Понимание китайской “дипломатии воина-волка”
Интервью с Питером Мартином
22 октября 2021 года
В последние годы западный мир стал свидетелем изменений в методах китайской дипломатии.
В отличие от стратегии Дэн Сяопина “не высовываться”, китайские чиновники стали более открыто выражать противоречивые мысли, часто с негативными последствиями для двусторонних отношений с другими странами.
Во время пандемии Ковид-19 такое поведение стало известно как “дипломатия воина-волка”.
Джоанна Навроткевич побеседовала с Питером Мартином, автором книги “Гражданская армия Китая: создание дипломатии воина-волка” (2021г.), чтобы лучше понять истоки и влияние новой дипломатической тактики Китая.
Что такое “дипломатия воина-волка” и где зародилась эта концепция? Какие стимулы побуждают китайских чиновников участвовать в такого рода дипломатии?
“Дипломатия воина-волка” стала сокращенным выражением нового, напористого бренда китайской дипломатии. В прошлом китайские дипломаты, как правило, держались в тени и были довольно осторожны и умеренны в своем взаимодействии с внешним миром. Однако в последнее время они стали гораздо более жесткими и напористыми, демонстрируя поведение, которое варьируется от бурного ухода с международной встречи до криков на иностранных коллег и даже оскорблений в адрес иностранных лидеров.
Такой поворот в китайской внешней политике развивался постепенно (с 2008-2009 годов) и ускорился после прихода к власти Си Цзиньпина в 2012-13 годах. После вспышки пандемии COVID-19 китайские дипломаты чувствовали себя под ударом, но в то же время гордились тем, как их страна справилась с кризисом. Новая смесь уверенности и растущей незащищенности в сочетании друг с другом создала то, что мы сейчас называем “дипломатией воина-волка”.
Китайские дипломаты считают, что в течение многих лет они находились под сильным давлением, что Соединенные Штаты и другие страны постоянно читали им лекции о правах и недостатках коммунистической системы, и что исторически западный мир смотрел на них свысока. Они все еще могут помнить период “национального унижения”, либо лично, либо из опыта родителей, бабушек и дедушек, которые выросли в это время и сильно пострадали от рук иностранных держав.
Например, когда У Цзяньмин был ребенком, охранники французского посольства в Нанкине наказали его за игру за пределами территории посольства, натравив на него собак. Спустя годы он стал послом Китая во Франции. Обладая таким опытом и мышлением, многие китайские дипломаты видят перед собой возможность отстаивать интересы Китая с ясностью и уверенностью, невиданными ранее. Многие, но не все, считают “дипломатию воина-волка” скорее оборонительной, нежели агрессивной по своей природе.
Как концепция “дипломатии воина-волка” взаимодействует с нарративом о мирном росте Китая? Считаете ли вы их противоречивыми или взаимодополняющими?
На мой взгляд, многие люди в китайском внешнеполитическом истеблишменте сказали бы, что эти две концепции противоречат друг другу. Идея мирного роста была разработана, когда экономика Китая начала расти очень быстрыми темпами, а его военная мощь увеличивалась. Китайские лидеры хотели заверить внешний мир в том, что их намерения носят мирный характер и что подъем Китая не приведет к серьезным нарушениям в международной системе и не будет представлять системной угрозы для либерального международного порядка. Это международное заверение принимало различные формы, от продвижения “мягкой силы” до развития способности Китая распределять помощь за рубежом.
То, что мы увидели при Си Цзиньпине, гораздо больше сосредоточено на идее, что китайская система успешна, и что китайская коммунистическая партия не должна извиняться за то, как работает страна. Когда Китаю не оказывают того уважения, которого, по мнению китайских чиновников и высокопоставленных дипломатов, он достоин, это вызывает ответную реакцию.
Как китайская дипломатия “воина-волка” проявляется на онлайн-платформах? Видим ли мы такую же активность китайских чиновников на Weibo, как и в Twitter?
Поведение, которое привлекает наибольшее внимание, было скорее на Twitter, чем на Weibo. Использование социальных сетей китайскими дипломатами – очень новое явление. Министерство иностранных дел Китая медленнее, чем другие подразделения китайского правительства, осваивало социальные сети, особенно Twitter. Поначалу у китайских дипломатов не было большой аудитории в социальных сетях. Первым, кто собрал большую аудиторию, был Чжао Лицзянь – пресс-секретарь Министерства иностранных дел, ранее работавший дипломатом в Пакистане. После его появления в социальных сетях министерство иностранных дел осознало, насколько эти платформы способны напрямую взаимодействовать как с западной элитой, так и с западной общественностью.
С широким распространением Твиттера в последние несколько лет дипломаты, которые в противном случае не были бы замечены, обрели голос и могли общаться с большинством своих иностранных коллег. Таким образом, Twitter и социальные сети в целом стали неотъемлемым инструментом “дипломатии воина-волка”. Большинство китайских дипломатов, использующих эти платформы, стремятся не столько повлиять на китайских граждан, сколько привлечь внимание либо министерства иностранных дел, либо руководителей в Пекине.
Учитывая растущее присутствие китайских дипломатов на платформах социальных сетей, таких как Twitter, считаете ли вы, что западным политикам придется стать такими же активными в социальных сетях, чтобы сбалансировать уровень влияния?
По моему опыту, западные политики уже очень активны в Twitter, поэтому им не так много нужно сделать для того, чтобы уравновесить влияние Китая. Более того, китайским дипломатам трудно убедить международную аудиторию, поскольку китайский пропагандистский аппарат строго контролирует сообщения, в результате чего западные зрители не находят их убедительными.
С точки зрения Китая, западные политики имеют преимущество, потому что западные СМИ пользуются большим доверием во всем мире и имеют гораздо больший международный охват, чем их аналоги в Китае. В некотором смысле, зависимость китайских дипломатов от каналов социальных сетей отражает их разочарование от того, что они не могут достичь нужной им аудитории через традиционные СМИ. Тем не менее, мы можем ожидать активизации деятельности в секторе традиционных СМИ.
Все ли китайские дипломаты обязаны практиковать “дипломатию воина-волка”?
“Дипломатия воина-волка” – это тактика. Все китайские дипломаты способны использовать эту тактику, когда им это необходимо. Что примечательно в последние годы, так это то, что дипломаты твёрдо усвоили “дипломатию воина-волка” и сделали ее доминирующим способом взаимодействия с внешним миром и иностранной аудиторией. Похоже, такое поведение поощряется партийным центром. Те, кто, подобно Чжао Лицзяню, следовал этой тактике, нередко получали стремительный карьерный рост.
Я думаю, что есть немало китайских дипломатов, которые испытывают серьезные сомнения насчет такого общения Китая и репутационного ущерба за рубежом для Пекина от “дипломатии воина-волка”. Проблема для тех, кто сомневается в этой тактике, заключается в Си Цзиньпине. Судя по его речам, а также по его действиям, Си будет продолжать поощрять тех, кто ведет дипломатию в более напористой манере. Тем, у кого есть сомнения, нужно пока держать свои мысли при себе, иначе они столкнутся с политическими последствиями.
В своей книге вы утверждаете, что враждебная дипломатия была давней тактикой, используемой Китайской Народной Республикой с момента ее основания. Однако, учитывая негативную реакцию на эту дипломатическую тактику в других странах, есть ли какие-либо признаки того, что КНР изменит свою стратегию?
Многие китайские дипломаты знают, что реакция на “дипломатию воина-волка” была крайне негативной и фактически нанесла ущерб интересам Китая в целом ряде случаев. Однако, как и в предыдущие периоды напористой дипломатии Китая, основной аудиторией являются внутренние политики. Поэтому реакция иностранцев и чужаков не является высокоприоритетным моментом для китайских дипломатов.
Тем не менее, были времена, когда Китай находился в дипломатической изоляции, и поведение его дипломатов подрывало его международную репутацию. Это привело к очень впечатляющим периодам переосмысления и перенастройки, и КНР смогла изменить подходы, чтобы очаровать внешний мир, завоевать друзей и заручиться искренней поддержкой. Примерами таких эпох могут служить Женевская и Бандунгская конференции в середине 1950-х годов или период после бойни на площади Тяньаньмэнь в начале 1990-х годов.
Многих китайских наблюдателей удивляет то, почему в последние годы такое же строгое переосмысление происходит так медленно. Си Цзиньпин в своем выступлении на заседании Политбюро летом [2021 года] указал, что Китаю необходимо больше работать над созданием имиджа привлекательной и заслуживающей доверия страны. Однако пока не так много свидетельств того, что данная конкретная тактика, связанная с “дипломатией воина-волка”, будет рассмотрена и переориентирована в краткосрочной перспективе.
Интервью провела Джоанна Навроткевич
Питер Мартин – обозреватель отдела оборонной политики и разведки в агентстве Bloomberg и автор книги “Гражданская армия Китая: создание дмпломатии воина-волка” (2021) (China’s Civilian Army: The Making of Wolf Warrior Diplomacy)
Источник: The National Bureau of Asian Research (NRB)
Last Updated on 20.12.2023 by iskova