НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ: НЕУДАЧНАЯ СТРУКТУРА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ РФ
Вторжение России в Украину было глубоко ошибочной военной операцией, начиная с предположений Москвы о легкой победе и заканчивая недостаточной подготовкой, плохим планированием и применением сил.
Однако меньше внимания было уделено структуре российских сил и вопросам укомплектованности личным составом – критически важному элементу, который сейчас определяет результаты этой войны.
Планы редко выдерживают первый контакт с противником, и военные неизменно должны адаптироваться, но стратегический выбор структуры сил может оказаться решающим.
Структура сил многое говорит о вооруженных силах и их предположениях о том, какие войны они планируют вести и как они планируют их вести.
Некоторые из наиболее серьезных проблем, с которыми сталкиваются российские вооруженные силы, являются результатом сознательного выбора и компромиссов. Эти решения помогают объяснить многие из наблюдаемых трудностей, с которыми сталкиваются российские вооруженные силы в общевойсковых операциях, боях в городских условиях и попытках удержать местность.
В ходе этой войны стала ясна вся степень слабости российского личного состава. В настоящее время российские вооруженные силы испытывают нехватку живой силы – особенно пехоты. Российские военные также пошли на компромисс, создав силы частичной мобилизации.
Следовательно, российская армия была оптимизирована для короткой и острой войны, но не имела возможности поддерживать крупный обычный конфликт на уровне комплектования в “мирное время”.
В настоящее время российские вооруженные силы вынуждены поддерживать операции в Украине и пытаются провести частичную мобилизацию, чтобы предотвратить возможность значительного ухудшения ситуации на поле боя.
Лучшее или худшее из двух миров?
Чтобы понять, почему это произошло с одной из крупнейших армий мира, мы должны начать с изучения основных компромиссов, сделанных при создании российских вооруженных сил.
Последовательные российские военные реформы после распада Советского Союза были направлены на отказ от старой мобилизационной армии с большим количеством призывников путем консолидации формирований и оборудования, превращая громоздкое советское наследство в небольшие постоянные силы.
Российские вооруженные силы в основном состояли из призывников, которых набирали дважды в год, и контрактников, считавшихся “профессионалами-срочниками”, которые добровольно шли на службу в течение нескольких лет.
Россия сосредоточилась на том, чтобы контрактники составляли большую часть ее вооруженных сил. Вместе с Соединенными Штатами, Россия пришла к убеждению, что меньшие по численности, но лучше оснащенные и обученные вооруженные силы могут справиться с целым рядом конфликтов.
Этот процесс происходил в основном в период с 2008 по 2012 год.
Затем, начиная с 2013 года, российские военные свернули некоторые из этих реформ, не только потому, что некоторые из них оказались глубоко непопулярными, но и потому, что силы считались слишком малыми для региональной или крупномасштабной войны против превосходящего противника.
Поэтому в сухопутных войсках была принята смешанная структура, включающая дивизии и бригады, что увеличило общую структуру сил.
Подход к комплектованию бригад и дивизий был одинаковым. Россия перешла на частичную мобилизацию, надеясь получить лучшее из двух миров: больше сил и техники, меньше личного состава и затрат, плюс способность генерировать значительную боевую мощь в короткие сроки.
Военные стремились иметь силы высокой готовности в рамках бывшего советского подхода к крупным формированиям, требующим определенной степени мобилизации.
Военные также пытались примириться с тем, чтобы оставить в армии около 250 тыс призывников, при их общей низкой пригодности к военным операциям и политических ограничениях на их использование в конфликтах.
В конечном итоге, российские военные приняли структуру сил, которые могли развертываться в виде батальонных тактических групп или всего соединения, например, полка или бригады.
Батальонные тактические группы представляли собой организованные по задачам общевойсковые формирования с привычными учебными отношениями, сосредоточенные вокруг маневренного батальона в составе полка или бригады.
Ожидалось, что они будут обладать повышенной готовностью в плане техники и личного состава и смогут развернуться в кратчайшие сроки. Эти формирования состояли из пехоты, бронетехники, артиллерии и вспомогательных средств.
Батальонная тактическая группа не была недавней разработкой, но она стала мерилом в российских вооруженных силах для оценки боеготовности и способности сил создавать подразделения по первому требованию.
В теории это обеспечивало гибкость, но как это будет работать на практике в крупных масштабах, оставалось только догадываться.
Как хорошо показала эта война, то, что военные могут сделать с 10 батальонами в ограниченной войне, не обязательно может быть воспроизведено с более чем сотней в сложной, крупномасштабной военной операции.
Что это дало на практике?
Российские сухопутные формирования (включая воздушно-десантные войска и морскую пехоту), как силы повышенной готовности, были укомплектованы на 70-90%. Следовательно, бригада численностью 3500 человек в мирное время могла иметь только 2500 человек. С учетом 30 процентов призывников, которые могли быть в подразделении, это означало, что не более 1700 человек считались бы пригодными к развертыванию. Если фактические уровни боеготовности завышались, или не хватало контрактников для комплектования двух батальонных тактических групп, то реальная численность имеющихся сил еще больше сокращалась.
Командование оперативного уровня в России на поле боя обычно представляет собой общевойсковую армию.
Армии состоят из бригад, дивизий и вспомогательных частей, которые назначаются военными округами.
Армии различались по численности, но в результате некоторые из этих соединений имели численность, близкую к 1,5-2 бригадам.
Воздушно-десантные дивизии на практике также имели меньшую укомплектованность по сравнению с утвержденной конечной численностью.
Со временем силы распределялись все более и более тонким слоем. Техника была, а людей не хватало. Эти пробелы подталкивали российских военных чиновников к привычным формам подтасовки данных.
Российские вооруженные силы хорошо приспособлены к коротким, высокоинтенсивным кампаниям с интенсивным использованием артиллерии.
Напротив, они плохо приспособлены для длительной оккупации или изнурительной войны на истощение, которая потребует значительной доли сухопутных войск России, а это именно тот конфликт, в котором она оказалась.
Российские военные не располагают достаточными численными возможностями для легкой корректировки или ротации сил, если значительная часть боевой мощи окажется связанной войной.
Они исходили из того, что в случае кризиса в отношениях с НАТО, политическое руководство санкционирует мобилизацию для повышения уровня комплектования и развертывания укомплектованных формирований.
И вот Путин объявляет о начале “специальной операции”, которая означала начало большой войны в Европе, против второй по величине страны континента, с силами, действующими на уровне комплектования мирного времени.
Путин предполагал, что Украина быстро сдастся, и операция по смене режима может быть проведена без необходимости планирования и организации крупной войны. Итоговое фиаско, которое будут изучать еще несколько десятилетий, возникло в результате “нахлёста” ужасных политических предположений России с предположениями вооруженных сил относительно сил, которые будут доступны для войны такого масштаба (как это было задумано в проекте).
Пересмотр батальонной тактической группы
После первоначального вторжения России с наступательными операциями против Украины в 2014 и 2015 годах, российские военные отдали приоритет созданию батальонных тактических групп постоянной готовности, укомплектованных исключительно солдатами и офицерами-контрактниками.
С 2016 года каждый полк или бригада должны были иметь возможность сформировать две батальонные тактические группы, укомплектованные только офицерами и контрактниками, а третий батальон должны были составлять военнослужащие срочной службы.
На практике ситуация варьировалась по подразделениям в зависимости от общего уровня их готовности.
По словам начальника Генерального штаба Валерия Герасимова, в 2016 году в России было 66 батальонных тактических групп, и планировалось быстро увеличить этот показатель до 96-ти к концу того года, 115 в 2017 году и 126 в 2018 году.
Шойгу заявил, что в 2019 году у России будет 136 батальонных тактических групп, а в августе 2021 года – 168.
В них должно быть от 700 до 900 военнослужащих, но в то время как официальное количество батальонных тактических групп быстро увеличивалось, число военнослужащих, проходящих службу по контракту, достигло плато, и ежегодный показатель призыва оставался практически неизменным в течение последних четырех лет.
Следовательно, современные представления о типичном размере и составе российской батальонной тактической группы были неточными.
Российские военные поставили цель достичь к 2017 году цифры в 425 тыс контрактников, а к 2019 году – 499 тыс 200.
Вместо этого, по словам российских чиновников, в 2016 году она достигла 384 тыс, в 2019 году – 394 тыс, а в 2020 году – 405 тыс.
Поскольку Министерство обороны несколько лет подряд продолжало публиковать одни и те же цифры контрактников, стало очевидно, что они, скорее всего, снижаются.
Разрыв между официальными цифрами и фактическим уровнем комплектования по контракту стал предметом споров в аналитических кругах.
Судя по всему, российские вооруженные силы достигли такой цели, сократив численность личного состава в каждом батальоне, включая численность в каждой роте, что оказало значительное влияние на операции в Украине.
У этого решения было два важных результата.
Во-первых, наступательные маневренные формирования России, предполагающие наличие примерно 125-130 батальонных тактических групп, как это раскрывается официальными американскими источниками, на практике оказались гораздо меньше, если рассматривать их реальную численность. Общая численность этих сил составляла примерно 80 тыс человек, не считая вспомогательных и других поддерживающих элементов (общая численность сил, вероятно, превышала 100 тыс человек).
Во-вторых, эти формирования были в значительной степени ориентированы на артиллерию, бронетехнику, поддержку и вспомогательные средства, а не на мотострелковую пехоту и наличие пехотных подразделений.
Это сильно повлияло на способность России действовать в городской местности, поддерживать бронетехнику с помощью пехоты и контролировать местность.
Кроме того, наблюдалась нехватка ключевых кадров, от средств обеспечения до тылового снабжения, и силы оказались гораздо более хрупкими, чем многие (включая американских аналитиков) первоначально предполагали.
На основании захваченных документов, опубликованных Украиной, и достоверных списков личного состава, которые, похоже, были раскрыты через хакерские атаки, Россия решила изменить свою организационную структуру мотострелковых подразделений, сократив численность личного состава.
Вместо 539 или 461 человека в мотострелковых батальонах, в новом штатном расписании для мотострелковых батальонов значится примерно 345 человек.
Однако даже при таком сокращенном штатном расписании, многие российские батальоны, как представляется, укомплектованы на 2/3 или 3/4, часто насчитывая всего 230-280 солдат.
Новая штатная численность мотострелковой роты составляет примерно 75-76 человек, а не 101 или 113, как раньше, и всего 22 человека для взводов. В прежних мотострелковых взводах было 30 или 32 человека, три отделения по восемь или девять человек и штаб взвода.
Источник данных: Генри Шлоттман (на основе утечки документов)
Новый мотострелковый взвод состоит из трех отделений по семь солдат без штаба взвода. Только командир взвода не входит в состав одного из отделений, а первое отделение возглавляет заместитель командира взвода.
Отряд из семи человек означает, что на каждую машину БМП или БТР приходится четыре свободных мотострелка, не считая экипажа из трех человек.
Но многие из этих отрядов состоят только из пяти или шести солдат. На практике это означает, что во многих российских мотострелковых отделениях солдат хватает только для управления машинами, но не для того, чтобы сесть и сражаться в пешем строю.
Действительно, бывали случаи, когда российские БТР и БМП имели только экипаж из трех человек, вообще без мотострелков.
В результате всех этих сокращений и проблем с комплектованием, многие российские взводы, развернутые в Украине, по размеру приближаются к размеру отряда морской пехоты США, который в настоящее время составляет 13 человек с планами увеличения до 15 человек, а многие российские батальоны по размеру равны роте морской пехоты, усиленной 182 морскими пехотинцами и моряками, плюс вспомогательные подразделения и т.д.
С учетом приданных подразделений, численность многих из этих батальонных тактических групп, базирующихся на мотострелковом батальоне, составляет от 400 до 600 человек, что значительно ниже цифры в 700-900 человек, о которой сообщали российские официальные лица.
Например, по имеющимся данным, два батальона 138-й мотострелковой бригады, развернутых в Украине, имели в своем составе 310 и 226 человек, а батальонные тактические группы, сформированные из этих батальонов, – 666 и 499 человек, соответственно.
Захваченные документы свидетельствуют, что это проблема для подразделений в различных военных округах – Южный военный округ, по-видимому, лучше всего укомплектован, но его подразделения все еще страдают от этой проблемы – а также для подразделений береговой обороны и даже воздушно-десантных подразделений.
Существенно различается и численность батальонных тактических групп, развернутых в Украине. Некоторые из них насчитывают 900 человек, но многие вдвое меньше, что означает, что регулярно публикуемые или обновляемые различными представителями оборонного ведомства цифры имеют относительно небольшое значение или вообще не имеют значения при оценке наземной боевой мощи России в Украине.
На практике, численность батальонных тактических групп могла варьироваться от 350 до 900 человек, а некоторые подразделения развертывались не как батальонные тактические группы, а как целые полки со своими штабными подразделениями. В этих случаях артиллерия и другие полковые или дивизионные средства не всегда придавались батальонным тактическим группам, а располагались на более высоком уровне, что еще больше сокращало численность этих подразделений.
Действительно, большое количество командиров полков и бригад, погибших в Украине, является одним из признаков того, что российские подразделения воюют в составе полков или бригад, а не обязательно в составе самостоятельных батальонных тактических групп.
Другая причина различий заключается в том, что бригады и полки могут иметь одну батальонную тактическую группу, но вторая часто бывает сокращенной, что свидетельствует о нехватке личного состава.
Где пехота?
Другая проблема заключается в том, что батальонные тактические группы с большим количеством солдат имеют большую долю вспомогательных подразделений, таких как артиллерия, ПВО, инженерные войска или средства радиоэлектронной борьбы, а также маневренные роты (например, мотострелковые или танковые).
В зависимости от задачи, эти другие вспомогательные средства важны, но меньшая доля маневренных рот по отношению к вспомогательным средствам означает, что эти формирования менее способны к маневру или захвату местности.
Батальонные тактические группы, сформированные из танковых батальонов, обычно имеют меньше личного состава, поскольку танковые батальоны имеют штатную численность всего 151 чел, поэтому они еще меньше из-за уменьшения мотострелкового компонента.
Действительно, похоже, что Россия также изменила организационную структуру и оснащение танковых полков, в некоторых случаях сократив мотострелковый батальон до одной роты. Это означало, что танковый полк не мог сформировать две полноценные батальонные тактические группы, поскольку каждая танковая батальонная тактическая группа должна была иметь как минимум одну мотострелковую роту. Например, в 1-м танковом полку 2-й мотострелковой дивизии России имелась только одна мотострелковая рота численностью 70 человек, что явно недостаточно.
В итоге российские военные развернули маневренные соединения с небольшим количеством пехоты, но при этом взяли с собой много бронетехники. Эта ситуация начинает напоминать проблемы, с которыми столкнулись российские войска в Грозном-1995: тонны металла, мало живой силы.
Российские танковые подразделения нуждаются в поддержке пехоты в различных ситуациях, а пехота в разобранном виде имеет решающее значение при ведении боевых действий в городских условиях, захвате или удержании местности.
Танки и бронетехника уязвимы без пехоты, которая защищает их от противотанковых групп и других угроз. Привлекая минимальное количество пехоты, мотострелковые батальоны страдают от тех же уязвимостей, что и танковые подразделения.
Высокое соотношение бронетехники и солдат во многих российских подразделениях также, вероятно, объясняет большое количество техники, брошенной российскими войсками в начале войны.
Отсутствие органических мотострелковых войск также помогает объяснить низкую эффективность многих российских танковых подразделений, которые были уязвимы для засад легких украинских противотанковых групп, вооруженных противотанковыми орудиями Javelin, NLAW и Stugna-P.
Проблема усугубилась потерями среди пехотных частей уже в первые несколько недель войны.
Российским военным особенно не хватает сил легкой пехоты для многих ситуаций, с которыми они столкнулись в Украине. Даже в мотострелковых, воздушно-десантных или морских пехотных подразделениях бронетехника органически присутствует на всех уровнях.
Таким образом, целые взводы или роты, включая сержантский и офицерский состав, не могут высаживаться как сплоченные подразделения, потому что им приходится укомплектовывать машины в ситуациях, когда предпочтительнее были бы легкие пехотные подразделения с мобильным подразделением в поддержке.
Воздушно-десантные батальоны сталкиваются с той же проблемой. Действительно, тяжелые потери, понесенные воздушно-десантными подразделениями под Киевом в районах Бучи, Ирпеня и Гостомеля, могут быть частично результатом недостатка пехоты.
Россия компенсирует нехватку пехоты в мотострелковых подразделениях, опираясь в основном на свою морскую пехоту, а также на силы сепаратистского ополчения, которые вели большую часть боев в Мариуполе.
Возможно, российская морская пехота, небольшой компонент вооруженных сил, была самым результативным элементом сухопутных войск, но она также понесла тяжелые потери. Бойцы мобилизованного ополчения из Донецка и Луганска также были переброшены в регионы за пределами Донбасса, а частные военные подрядчики Вагнера, по сообщениям, сыграли решающую роль в боевых действиях. Действительно, справедливо задаться вопросом, являются ли некоторые отряды “Вагнера” и сепаратистские подразделения постоянной готовности на самом деле более элитными и способными, чем регулярные российские мотострелковые подразделения, по крайней мере, при действиях в составе конных сил.
Россия также компенсировала это за счет развертывания подразделений Национальной гвардии России (Росгвардии) для выполнения функций легкой пехоты. Среди них были подразделения спецназа, похожие на полицейский спецназ, и ОМОН. Хотя Росгвардия является военизированной организацией, ее подразделения не обучены и не оснащены для ведения обычной войны, и многие бойцы Росгвардии вторглись в Украину на грузовиках ОМОНа, практически без брони.
На данном этапе российские военные ищут кадры везде, где только можно, особенно для восполнения эндемической нехватки пехоты по отношению к технике. Россия вторглась в Украину с недоукомплектованными батальонными тактическими группами, которые затем понесли основные потери.
Российским военным, вероятно, было бы лучше иметь меньшее количество, но полностью укомплектованных батальонных тактических групп.
Похоже, что перед вторжением российские войска снова стянули контрактников или офицеров из разных батальонов, чтобы сформировать их, но подразделения работают лучше всего, когда у них есть возможность тренироваться вместе, разработать стандартные оперативные процедуры и создать сплоченность.
Также представляется очевидным, что многие российские полки и бригады могли выставить только одну батальонную тактическую группу полного состава, а не две, как утверждали российские официальные лица.
Интересно, что одним из ранее выявленных недостатков этих формирований было отсутствие достаточного штата для надлежащего осуществления командования и управления многочисленными подразделениями. Вместо этого, похоже, что российские сухопутные войска в Украине были перегружены командным составом – слишком много офицеров командовали небольшими подразделениями, не имея достаточного количества рядовых пехотинцев.
Тот факт, что российские силы были распылены по территории, что снижало готовность к получению новых дивизий и полков, был известен в аналитическом сообществе. Однако масштаб проблем не был столь очевиден до начала войны.
Имеющиеся данные указывают на два первых вывода.
Некоторые из этих изменений и сокращений произошли относительно недавно, вероятно, в течение последних трех лет, и части российских вооруженных сил систематически завышали показатели готовности.
Следовательно, высшее военное руководство могло не знать, насколько серьезной была проблема, а секретность, окружавшая планы российского вторжения в рамках системы, усугубляла внезапное обнаружение гниения, давая командирам мало времени для решения этих проблем.
Нехватка сержантского состава?
Многие комментаторы обращают внимание на недостаток сержантского состава как на ключевую кадровую слабость российских вооруженных сил.
Это неудивительно, поскольку в западных вооруженных силах они занимают видное место.
В российских вооруженных силах есть сержанты-контрактники, но у этих солдат нет руководящей роли, ответственности и разделения обязанностей по отношению к командиру.
Эти различия важны, но их чрезмерно подчеркивают. Например, в Украине к моменту начала войны не было создано эффективного сержантского корпуса – в лучшем случае, он только зарождался и стремился к этому. Некоторые из предполагаемых различий между Россией и Украиной, о которых говорится в популярном дискурсе, просто не объясняют разницу в показателях этих вооруженных сил.
Потребуется время, чтобы провести более обоснованный разговор о том, что имело значение, а что нет в этой войне.
Вместо этого, более серьезной кадровой проблемой является нехватка контрактных рядовых. Действительно, сокращение размеров рот означает, что сержантский состав менее важен, поскольку офицеры руководят меньшим количеством солдат. Во многих случаях российские лейтенанты возглавляли взводы, которые были примерно такого же размера, как 13-местный стрелковый отряд морской пехоты США, которым руководит сержант.
Меньшие батальонные тактические группы указывают на то, что Россия не может набрать достаточное количество контрактников для надлежащего комплектования маневренных батальонов. Приоритетными назначениями для контрактников являются сержантские должности, элитные подразделения и высокотехнические специальности. Призывники не служат достаточно долго, чтобы получить надлежащую подготовку по этим техническим специальностям, поэтому они почти полностью укомплектованы контрактниками.
Поскольку в Воздушно-космических силах, Военно-морском флоте и Ракетных войсках стратегического назначения России процент технических специальностей выше, они получают большую долю контрактников, чем армия.
В сухопутных войсках приоритетом является укомплектование контрактниками всех сержантских должностей, а также таких специальностей, как операторы средств ПВО, радиоэлектронной борьбы и другой техники.
Элитные подразделения, такие как воздушно-десантные, морская пехота, спецназ и разведывательные подразделения, также имеют более высокий приоритет в получении контрактников. В результате в мотострелковых батальонах не хватает контрактников, и, похоже, Россия решила компенсировать это за счет сокращения численности личного состава этих батальонов, вместо того чтобы сократить число батальонных тактических групп постоянной готовности.
Это касалось не только пехотинцев. Российские маневренные подразделения не имели достаточного количества рядовых-контрактников для работы водителями в колоннах тылового обеспечения и слишком полагались на призывников. Это означало, что после вторжения у них возник дефицит водителей, что усугубило проблемы с логистикой.
Почему всё произошло именно таким образом
Российское мышление в отношении стратегии и оперативных концепций сыграло значительную роль в выборе этих решений. Организационную культуру и бюрократические предпочтения не следует игнорировать, но причина, по которой российские вооруженные силы были созданы таким образом, в конечном счете, связана с основными постулатами российской военной мысли. Военные имеют собственные идеи о том, какие войны им предстоит вести, как они планируют их вести и как лучше сбалансировать возможности, потенциал и готовность.
Хотя мы не можем здесь углубляться в российскую военную мысль, основной выбор был обусловлен не только попыткой сбалансировать ресурсы и достичь гибкости сил, но и последовательным набором убеждений о том, как российские вооруженные силы должны быть организованы для борьбы с НАТО.
Это привело к созданию сил с меньшим количеством пехоты и меньшими материально-техническими возможностями для поддержания наземных наступательных операций или удержания территории, но с большим количеством огневых средств и поддержки вспомогательных сил.
Это не объясняет проблем, которые демонстрируют российские вооруженные силы в целом ряде областей – от отсутствия надежной связи до плохой интеграции воздушной поддержки, огня и разведки на поле боя. Существуют явные проблемы с компетентностью, масштабированием применения и интеграцией.
Но обычные войны часто сводятся к истощению, где людские ресурсы и материальные средства со временем имеют большее значение, чем многие другие элементы. Силы, имеющие достаточно подстраховки в своей структуре, могут попытаться исправить свой первоначальный ужасный план, оправиться от первой неудачи и попытаться приспособиться. У российских военных нет такой возможности, и они еще более ограничены политическими рамками этой войны.
Действительно, вопрос о том, мог ли Путин иметь завышенное представление о российском военном потенциале, остается открытым. Или же он мог просто позволить политическим предположениям о том, что Украина быстро капитулирует, управлять его мышлением.
Иногда военные нечестно говорят о том, что они действительно могут сделать, но часто политические лидеры просто не хотят прислушиваться к советам военных, потому что это не то, что они хотят услышать.
Скорее всего, российский провал – это некая комбинация того и другого.
Проблемы с комплектованием в России говорят о том, что будущая мобилизация столкнется с серьезными проблемами. В российской армии призывников направляют в части, где они проходят большую часть обучения, вместо централизованных школ. Однако офицеры-воспитатели и сержантский состав из частей либо в некоторых случаях были направлены на службу, либо, скорее всего, будут использованы для формирования дополнительных батальонов.
Это означает, что в российских полках и бригадах может не хватить личного состава для надлежащего обучения призывников, прибывающих в настоящее время. Чем дольше будет продолжаться война, тем более разрушительное воздействие будет оказываться на обучение и призыв. На данном этапе, похоже, Россия пытается решить проблему по частям, создавая резервные батальоны на основе офицеров и сержантов, выделенных в условный “третий” батальон, оставшийся в нынешних формированиях. Это одна из форм частичной мобилизации, но она сводит на нет важный компонент подготовки этих подразделений.
Мобилизовав значительные людские ресурсы и получив доступ к западной военной поддержке, Украина теперь, похоже, способна вести эту войну.
Российская кампания провалилась не только потому, что преследовала нереалистичные политические цели, но и потому, что план вторжения не учитывал выбор, сделанный в отношении структуры сил, и ограничения, которые они накладывали.
Применение российских сил усугубило недостатки, присущие тем силам, которые они создали. В настоящее время России не хватает людских ресурсов для ротации имеющихся сил на поле боя или для проведения дальнейших наступательных операций за пределами текущей кампании на Донбассе.
Тем не менее, российские силы, по-видимому, имеют преимущество в местных силах на Донбассе, и общие долгосрочные проблемы, указанные в данном материале, могут не препятствовать российскому прогрессу в краткосрочной перспективе.
Многое зависит от обстоятельств, и данная оценка не претендует на истину в последней инстанции.
Аргументы, которые мы приводим здесь, являются предварительными и не предназначены для предсказания исхода сражений на Донбассе или хода этой войны. Однако современные дебаты о структуре сил и военной стратегии только выиграют, если посмотрят, какой выбор сделали российские военные и как они оказались в таком положении.
Можно много говорить о примате политических предпосылок, которые являются одним из самых решающих факторов того, как российские вооруженные силы были изначально втянуты в эту войну, но в равной степени именно структурные решения ограничили способность российских военных адаптироваться и поддерживать боевые действия.
2 ИЮНЯ 2022 ГОДА
Источник: War On The Rocks
Авторы: Майкл Кофман и Роб Ли
Майкл Кофман – директор программы по изучению России в CNA и научный сотрудник Центра новой американской безопасности.
Роб Ли – старший научный сотрудник программы по Евразии Института внешнеполитических исследований. Он является доктором философии, изучающим российскую оборонную политику на факультете военных исследований Королевского колледжа Лондона, и бывшим офицером морской пехоты.
Last Updated on 04.06.2022 by iskova
