которые привели к подписанию мирного соглашения в феврале 2020 года.
Таким образом, решение Нью-Дели обсудить установление “дипломатических отношений” с Талибаном и предоставление ограниченной гуманитарной помощи (как и с Китаем, небольшой объем западной гуманитарной помощи) в июне 2022 года, а затем возобновление работы индийского посольства в Кабуле в июле 2022 года, представляют собой серьезный диссонанс в политике Индии. Талибан предоставил индийскому посольству (а также посольствам и дипломатическому персоналу всех стран, которые возвращаются) гарантии безопасности, но нападение ИГ на посольство России в Кабуле 5 сентября 2022 года может ослабить все надежды Индии на подобные обещания.
В основном (и это точно), Индия пришла к выводу, что Талибан остается у власти в Афганистане и что различные вооруженные оппозиционные группы, такие как Национальный фронт сопротивления, не представляют серьезной проблемы. Следуя диктуме о том, что врагов нужно держать гораздо ближе, чем друзей (последних Индия не держит особенно близко, несмотря на уговоры США осудить вторжение России в Украину), Индия посчитала, что возобновление работы посольства в Кабуле и развитие ограниченных отношений с Талибаном дает ей, по крайней мере, глаза и уши на земле в Афганистане.
Как и для Китая, повестку дня Индии в Афганистане определяют соображения безопасности, главным образом, борьбы с терроризмом. В 1999 году пакистанские террористы угнали индийский авиалайнер со 160 пассажирами и переправили его в Афганистан, где талибы защитили его от индийского спасательного десанта. Более того, Индия не хочет, чтобы террористические группы, ориентированные на Кашмир и Индию, спонсируемые Пакистаном, такие как Лашкар-е-Тайба (LeT) и Джаиш-е-Мохаммад (JeM), нашли себе убежище в Афганистане.
Талибан дал Индии те же обещания, что и всем остальным: он не позволит террористическим группам совершать нападения из Афганистана на другие страны. Но антитеррористические действия “Талибана”, скорее всего, останутся такими же, как и в случае с Западом и Китаем: обещание и, возможно, даже срыв атак, но не облавы или изгнание этих террористических групп. Действительно, и LeT, и JeM сохраняют свое присутствие в Афганистане.
Восстановив свое присутствие в Афганистане, Индия также получила удовлетворение от того, что разрушила надежду Пакистана на единоличное управление Афганистаном и потенциальное использование Афганистана в качестве стратегически важного места в военном противостоянии с Индией. По некоторым сообщениям, Талибан выразил заинтересованность в отправке части своих военных подразделений в Индию для обучения.
Талибан” не оправдал надежд Пакистана, взявшего на себя руководство из Исламабада и Равалпинди (где находится пакистанская межведомственная разведка или ISI, ключевые спонсоры “Талибана” на протяжении трех десятилетий). Даже филиал талибов Хаккани, который очень близок к ISI, не свернул антипакистанские террористические операции “Техрик-и-Талибан-Пакистан” (TTP), а вместо этого провел серию безрезультатных переговоров о прекращении огня. Как и предыдущие афганские правительства, Талибан оспаривает у Пакистана демаркацию афгано-пакистанской границы, что даже приводило к вооруженным столкновениям.
Ограниченное взаимодействие Индии с Талибаном хорошо вписывается в давнюю ультрареалистическую внешнюю политику Индии. В Мьянме, где Индия имеет значительные экономические и геополитические интересы, она не желает критиковать новую военную хунту. После свержения демократического правительства в феврале 2021 года, а также недавней казни продемократических активистов, самое большее, на что был способен Нью-Дели, это выразить “глубокую озабоченность”. На самом деле, Индия тесно сотрудничает с хунтой Мьянмы, даже посылает индийских дипломатов на военные парады хунты.
Плюрализм и права человека против ограниченных целей
В отношениях Индии и Китая с Талибаном лишь ограниченное внимание уделяется правам человека, подотчетности и плюрализму. И Китай, и Индия говорят о поддержке инклюзивного правительства, в состав которого войдут неталибские и непуштунские фракции. Однако, наряду с Ираном и Россией, их определение инклюзивности отличается от западного, в основном, на интеграцию ключевых этнических лидеров меньшинств в правительство Талибана, а не на истинную подотчетность и широкую инклюзивность.
Однако Талибан не желает двигаться даже в этом ограниченном направлении, управляя правительством, ориентированным на пуштунов, с момента своего возвращения к власти. Он даже маргинализировал своих собственных командиров из числа этнических меньшинств – узбекских, таджикских и хазарейских командиров Талибана, которые сыграли решающую роль в захвате Талибаном районов страны с преобладанием меньшинств.
И Китай, и Индия одобрили возвращение девочек в средние школы Афганистана, которые запретил лидер Талибана Хайбатулла Ахундзада. Но ни Пекин, ни Нью-Дели не делали решительных или частых заявлений по этому вопросу. В своих интервью я узнал от западных дипломатов, что наряду с Россией и Ираном Китай указал руководству “Талибана” на то, что оно не должно уступать давлению Запада по таким вопросам, как права женщин, и что Пекин может выступить в качестве международного посредника для режима “Талибана”.
Разногласия в международных посланиях талибам ослабят способность международного сообщества формировать поведение талибов в отношении борьбы с терроризмом и внутриполитического устройства. Уже сейчас кандагарский центр власти вокруг Хайбатуллы невосприимчив к внешним и внутренним воздействиям, в том числе со стороны других фракций Талибана.
Более ориентированные на международный рынок сегменты “Талибана”, включая влиятельных командиров террористов муллу Якуба и Сираджуддина Хаккани, могут просчитать, что они вряд ли смогут сохранить контроль над Афганистаном более чем на несколько лет, если экономика страны будет оставаться в подвешенном состоянии. Однако продолжающиеся внутренние репрессии в отношении женщин, меньшинств и политических критиков, характерные для первого года правления Талибана, со временем поставят под угрозу даже западную гуманитарную помощь. Пока что нет оснований полагать, что любые будущие гуманитарные и экономические усилия Китая в Афганистане компенсируют потерю западной помощи на развитие.
В равной степени, однако, изоляция режима Талибана и постоянные отказы в помощи на развитие и финансовой ликвидности также вряд ли изменят его поведение. Наоборот, скорее всего, они еще больше загонят его в рамки догмы, ориентированной на внутреннюю и потустороннюю загробную жизнь, а также, вероятно, приведут к гражданской войне.
Однако распад режима талибов, ведущий к гражданской войне в Афганистане, еще больше противоречит международным антитеррористическим и гуманитарным целям. При нынешнем положении дел единственным результатом такой возможной гражданской войны будет еще более раздробленный и нестабильный Афганистан.
13/09/2022
Источник: Lee Kuan Yew School of Public Policy (National University of Singapore)
Last Updated on 18.09.2022 by iskova
