ПОЧЕМУ ДИКТАТОРЫ БОЯТСЯ ДЕВОЧЕК? ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ГЕНДЕРНОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ И НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

КОММЕНТАРИЙ

В 1987 году аргентинские матери собрались, чтобы выразить свой протест против исчезновения их сыновей и мужей в результате действий авторитарной военной хунты. Это движение послужило катализатором успешного продемократического движения в Аргентине, которое положило конец режиму Виделы.

Аналогичным образом, через публичные демонстрации материнской скорби, советский Комитет солдатских матерей, зародившийся в 1989 году во время советской войны в Афганистане, привлек внимание общественности к коррупции и нарушениям прав человека в советской армии. Возможно, это движение обострило вопросы вокруг всей советской системы, что, в свою очередь, способствовало ее краху.

Сейчас в Иране набирает силу мощное протестное движение, которое было инициировано и продолжено женщинами и девочками.

Россия использует понятия гипермужественности в качестве ключевого средства для поддержания контроля над режимом внутри страны и распространения дезинформации среди западной общественности.

По мере того, как Си укрепляет свою власть в Пекине, китайская компартия разжигает опасения, что мальчики «феминизируются», что противоречит десятилетиям китайской политики, направленной на поощрение гендерного равенства.

Все эти примеры объединяет гендер. Гендер играет мощную роль в построении и распространении власти и идентичности, которая особенно значима в авторитарных режимах.

Как показывает история, когда рядовые граждане бросают вызов гендерным структурам власти, становятся возможными глубокие изменения в обществе. Поэтому гендерная проблематика представляется ключевой, хотя и недооцененной, линией разлома в авторитарных обществах, с которыми Соединенные Штаты и их союзники ведут стратегическое соперничество.

Хотя пониманию роли гендера в социальных отношениях и общественных науках посвящено немало научных трудов, все же недостаточно развито применение гендера в качестве аналитического инструмента для лучшего понимания сложных проблем национальной безопасности, таких как:

• стратегическая конкуренция,
• операции в «серой зоне» и то, —
• как лучше противостоять нарастающей волне авторитарных государств в международной системе.

Если этого недостаточно, есть еще одна важная причина, по которой сообщество национальной безопасности должно начать уделять больше внимания гендеру: такие противники, как Россия, используют гендер для того, чтобы оправдать вторжение в Украину.

Гендер — это способ выражения и распространения основных представлений об идентичности и власти на индивидуальном и структурном уровнях.

Хотя женщины часто играют важную роль в противостоянии авторитарным структурам власти, как показывают недавние события в Иране, они делают это в противовес традиционно консервативным гендерным ролям, предписанным для всех граждан многими современными авторитарными режимами.

Несмотря на то, что женщины часто являются движущей силой для размышлений о гендерных аспектах вопросов безопасности (если не катализаторами социальных изменений), аналитическое сосредоточение на одном гендере упускает из виду более широкие общественные и структурные картины, ключевой частью которых является гендер.

Поэтому «гендер» как концептуальная линза не ограничивается женщинами и женским представительством. Скорее, он также позволяет нам исследовать (помимо прочего):

• как мужчины воспринимают свои роли и идентичности,
• как эти идентичности и роли выражаются на индивидуальном и структурном уровнях, и
• как эти идеи формируют стратегические культуры и решения национальной политики.

Кроме того, поскольку гендер является основой человеческого существования, он создает пути для понимания и изучения пересечений с другими идентичностями — этнической, религиозной и так далее.

Другими словами, гендер дает нам механизм, позволяющий лучше оценить человеческие аспекты войны и государственного устройства — если мы позволим ему это сделать.

На самом деле, оставлять открытым вопрос о том, что включает в себя понятие «гендер» — это именно то, за что выступает академическая наука на протяжении десятилетий, с тех пор как ученые начали задаваться вопросом о том, как неспособность обсуждать патриархат и гендер искажает все исследование глобальной политики.

В международных отношениях по-прежнему существует активное научное сообщество, построенное на конструктивизме и постструктурализме, которое рассматривает гендер как одну из многих идентичностей, используемых людьми для осмысления мира и продвижения своих интересов.

Сегодня феминистская литература является неотъемлемой частью международных отношений, адаптируя взгляды ученых на все — от начала войны и ошибочного восприятия до вербовки террористов, противоповстанческой борьбы и беспилотной войны.

Новейшая литература вышла за рамки феминизма второй и третьей волны и стала изучать дискурс, идеи Джудит Батлер о перформативной идентичности и даже манифест Донны Харауэй «Киборг». Работы Харауэй особенно важны для понимания современных проблем национальной безопасности, в которых гендерная идентичность реализуется через онлайн-персоны и распространяемые троллями мемы, похожие на симулякры.

Поскольку все большая часть нашей жизни проходит в сети, роли, которые мы принимаем в социальных сетях, становятся частью национальной безопасности и объектом пропаганды.

К сожалению, эти и другие научные открытия лишь частично воплотились в политику или политические рамки, которые позволили бы стратегам более тонко понять такие сложные проблемы национальной безопасности, как стратегическая конкуренция.

Отсутствие практической структуры, ориентированной на национальную безопасность, для оценки и использования гендерных общественных линий разлома особенно остро ощущается при рассмотрении необходимости разработки и применения специализированных комплексных стратегий сдерживания в контексте политических войн и войн в «серой зоне».

Чего можно было бы достичь, если бы Соединенные Штаты изучили пересечение гендерных и властных структур в авторитарных режимах и включили эти знания, например, в планирование действий на театре военных действий и кампаний — или даже в последнюю Национальную стратегию обороны, в которой вообще нет ни слова о гендере?

Вместо этого, в статье утверждается, что Соединенные Штаты должны конкурировать с противниками, используя традиционные представления о власти, основанные на реальной политике, и упускать из виду то, как идентичность играет роль в формировании авторитарной политики.

Суть вопроса

Все эти теоретические рассуждения приводят практичного политика к фундаментальному вопросу:

• Как гендер — в широком понимании — играет роль в стратегическом конкурентном пространстве?
• Более того, почему все это имеет значение?

Во-первых, автократы по всему миру спешат принять патриархальный тоталитаризм и развязать совершенно новую форму информационной войны. Теперь уже недостаточно контролировать речь или собрания. Диктаторы манипулируют идентификацией и дискурсами (особенно такими мощными, как гендерные нормы), чтобы оправдать свою власть над обществом.

Эта патриархальная обратная реакция происходит в особенно трудное время для демократий, где общества ведут переговоры о новом, часто противоречивом, понимании гендерной идентичности и традиционных ценностей. Такая тенденция ставит соперничество по определению гендерных ролей и идентификации в центр новой эры соперничества великих держав.

В Иране за недавней волной протестов, возглавляемых женщинами, стоит долгая история. На протяжении десятилетий режим использовал гендерные нормы и идентичность в качестве главного инструмента репрессий. Традиционные ценности долгое время служили оправданием для отказа в основных свободах и платформой для мобилизации сторонников.

Тем не менее, борьба за права женщин и права личности в Иране переплетаются. Гендер стал ареной сопротивления, что делает последнюю волну протестов особенно сложной для авторитарного режима и все чаще ставит женщин в авангард сопротивления.

В России Путин настаивает на ремаскулинизации России, манипулируя традиционными культурными символами и речевыми оборотами для оправдания территориальной экспансии, национализма и сопротивления тому, что его окружение считает коррумпированным, упадническим Западом.

Эта кампания привела к значительному ухудшению прав женщин и исторически маргинализированных групп в России. Путин дошел до того, что заявил, что россияне, стремящиеся к гендерным свободам, являются частью большой антироссийской пятой колонны. Российские социальные сети переполнены группами, пропагандирующими ненависть, такими как Male State, которые стали ярыми сторонниками войны Путина в Украине.

В период с 2005 по 2019 год российская элита использовала такие молодежные группы, как «Наши» — самопровозглашенное «антифашистское движение», описанное как «Поколение Путина», — чтобы связать гендерную принадлежность, поддержку Москвы и традиционные ценности в противовес Западу.

Манипулирование гендерными ролями и идентичностью помогает Путину охватить большую, глобальную сеть популистов, которые считают, что традиционные ценности и общество находятся под угрозой.

Менее оценена роль гендера и дискурса о порядке и стабильности в современном Китае.

Китайская коммунистическая партия все чаще рассматривает феминизм как угрозу собственной идеологии и восприятию Китая как социально консервативной страны. Си Цзиньпин здесь выступает в роли этакого  неотрадиционалиста, пропагандирующего борьбу с понятиями «культурного недостатка и вырождения» для оправдания своего централизованного правления и репрессий.

Компартия Китая (КПК) все больше внимания уделяет гендеру как угрозе стабильности, призывая государственные институты предотвращать феминизацию мужчин и подростков и продвигать китайских знаменитостей, считающихся мужественными противовесами «обабившимся размазням» с «ненормальной эстетикой».

Манипулирование гендерными ролями занимает центральное место в усилиях КПК по пресечению «цветных революций» и любой угрозы ее правлению.

По словам Леты Хонг Финчер, автора книги «Предательство Большого Брата: феминистское пробуждение в Китае»:

• «Китайские правители-мужчины решили, что систематическое порабощение женщин необходимо для выживания коммунистической партии. Поскольку эта борьба за выживание партии становится еще более острой, репрессии против феминизма и прав женщин — более того, против всего гражданского общества — скорее всего, усилятся.»

Си рассматривает традиционные семейные ценности и свой проект национального омоложения как взаимосвязанные, что делает феминизм угрозой выживанию партии. Это представление о более традиционном, мужественном китайском мужчине, восставшем, чтобы бросить вызов упадническому Западу, демонстрируется во всем, начиная от призывных видеороликов НОАК и заканчивая фильмами-блокбастерами, такими как франшиза «Воин-волк». 

Другими словами, гендерные роли и идентификация являются центром притяжения в информационной среде для автократов, стремящихся ограничить свободу слова и обмена мнениями в своих обществах.

Этим режимам крайне необходимо продвигать свой имидж (нередко с помощью сочетания вычислительной пропаганды и цензуры) как защитников традиционных ценностей, находящихся под угрозой.

Поскольку этот дискурс опирается на манипулирование гендерными ролями и идентичностью, гендер также является критической уязвимостью, которая может быть поставлена под угрозу для получения преимущества.

Любая стратегия, направленная на противостояние авторитарным государствам, которая не использует эту уязвимость, упускает возможность получить конкурентное преимущество и победить без боя.

Ну хорошо. И что дальше?

В наши дни диктаторы, похоже, боятся, что девочки (и женщины, а также матери, бабушки и мужчины, которые не приемлют карикатурных представлений о мужественности) станут политически сознательными и активными.

Это происходит потому, что они представляют собой обратную сторону гипермачо, идеала медвежьего наездника, который стал центральным для современной авторитарной проекции власти, как внутри страны, так и за рубежом.

Итак, что могут сделать Соединенные Штаты, чтобы использовать эту точку давления в своих интересах?

Во-первых, и это, пожалуй, самое важное, Соединенные Штаты должны опираться на предыдущие резолюции ООН, исполнительные распоряжения и законодательство, которые признают, что гендер является важным аспектом человеческого существования и заслуживает серьезного изучения, когда речь идет о вопросах государственного устройства.

Многие демократические страны осознают это через жизненно важную повестку дня «Женщины, мир и безопасность».

Несмотря на это, дискуссии о гендере в национальной безопасности, как правило, вызывают бурную реакцию.

С одной стороны, некоторые поддерживают идею о том, что женщины играют жизненно важную роль в подъеме хрупких обществ — от образования до гражданского и политического участия.

С другой стороны, гендерный фактор отвергается как фоновый шум для реальной политики, его называют «мягким» или относят к внешним факторам.

Даже когда гендерные вопросы становятся частью программ национальной безопасности, к ним относятся скорее как к «домашнему питомцу» или «дополнению», нежели как к основному аспекту продвижения гражданского общества и демократических ценностей.

Эти упрощенные понятия препятствуют серьезному обсуждению гендера как аналитической линзы для анализа политики и того, как исполнение и манипулирование гендерной идентичностью являются ключевыми измерениями национальной безопасности в двадцать первом веке.

Во-вторых, гендер должен означать нечто большее, чем женщины и подсчет количества женщин на руководящих должностях — цели, безусловно, благородные, но ограниченные, когда речь идет о противостоянии авторитаризму.

Другими словами, представительство необходимо, но этого, конечно же, недостаточно. Это объясняется тем, что, хотя в законодательные органы по всему миру избирается больше женщин, они порой попадают в комитеты по «женским вопросам» и «семье», а не в реальные органы, принимающие решения. Сильно ограниченные, доминируемые мужчинами представления о гендерных ролях и стереотипы реплицируются в институтах управления, воспроизводя, увековечивая и усиливая угнетение.

Вместо того, чтобы считать гендер достигнутым (репрезентация), его полезно рассматривать как линзу, через которую можно рассматривать поиск преимуществ в информационной среде, являющейся центральным элементом соперничества великих держав.

Для этого стратеги должны понять, что если гендер является одновременно критическим требованием и уязвимостью, то это требует новых видов кризисных симуляций и военных игр для изучения конкуренции.

Эти усилия должны следовать последним исследованиям и объединить лучшие достижения стратегических игр и социальных наук, чтобы выделить способы, которыми конкурирующие группы используют манипулирование гендерными ролями и идентичностью для продвижения своих интересов, и потенциальные последствия.

Необходимо понять, как гендер пересекается с общими концепциями и театром военных действий, а также с конкуренцией, деятельностью в «серой зоне» и политической войной. (Эти вопросы, между прочим, составляют ключевой компонент исследовательской программы «Умные женщины, умная власть» Центра стратегических и международных исследований.)

Учитывая центральную роль гендера (и репрессий) в выживании режима, понимание того, как гендер используется для усиления динамики власти, важно для раскрытия возможностей для разрушения авторитарных структур власти.

Поэтому настало время, чтобы политики и практики сообщества национальной безопасности использовали гендер для изучения основных представлений и опыта власти, ролей и идентичности на индивидуальном и институциональном уровнях.

Гендер представляет собой глубоко укоренившиеся представления об идентичности и властных отношениях, которые сообщество национальной безопасности должно лучше учитывать, например, при разработке специальных стратегий сдерживания или планов кампании на театре военных действий.

В конечном счете, война — это сугубо человеческая деятельность, а гендер — это основное выражение того, что значит быть человеком.

Игнорировать гендер — значит игнорировать основные аспекты самой войны.

07/11/2022

Авторы: Бенджамин Дженсен, Кэтлин Дж. Макиннис и Джарон Уортон 

Источник: War On The Rocks

Last Updated on 07.11.2022 by iskova