Моццикони. «Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка, сказка не обманет. Тихонько сказку расскажи – на свете правды больше станет»
Моццикони – поучительный сатирический рассказ о бомже-бунтаре.
Читая повесть, внимательный, вдумчивый читатель без особого труда проведет аналогии и увидит совпадения со многими нынешними событиями.
Моццикони — легендарный бомж-бунтарь и анархист описанный в одноименной книге итальянкого писателя Луиджи Малерба. Mozziconi в переводе с итальянского языка буквально значит — окурок. Также у Моццикони была собака породы дворняга, с кличкой «моццикети» что по итальянски означает — «окурочек».
Книгу “Моццикони” Малерба Луиджи уж точно стоит иметь в домашней библиотеке.
Умелое использование писателем зрительных образов создает принципиально новый, преобразованный мир, энергичный и насыщенный красками.
Обильное количество метафор делают сюжет живым и сочным. Яркие пейзажи, необъятные горизонты и насыщенные цвета – все это усиливает глубину восприятия.
Читатель с первых строк проникается симпатией к главному герою и его спутнице.
Мягкая ирония наряду с комическими ситуациями производят на читателя незабываемое впечатление.
Ниже опубликован полный текст рассказа.
Моццикони
Луиджи Малерба
Остросоциальная сатирическая повесть известного итальянского писателя.
По фамилии – Моццикони
Друзей у Моццикони не было – а все потому, что у него не было даже имени. Моццикони-окурок, и только! А с одной такой фамилией не больно-то заведешь друзей. Должно быть и имя: Пиппо, Тино, Тонино, Ромолетто, Джиджино. Наверно, можно иметь друзей, даже если имя у тебя трудное, еле выговоришь. Ну, скажем, Асдрубале, Джанфилиппо, Антонджулио, Джованбаттиста или Пьерникола. Моццикони знал парня, которого звали Эрменеджильдо, он каждый вечер играл в остерии в карты. А раз играет в карты, значит, друзей у него тьма-тьмущая.
Моццикони было очень обидно, что у него нет имени и оттого нет настоящих друзей.
«Вот ведь в Древнем Риме у многих было по два имени: Юлий Цезарь, Марк Аврелий, Пий Антоний, а фамилии никакой. Но то были сплошь императоры, а императорам почти все позволено. Где уж мне с ними равняться», – думал Моццикони.
Моццикони-разрушитель
Моццикони жил за крепостными стенами, на «Счастливом акведуке», самой дальней окраине Рима, в доме, построенном без разрешения властей.
И хоть дом был самовольный, городская коммуна заставляла его обитателей платить за уборку мусора, который никто не убирал, и за канализацию, которой не было.
– Где она, ваша канализация? Я ее в глаза не видел! – возмущался Моццикони.
То и дело самовольный дом окружали полицейские, чтобы выселить всех жильцов до единого.
Чаще всего полицейские приезжали на своих «пантерах» и «газелях» и кричали в микрофон:
– Сейчас мы вас отвезем в тюрьму Реджина Чели!
В ответ все жители окраины ложились прямо посреди улицы.
Полицейским ничего не оставалось, как убираться восвояси. Платить налоги за уборку мусора и канализацию жители «Счастливого акведука» не собирались. Вот им и приходилось долгие часы лежать пластом на дороге.
– Нет, уеду я отсюда! – не раз говорил Моццикони.
Но куда идти, куда ехать?! Направо ли, налево, вверх ли, вниз ли, в деревню или в город? Может, на пути ему и попадется деревушка с красивыми небоскребами либо город – весь в зеленых лугах, кто знает! Только пока у человека есть свой дом, нелегко его покинуть.
Однажды, когда дождь лил как из ведра, сверкали молнии и дул пронизывающий ветер, Моццикони решил… выбросить дом из окна. Начал он с мебели. Выкинул два стула, матрац, набитый сеном, стол, сундучок и тумбочку.
Потом в окно полетели кастрюли, сковородка, шесть тарелок, две вилки, штопор и четыре ложки. Моццикони выбросил и медное блюдо, которое он выиграл в лотерею. И наконец – ворох старых газет, шерстяные простыни и льняное одеяло. Почему не наоборот?! Да потому, что у Моццикони были свои понятия о холоде, тепле и многих других вещах.
Прохожие тут же подбирали все, что Моццикони выбрасывал.
– Берите, берите, – говорил им Моццикони.
– Что ты делаешь, Моццикони?! – изумленно спросил вор, которому ни разу в жизни ничего не удалось украсть.
– Разве не видишь? Выбрасываю в окно дом.
– Весь?!
– Весь.
– Дай мне что-нибудь украсть.
– Бери что захочешь.
– Так неинтересно, я хочу украсть.
– Кради все, что тебе вздумается.
– Нет. Ты притворись, будто спишь, я проберусь в дом, украду что-нибудь и убегу.
– Я уже почти все выбросил.
– Мне бы хоть что-нибудь украсть!
– Осталась только железная печка.
Вор пробрался в дом и попробовал унести печку. Но она была слишком тяжелой. Тогда Моццикони попросил вора помочь ему выкинуть печку в окно.
– Ничего не украл, да еще работать пришлось! – Вор от обиды чуть не заплакал: снова ему не повезло.
Моццикони уходит
Вместе с Моццикони в доме жили тараканы, муравьи, пауки, сороконожки, блохи, клопы, мыши и три скорпиона. И так же как тонущий корабль первыми покидают крысы, так и эти зверьки и насекомые разбежались кто куда при первых же ударах молотка, от которых треснули стены.
Самыми последними удрали три скорпиона – они спускались вниз зигзагом, точно пьяные.
– Бегите, бегите! – говорил им Моццикони. – Впрочем, если хотите, можете остаться. Только хорошо ли вам придется?!
Орудуя молотком и клещами, Моццикони снял раковину и отвинтил кран. Раковина была совсем новая, и Моццикони жалко было ее ломать. Ну, а кран был испорчен, вода из него не текла. Да и не могла течь, ведь в доме не было труб, а в квартале – водопровода. Но когда-то, во времена древних римлян, в этих местах пролегал «Счастливый акведук». Поэтому городские власти каждый месяц присылали и нынешним римлянам, жильцам самовольных домов, счет за воду. И, очень злились, что никто не платит.
После раковины и крана Моццикони принялся за плиточный пол. Всю ночь он выбрасывал в окно куски штукатурки. Потом сбросил черепицу с крыши.
Утором явился полицейский, чтобы оштрафовать Моццикони – кто ему позволил бросать мусор на улицу?!
– Имя и фамилия? – сурово спросил полицейский.
– Моццикони.
– А дальше?
– Дальше – баста!
– Есть же у тебя имя?!
– Увы, нет.
Моццикони рассказал полицейскому, что имени у него нет и потому нет друзей. Вот он и решил разрушить дом и уйти куда глаза глядят.
Полицейский едва не разрыдался, а ведь он был самым грозным полицейским квартала.
На следующую ночь Мопцикони почти довершил дело – выбросил в окно и стены. Оставались еще окно с подоконником да балки и дверные косяки.
Деревянную потолочную балку Моццикони еле снял. За ней на улицу полетели через окно косяки, оконные стекла и рамы. Подоконник был из камня травертина, и Моццикони пришлось позвать себе на помощь двух мальчишек.
Он огляделся – ага, нужно еще разломать кусок стены под самым подоконником. Разбив и его, Моццикони перелез через груду мусора и пошел прочь.
Но куда идти?
Дорог, указателей, семафоров, светофоров, было немало. И все равно Моццикони так и не сориентировался – как ему, бедняге, разобраться, где восток, где запад где север, а где юг.
Моццикони один против Рима
Моццикони не знал, в какую сторону идти, где искать пристанища.
Он пересек город, добрался до набережной Тибра и остановился у моста Систо. Огляделся. И увидел лестницу, которая вела вниз, к самой реке.
– Ты решил спуститься вниз, Моццикони?
За долгие годы одиночества Моццикони привык разговаривать сам с собой.
Он одолел несколько ступенек, остановился, повернул голову и посмотрел вверх, на город.
– Может, ты, Рим, и красив, но мне ты не по душе.
– Что тебе не по душе? – спросил случайный прохожий.
– Рим.
– Почему вдруг?!
– Потому что он мне противен.
Прохожий так и застыл с раскрытым ртом: «Ну и ну! Этому оборванцу противен наш прекрасный Рим!»
А Моццикони, не оборачиваясь больше, стал спускаться по лестнице. Ее ступеньки в эту осеннюю пору были усыпаны опавшими листьями.
– Смотри не поскользнись, Моццикони!
К счастью, он не поскользнулся на мокрых листьях, а добрался до берега реки живым и невредимым, как Колумб – до берегов Америки.
– Вот это мне по душе. И сравнение с Колумбом мне тоже нравится.
Моццикони хотел придумать по такому случаю подходящую пословицу, но так ничего и не придумал.
Моццикони и пословицы
– Кто все-таки придумывает пословицы?! – воскликнул Моццикони. – Может, есть такие люди, что сидят целыми днями, обхватив голову руками, и думают, думают, пока не сочинят пословицу. Ну, скажем: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить», «Тише едешь, дальше будешь», «Собака, которая лает, не кусает». Словом, всякие-разные, одна лучше другой. Наверно, есть мастера по пословицам, как есть мастера по ремонту водопроводных кранов и карбюраторов автомашин. Но им за работу платят, и неплохо! А как зарабатывают на жизнь сочинители пословиц?! Неужели им тоже платят?! А может, они придумывают пословицы только ради славы? Тогда почему они не ставят, как поэты, внизу свою подпись? Видно, все эти сочинители пословиц – забавные люди.
Моццикони очень захотелось познакомиться хоть с одним из них. Интересно, сколько, к примеру, заработал тот, кто сочинил пословицу «Одна ласточка весны не делает»? Правда, некоторые знаменитые пословицы гроша ломаного не стоят. Хотя бы эта: «Соразмеряй шаги с длиной ноги».
Почему, спрашивается?
– Я хожу, как мне хочется!
И вообще, надо всегда идти смело, широким шагом. Ведь недаром другая пословица гласит: «Риск – благородное дело».
Тут Моццикони наступил на гнилой лист и упал. Чуть в воду не свалился.
– Смотри, куда ногу ставишь!
Моццикони потихоньку поднялся. «Смотри, куда ногу ставишь» – а ведь это почти пословица!
Моццикони записал свою первую почти пословицу на клочок бумаги и, чтобы не потерять его, положил под шапку.
Моццикони под мостами
С того дня Моццикони больше не бывал на улицах Рима.
– Здесь, под мостами, хватает воды, земли и воздуха, – сказал он сам себе. – Здесь можно жить по-королевски. А во время дождя есть где спрятаться.
Моццикони посадил вдоль берега реки немного салата, фасоли, помидоров и артишоков. Где он раздобыл семена, я и сам до сих пор не знаю. Зато знаю, что Моццикони не больно-то доверял нищим, которые бродят по берегу Тибра. Поэтому он посадил овощи в укромных местах, подальше от тропинок, в зарослях кустарника и под крепостной стеной.
На мокром песке все растет быстро и без удобрений. Ведь отмели реки давно уже превратились в свалку, куда римляне свозят все свои отбросы. Чем они хуже искусственных удобрений?!
Со временем Моццикони посадил на берегу еще и яблони, груши, черешню, ореховые деревья, оливки. А посадив, стал ждать, когда все взойдет и даст плоды. Вот тогда уж отмель Тибра превратится в цветущий сад!
Моццикони-бунтарь
В городе, вернее, на «Счастливом акведуке» Моццикони друзей себе так и не завел.
Причина вам уже известна: у него не было имени.
– Может, я найду друзей среди бродяг и нищих, которые живут на берегу Тибра.
С жильцами самовольных домов Моццикони не очень-то ладил. Стоило им раздобыть денег, как они покупали холодильник, телевизор, мотоцикл, машину.
Тогда они сразу начинали воображать себя важными господами, а Моццикони – презирать.
– Глупцы, – сердился Моццикони. – Настоящие господа предпочитают ходить пешком, а не ездить. А вот миллионы они зарабатывают со скоростью гоночной машины.
Но обитатели «Счастливого акведука» считали богачами владельцев табачной лавки, мясного магазина, радиомагазина. Ведь у них к вечеру в кассе набиралась уйма денег.
– Настоящие богачи не держат деньги в кассе. И вообще с собой их не носят, – объяснял соседям Моццикони.
Однако те отвечали, что таких богачей они сроду не видывали. Значит, их и не бывает. А Моццикони просто врун и анархист.
– Какой уж уродился, – отвечал им Моццикони.
Анархистов-бунтарей никто не любит. И больше всего – богачи. Ведь бунтарями не больно-то покомандуешь. Но и бедняки не любят бунтарей-анархистов: если каждый будет сам себе хозяин, на ком тогда свою злость вымещать?!
– Болваны, ослы! – возмущался Моццикони. – Давайте устроим восстание и станем сами хозяевами.
– А потом, кем мы будем командовать? – спрашивали его соседи.
– Никем.
– Что же это за хозяева без подчиненных?!
– Зато мы сможем делать все, что нам вздумается, – отвечал Моццикони.
– И сможем любого повесить?
– Кого вы хотите повесить?
– Хозяев.
– Так ведь тогда хозяевами мы будем! – удивлялся их непонятливости Моццикони.
Тут один из обитателей «Счастливого акведука», слывший самым умным, потому что сумел быстро разбогатеть, сказал, что все это – злобные выдумки Моццикони. Этот анархист собирается сделать всех бедняков хозяевами, чтобы потом их повесить.
Кончилось тем, что самого Моццикони чуть было не повесили. Он забрался в клетку с домашними кроликами – только тем и спасся.
Моццикони разыгрывает из себя шута
Моццикони продолжал сажать на прибрежном песке салат, фасоль, помидоры.
– Кто знает, может, здешние бедняки добрее моих соседей по «Счастливому акведуку»!
Он все еще надеялся найти друга. Но для этого надо было выбрать себе подходящее имя. И вот однажды он сел и обхватил голову руками, чтобы лучше думалось. И чем больше он думал, тем труднее казался ему выбор.
– Ну кто поверит, что меня зовут Пиппо или там Тино. Тонино, Ромолетто, Джиджино! Все сразу заметят, что это имя не мое, а чужое.
Нет, ни одно из этих имен не вязалось с его лицом, возрастом, манерой ходить, размахивая руками, и, наконец, с его фамилией Моццикони-окурок. Он Моццикони, и только. И хочешь не хочешь, а надо с этим смириться.
Но вот с одиночеством он не мог смириться. Он все еще не терял надежды отыскать друга. Ради этого он даже научился шевелить ушами – обоими сразу и каждым в отдельности.
– Посмотри, как я шевелю ушами, – говорил он, встретив на берегу бродягу.
Тот смотрел на Моццикони, как на жалкого глупца, и молча уходил прочь. От огорчения Моццикони готов был заплакать. И заплакал бы, если бы не считал слезы недостойными мужчины.
Вот мальчишки-бродяги, те с любопытством смотрели, как он шевелит ушами. И даже громко смеялись. Но только в первый раз, а встретив Моццикони снова, принимались его дразнить.
– Не надоело тебе разыгрывать из себя шута?! – спросил его как-то старик бродяга, хромой на обе ноги. – Неужто не замечаешь, что все смеются тебе вслед?
Моццикони предпочел бы, чтобы ему смеялись в лицо – ведь тот, кто смеется за твоей спиной, другом не станет. С недавних пор, стоило какому-нибудь бродяге увидеть, как Моццикони шевелит ушами, он начинал пронзительно свистеть, либо показывать ему кукиш. А некоторые даже швыряли в Моццикони комья грязи, и они прилипали к его жалким лохмотьям, которые он не снимал ни в жару, ни в стужу.
Но вот однажды мальчишка-бродяга сказал Моццикони:
– Я тоже хочу научиться шевелить ушами.
Моццикони так захотелось научить мальчугана, что он готов был отдать палец руки. «Но какой палец отдать? Мизинец? Безымянный? Средний? Указательный? Большой? Пожалуй, безымянный! На нем обычно носят обручальное кольцо. Но у меня нет обручального кольца, а значит, этот палец мне не нужен», – рассудил Моццикони.
А пока что Моццикони стал учить мальчишку шевелить ушами. Только вскоре он понял, что дело это нелегкое. Если природа не наделила тебя даром шевелить ушами, учись не учись – ничего не выйдет. Ну, как, например, косить глазами. Вот и у Моццикони с мальчуганом ничего не вышло.
– Все равно давай будем друзьями, – предложил Моццикони.
Нет, мальчишка не согласился. Теперь всякий раз, встречая Моццикони, маленький бродяга отворачивался и сплевывал на песок.
Моццикони и бедуины
Летом римляне приезжают к морю, раздеваются и ложатся на песке загорать. А Моццикони расхаживал по пляжу в плотной шерстяной фуфайке. Люди смеялись ему вслед, он останавливался и говорил:
– Глупцы, не знаете разве, что бедуины пустыни в самую жару надевают теплые халаты?!
Но откуда Моццикони узнал о бедуинах? Из газет. Он любил читать старые газеты. Вот и сейчас, прислонившись к парапету, он ждал, когда вниз на откос полетит очередной кулек с отбросами. Нередко римляне выбрасывали и вчерашние газеты. Но даже газеты недельной давности Моццикони с удовольствием прочитывал от корки до корки.
И все-таки некоторые газеты Моццикори не мог читать без злости – столько в них было лжи. Тогда он вынимал карандаш и принимался править статьи. Заменял прилагательные, наречия, причастия. Некоторые фразы укорачивал, другие – удлинял. Заглавия он почти всегда переделывал и часто менял конец. Порой он трудился целый день и, лишь все поправив и изменив, садился почитать свою газету.
Но когда газета была вся в жирных пятнах, когда в нее были завернуты огрызки яблок или помидоров, Моццикони из себя выходил.
– Чертовы неряхи! – кричал он прохожим на набережной.
Однажды в кульке оказался учебник истории. Моццикони читал его каждый божий день и со временем выучил наизусть.
Моццикони и история
Стоило Моццикони встретить другого бродягу, как между ними начинался спор. Бродяги газет не читают, а книг – тем более. Моццикони подходил к первому встречному бродяге и заводил с ним разговор о Юлии Цезаре, Бруте, Гракхах, о Спартаке и о других героях древнеримской истории. Но бродяга его и слушать не желал:
– Какая скучища! Скажи лучше, где бы едой разжиться.
И частенько просил у Моццикони сигарету или табачку для самокрутки.
Как-то один бродяга сказал ему, что о целой сигарете он и не мечтает – хорошо бы хоть два-три моццикони-окурка раздобыть. Моццикони оскорбился:
– Моццикони – это я.
Бродяга расхохотался.
– Что тут смешного? Фамилия как фамилия, не хуже других!
Моццикони читал в газетах про министров, которые крали все, что могли. И, хотя фамилии у них были пышные, благородные, для Моццикони они звучали как ругательства.
Один бродяга сказал ему, что бывают министры, которые если и крадут, то самую малость, а иные и вовсе не крадут. Ну, может, раз в году. А вообще-то воры небось и в Древнем Риме водились.
Моццикони очень сердился на этих невежд, топал ногами и чертыхался.
Моццикони и бродячая собака
Чем дружить с такими людьми, лучше поискать себе друга среди зверей. Разве плохо, скажем, стать другом вон той бродячей собаки с белой шерстью? Правда, от грязи и копоти она стала совсем черной.
Эта собака увязалась за Моццикони, словно тот ее хозяин, Моццикони часто останавливался, гладил ее по шерстке и рассказывал ей последние газетные новости и все то, что выучил наизусть из учебника истории.
Собака виляла хвостом, и это казалось Моццикони добрым знаком. Вскоре Моццикони стал делиться с собакой всеми своими бедами: рассказывал, как ему холодно, голодно, как он устал. Собака слушала его молча, без ехидной усмешки, а порой даже с раскрытой от изумления пастью. «Вот кто будет мне верным другом», – подумал Моццикони.
– Меня зовут Моццикони, а тебя?
– Моццикетти-окурочек, – ответила собака.
Моццикони удивился, но промолчал. Он боялся, что собака его разыгрывает. Обычно собаки зовутся Боб, Фидо, Ламно, Том, Фифи. Но чтобы собаку звали Моццикетти-окурочек, поверить трудно. Но собака – друг человека, и Моццикони не хотел с ней ссориться. Тут подошел старик бродяга и принялся разглядывать собаку. Обглядел, ее со всех сторон. Потом и спросил у Моццикони:
– Какой породы твоя собака?
– Дворняжка, – ответил Моццикони.
Собака опустила хвост и молча удалилась. Обиделась, видно.
Моццикони стал ее звать: «Моццикетти, Моццикетти!» – но собака даже не обернулась.
«Ну, дал я маху, – с грустью подумал Моццикони. – Глупость сморозил».
Моццикони переезжает
Моццикони был все время один да один, и оттого мыслей у него в голове стало больше, чем народу на площади Святого Петра, когда папа римский читает свое послание.
Но это – когда светит солнце. А когда идет дождь, на площади почти никого нет, даже если папа читает свое послание. Только одного солнца мало. Должны быть еще и иностранные туристы. Потому что сами римляне на площадь Святого Петра ходят редко, а вот туристы на эту площадь приходят охотно, даже если они не католики, а мусульмане, Потом, вернувшись домой, ну, в свою страну, они рассказывают друзьям, что видели папу. Обычно они из послания и двух слов не понимают – на то они и иностранцы. Случается, правда, что папа выучивает свое послание наизусть на каком-нибудь чужом языке. Туристы и тогда почти ничего не понимают. Но разве в этом главное? Видеть они папу римского видели и теперь могут похвастаться перед знакомыми.
Все эти мысли, если их не выразить словами, толпятся в голове, словно туристы на площади Святого Петра, когда папа произносит свое послание в безоблачный день. А порой мыслям даже становится тесно, как сардинам и банке. Тогда в голове начинает что-то жужжать, и Моццикони страх берет. В такие дни Моццикони расхаживает по песку взад и вперед, обхватив голову руками.
– Будьте осторожны. Отойдите подальше, – говорит он тогда встречным бродягам. – Моя голова – настоящая бомба.
Моццикони уверен, что рано или поздно его голова с грохотом и треском разорвется на куски.
Поэтому он со своим заплечным мешком и прочим скарбом – ничего прочего у него, правда, никогда и не было – перебрался с моста Тибуртино под мост Фламинио, где людей встретишь редко-редко.
Моццикони и двое ворюг
Однажды Моццикони поднял с земли газету. Посмотрел на число – сегодняшняя. Из газеты Моццикони вычитал, что и воздух, и вода почти повсюду отравлены, государства только и знают, что спорить между собой, а кое-где уже слышны орудийные залпы. В Италии безработных становится все больше, а на улицах, площадях и в поездах взрываются бомбы. Убийц и поджигателей обычно не находят, да, похоже, и не хотят искать. А вот девушку, которая нырнула в фонтан Треви, и мальчишку, укравшего яблоко, арестовали.
– От таких новостей впору разрыдаться! – воскликнул Моццикони.
Но он знал, что от слез толку мало. Куда полезнее было бы пересадить из кресел в тюрьму кое-кого из важных господ, а девушку, нырнувшую в фонтан, и мальчишку, укравшего яблоко, выпустить.
Моццикони стал искать в газете новость, которая бы его хоть немного развеселила. Наконец он отыскал фотографию двух синьоров. Они с радостной улыбкой протягивали друг другу руки.
– Какие приятные люди!
А внизу было напечатано, что это – два министра, нажившие на темных махинациях несколько миллиардов лир.
– Так они всё до последней крохи разворуют! – сказал Моццикони. – Когда же красть станет нечего, они сами в безработных превратятся.
Один из министров-мошенников немного сутулился, и лицо у него было постное, как у священника. Все знали, что он первый богач в Риме, хозяин почти всех его дворцов. Другой министр-мошенник был толстый и лысый. Похоже, темные делишки приносили ему немалый доход. Он улыбался во весь рот, обнажая гнилые зубы.
– Зубы – зеркало души! – сказал Моццикони.
И подумал, что ведь это пословица. Одно плохо – эти двое министров о душе, верно, и слыхом не слыхали. Даже слова такого не знали.
Моццикони решил: «Раз так, про пословицу надо забыть – никуда она не годится». Он ее и записывать не стал.
Моццикони и числа
К счастью, Моццикони порой посещали и приятные мысли. Такое бывало внезапно, когда днем, а когда и ночью. Иной раз даже в дождь и при сильном ветре. Однажды любопытная мысль пришла ему в голову, когда пошел град.
Моццикони, чтобы ничего не забыть, всякий раз записывал приятную мысль на клочок бумаги и прятал его в карман либо в заплечный мешок. Потом садился, обхватывал голову руками и начинал размышлять.
Ему достаточно было записать одно слово, чтобы потом все сразу вспомнить. Как-то Моццикони записал несколько слов на память, а на другой день не смог ничего разобрать, кроме слов «процветание», «рост экономики». Так случилось несколько раз подряд.
– Что за напасть! – воскликнул Моццикони.
Лишь неделю спустя он сообразил, что слова-то были из подмоченных газет и писали их люди с подмоченной репутацией. Для них самое подходящее место – на свалке.
С тех пор Моццикони начал записывать числа, потом умножать их и делить. Числа всегда были небольшие. Миллионы и миллиарды он не записывал: они напоминали ему о жуликах-хозяевах и мошенниках-министрах.
Занимаясь делением и умножением, Моццикони заметил, что надвое делятся нечетные числа, а вовсе не четные. Странно, не правда ли?! Но возьмите, к примеру, цифру «пять»: один, два – с одной стороны, четыре, пять – с другой, а три – посредине.
– Интересно, а где середина у четных чисел?!
– Возьмем, скажем, четыре! Один, два – с одной стороны, три, четыре – с другой.
– А где же середина?
– Любой ответит: между двумя и тремя.
– Согласен. Ну, а поточнее? Тому, кто ответит, я дам миллион.
Моццикони, как всегда, громко разговаривал сам с собой. Вдруг из воды высунулась мордочка рыбы, голодной как собака.
– Если я и моя подружка найдем пять хлебных крошек, как их раз делить на двоих? – спросила рыба. – Две крошки возьму я, две другие – моя подружка. А что станет с пятой хлебной крошкой?
– Ты ее съешь, – ответил Моццикони.
– Верно, пять хлебных крошек можно разделить на двоих! – радостно сказала рыбка. И нырнула под воду.
Моццикони взял клочок бумаги, записал свои мысли о нечетных числах, потом подумал: «Надо передать это послание всем добрым людям!»
Он свернул клочок бумаги, вложил его в найденную на берегу пустую бутылку. Потом закупорил бутылку пробкой и бросил в волны.
Теперь, когда Моццикони освободился от сложных мыслей, голове его немного полегчало.
Моццикони был очень горд своей идеей о четных и нечетных числах. После того, как он доверил свою мысль Тибру, он сразу успокоился. Ромула и Рема тоже пустили в корзине вниз по течению, а потом они основали Рим, и, хоть в городе этом полно мошенников, он все-таки остался великим городом. И Моисея пустили вниз но Нилу, а потом он привел свой народ в Землю Обетованную. «Бутылка с моим посланием, – подумал Моццикони, – доплывет до моря, а море рано или поздно выбросит ее на берег, где поздно или рано ее кто-нибудь найдет, и этот человек прочтет мое послание – и считать тогда всем станет куда легче».
Теперь Моццикони нашел способ общаться с миром без утомительных и нудных разговоров. Отныне он будет отправлять морем одно послание в бутылке за другим. Вдоль берега реки валилась уйма пустых бутылок и вдобавок пустые бутылки градом сыпались вниз с парапета. Бутылки были самые разные: из-под вина, воды, молока, ликеров, пива и прочих разных напитков. И форма бутылок была самая разнообразная; одни высокие и стройные, другие приземистые и пузатые, толстые и тонкие, блондинки и брюнетки…
Моццикони собрал все пустые бутылки, какие нашел но дороге, и принялся писать послание за посланием, уверенный, что однажды кто-нибудь их увидит и прочтет.
Моццикони и Гарибальди
– Тибр – чудесная река! – воскликнул однажды Моццикони. Он сидел на песке внизу, у самой воды, и радовался жизни.
Нет, Тибр – это вам не какая-нибудь захудалая речушка, его во всем мире знают. Ведь он – римская река. И, не будь Тибра, Рим основали бы на другом месте. Кто знает, где бы тогда Ромул основал Вечный город. Быть может, на реке Арно, где теперь Флоренция, либо на реке По, где теперь Турин.
Хоть воды Тибра сейчас грязные и мутные, без него Рим не был бы Римом.
Подумать только, Гарибальди собирался отвести русло реки за город! Итальянское государство ему за этот нелепый проект даже деньги заплатило. А может, Гарибальди поручили заняться этим неблагодарным делом, когда на старости лет он остался без работы? Так или иначе, а проект чуть было не осуществили. Впрочем, и с самой Италией Гарибальди и его генералы нехорошо обошлись – отдали ее не народу, а королю Виктору Эммануилу.
– Генералам нельзя доверять – один хуже другого.
Но ведь Гарибальди в Риме поставлен памятник – бронзовый генерал на бронзовом коне. И не в одном Риме, а почти во всех городах Италии. Видно, главное – совершить что-то необычное, и сразу тебе ставят памятник. А плохой это поступок или хороший, не имеет значения. В Риме есть памятник Джордано Вруно – на той самой площади, где его сожгли. И есть церковь святого Баллармина, того самого, кто во времена инквизиции приказал сжечь Джордано Бруно.
Моццикони и проблема миллионов и миллиардов
Однажды Моццикони снизу, с берега, всматривался вверх на дворцы виа Флеминг. На этой улице живут одни богачи: всякие вымогатели, стяжатели, предприниматели, держатели игорных домов. Моццикони насчитал двести пятьдесят дворцов. Каждый дворец стоит примерно миллиард лир. Двести пятьдесят таких дворцов равны двумстам пятидесяти миллиардам.
– Значит, в этом квартале живет двести пятьдесят миллиардеров!
Таких кварталов в Риме много. Ну, а в центре города дома стоят еще дороже, чем на виа Флеминг! У кого один дворец стоит миллиард лир, тот богач из богачей. А в Риме их наберется тысячи три-четыре.
Моццикони читал в газетах про людей, которые живут на ренту с ренты, и про одну американку, которая тратит в день тридцать три миллиона.
– Как ей удается истратить столько денег?!
Но ведь, кроме миллиардеров, есть и полумиллиардеры. Они тоже не последние из богачей. Полмиллиарда – это ровно пятьсот миллионов! Даже если у человека есть сто миллионов, он вовсе не бедняк.
– Ну, а разве обладатель пятидесяти миллионов бедняк?
У Моццикони от всех этих миллионов и миллиардов голова пошла кругом.
– Плевать я хотел на эти миллионы! – воскликнул Моццикони. – Вот только на что плевать, если у меня и лиры нет?
Тогда он взял бутылку, плюнул в нее, заткнул пробкой и бросил в реку.
Подлетела птичка и засвистела. Ехидно так. Моццикони со злости плюнул в нее, но не попал.
Моццикони собирается в путь
Моццикони любил бродить по берегу реки. Он добирался до замка Сант Анджело и шел дальше до моста Субличо. Потом возвращался обратно, проходил под мостом Мильвио и мостом Фламинио и останавливался отдохнуть возле парапета.
Как-то раз он заметил, что все время гуляет но одному берегу реки. Чтобы перебраться на другой берег, ему надо было пройти по мосту.
– Я по римским мостам не пойду!
Моццикони на эти римские мосты и ногой ступить не желал – ведь они были частью города. Но ему так хотелось побывать на противоположном берегу! Там росли плакучая ива и дикая вишня с серебристыми листочками.
Наконец в одно воскресное утро Моццикони решил переплыть реку. Чем он хуже туристов и римлян?! А они в праздничные дни часто отдыхают на реке.
Моццикони стал раздеваться и вдруг вспомнил: «Вода в реке грязная, в ней плавают дохлые мыши».
– Какая гадость!
Он решил: «Как только доберусь до другого берега, сразу же вымоюсь». Это вам не «Счастливый акведук», где никогда нет и не было воды. Здесь ее хоть залейся.
Но тут он подумал, что и мыться придется грязной водой. И потом, если он оставит одежду на этом берегу, то вылезет из воды голым.
– Разве ж я могу гулять нагишом? Это только червяки голыми ползают! – воскликнул Моццикони.
Задача была мудреной. Для начала Моццикони снова натянул штаны. Потому что без штанов, хоть убей, ничего путного не придумаешь.
И вот, когда Моццикони крепко задумался, он вспомнил, что не умеет плавать. А жаль! Ведь ему так хотелось прогуляться в выходной день по тенистому берегу. Туристы и всякие там римляне могут, а он не может! Да, но не тонуть же ему в грязной воде, только чтобы не отстать от других!
Вдруг у самого берега вынырнула говорящая рыбка:
– Послушай, сегодня вовсе не воскресенье.
– Какой же сегодня день?
– Понедельник.
– Раз так, – сказал Моццикони, – останусь на этом берегу.
Моццикони и ящерицы
Моццикони остановился и издали наблюдал за мальчишкой, который носился по песку. Ближе он подходить не хотел – мальчишки-бродяги всякий раз принимались его дразнить. Но Моццикони не терпелось посмотреть, что этот мальчишка делает. Быть может, он гоняется за сверчками или за кузнечиками, а может, просто играет один.
Моццикони и сам был бы не прочь поиграть с мальчишкой. Но кто знает, согласится ли мальчишка. Скорее всего – нет.
Наконец Моццикони решился и подошел к пареньку. И увидел, что тот ловит ящериц и отрезает им хвост перочинным ножом.
– Это мне совсем не нравится, – сказал Моццикони.
– Что, ящерицы?
– Heт, то, что ты им хвост отрезаешь!
– Так он же у них все равно снова вырастет!
– Кто тебе сказал?
– Один мой друг, бродяга.
– Вот ему бы язык и подрезать.
– Зачем?
Может, он тогда вспомнит мудрое правило: не делай другому того. что не хотел бы, чтобы сделали тебе.
Мальчишка застыл на месте как вкопанный. Потом сложил перочинный ножик и молча поплелся прочь.
«Сначала отрежешь хвост ящерице, потом – кусок рубахи у приятеля, потом, когда подрастешь, – кусок земли у соседа, часть дороги у городской коммуны, – подумал Моццикони. – Так недолго и голову кому-нибудь отрезать».
Вот почему Моццикони был рад, что мальчишке, видно, урок пойдет на пользу.
Моццикони и автомашина
Ох, и жарко было в тот августовский полдень на берегу Тибра! Воздух колыхался, а земля дымилась. Ящерицы и те попрятались в тень, а рыбы, бедняги, задыхались.
Моццикони снял башмаки. Были б у него носки, он бы и их снял. Окунул ноги в речную воду. Сидел и смотрел, как по мосту Фламинио с грохотом проносятся автомашины.
– Ну и мчатся же! – воскликнул Моццикони.
И сразу ему стало стыдно, что не придумал ничего поумнее. Хорошо еще, что никто его не услышал, а то со стыда можно сгореть.
– Пью, пью! Я здесь!
Откуда только взялась эта назойливая говорящая птица! Моццикони замахнулся на нее камнем, птица вспорхнула и улетела.
Моццикони обхватил голову обеими руками и тяжко задумался. И тут на ум ему пришла мысль, простая и круглая, как колумбово яйцо: если машина четырехколесная несется со скоростью сто километров в час, то восьмиколесная будет мчаться со скоростью двести километров в час. Это ясно как божий день!
– Неужели никто об этом до сих пор не догадался?!
К примеру, владельцы автомобильных заводов. Вот глупцы! Моццикони стал развивать свою идею дальше. А ведь можно построить машины и с шестнадцатью колесами! И даже с тридцатью двумя! Он взял кусок бумаги, записал все, что придумал о скорости автомашин и числе колес, и расписался крупными печатными буквами. Затем затолкал бумагу в пустую бутылку, заткнул ее пробкой и бросил в реку.
Вдруг из воды высунулась говорящая рыбка и показала Моццикони фигу.
«Но ведь такое бывает лишь в сказках!» – подумал Моццикони. Может, я и правда немного тронулся?
Он вытащил ноги из воды и сунул их в башмаки. И даже зашнуровывать башмаки не стал. Поднялся и ушел – очень его расстроила нахальная рыбешка.
Моццикони чешет себе живот
В иные дни Моццикони любил полежать на теплом речном песке. Ложился на спину, левую руку подкладывал под голову вместо подушки, а правой принимался почесывать живот. Непонятно, почему некоторые стыдятся чесать живот?! Моццикони попробовал однажды напиться допьяна, но у него лишь чертовски разболелась голова. Пробовал он выкуривать сигарету за сигаретой, курить сигару и трубку, но заядлым курильщиком так и не стал. К тому же он заметил, что от дыма мысли путаются, в голове сплошной туман.
А вот почесывать живот и приятно и весело.
Стоит только закрыть глаза, как в памяти всплывают вещи, которые обычно снятся после сытного ужина. К примеру, цветы на песчаной отмели, огромные, как зонты: красные, желтые, фиолетовые, розовые. Таких красивых цветов в садах богачей и то не бывает. От удивительных цветов исходил приятный, дурманящий запах. Они пахли пирогом и луком, жареной телятиной, приправленной розмарином.
Моццикони эти запахи давно позабыл, а сейчас они так приятно щекотали ноздри!
Рядом, в двух шагах от него, Тибр нес свои прозрачные, как в горном ручье, воды. Правда, Моццикони никогда не бывал в горах, не знал, как пахнет жареная телятина с розмарином, но что из того?! Когда он почесывал живот, то видел прекрасные цветы и вдыхал запах жареной телятины, которой он в «Счастливом акведуке» даже не нюхал. Вот что было важно!
– Все ясно, живот – пристанище воображения! – воскликнул Моццикони. – А те, кто утверждают, будто пристанище воображения – голова, ошибаются. Надо учить школьников чесать живот, так же как сейчас их учат истории и геометрии.
Моццикони хотел было вложить послание в бутылку, но потом решил, что лучше просто полежать на солнышке с закрытыми глазами.
Цветы становились всё больше и ярче. И вдруг Моццикони заметил, что цветы-то – незабудки. «Не забудь, что у тебя на обед и крошки хлеба нет», – сразу же напомнили они.
Моццикони поднялся и стал расхаживать взад и вперед по берегу. Открыть глаза он забыл – оступился и упал в мутную, желтую воду Тибра. Бедняга не умел плавать и чуть было не утонул. Все же он сумел уцепиться за ветку плакучей ивы. На берег он выбрался промокший до нитки, весь в грязи.
Он осмотрелся, поискал глазами большие яркие цветы, но они, увы, исчезли.
Моццикони и необычные идеи
Не проходило дня, чтобы Моццикони не посещала новая идея. Одна идея была короткой, другая длинной, встречались идеи крупные и мелкие, толстые и тонкие, быстрые и медленные, круглые и квадратные, холодные и горячие.
Как-то Моццикони открыл, что в теле человека нет ни прямых линий, ни треугольников, ни квадратов. Есть только линии кривые. Геометрически правильные линии встречаются лишь в минералах, скалах, кристаллах. А вот у человека, животных и, похоже, у растений они не встречаются.
«Ну, а выводы пусть делают ученые, – подумал Моццикони. – Главное – чтобы об этом узнали люди».
Для начала он записал все свои наблюдения на клочке бумаги, скатал его и сунул в пустую бутылку. Со временем он напишет об этом целую книгу. И озаглавит ее так: «Некоторые необычные идеи, посетившие Моццикони на берегу реки Тибр».
Эту книгу он засунет в большую плетеную бутыль, запечатает и пустит вниз по течению – пусть плывет в далекие края! Он свои открытия в тайне держать не собирается.
Моццикони и звезды
Однажды ночью Моццикони сидел, как обычно, прислонившись спиной к опоре моста Фламинио. Ждал, когда придет сон, а тот никак не приходил.
– Хоть бы раз пришел вовремя!
Но, известное дело, в Риме даже на свидание почти всегда опаздывают. Пушка и та стреляет не ровно в полдень, а хоть минутой позже. Уж чем-чем, а точностью римляне не славятся.
Моццикони не знал, что делать: то ли начать чертыхаться, то ли посчитать, сколько на небе звезд. Но Моццикони по опыту знал, что, если уж начнет ругаться, потом распалится вовсю. А если ты распалился, о сне и не мечтай.
Это как с плачем. Както раз Моццикони смеялся, смеялся аж до слез, и вдруг ему стало очень грустно. Так что Моццикони решил сосчитать звезды. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. На восьмой звезде он остановился. Она была ярче других и, казалось, непрерывно меняла цвет.
– Все время у нее цвет меняется! Что бы это значило?
Нет, не стоит над этим голову ломать. Так можно и свихнуться! Откуда звезды взялись? Куда летят, что делают на небе? Из чего они? Сколько их всего? Какой они величины? Словом, загадкам конца не будет.
Однако есть же люди, которые всю жизнь изучают звезды и многое о них уже узнали!
Ученым даже удалось измерить скорость света. Известно, что когда в небе зажигается звезда, ее свет устремляется в дальний путь. Порой мы любуемся звездой и восклицаем: «Какая она красивая!» Между тем эта звезда давным-давно, много световых лет назад, взорвалась. Ведь звезды нередко взрываются и, рассыпавшись на кусочки, исчезают. А их свет все еще летит к нам. Летит невероятно быстро, со скоростью света! Ничто в мире не сравнится в быстроте со светом.
Да, но ведь когда звезда взрывается и гаснет, она потом излучает уже не свет, а тьму! Вот об этом даже ученые не подумали, хоть они всю жизнь за звездами наблюдают! И никто до сих пор не измерил скорость тьмы.
Невероятно!
Хорошо еще, что живет на земле такой вот Моццикони! Между прочим, скорость тьмы можно, верно, измерить тем же способом, что и скорость света. А как измерить скорость света, Моццикони знал из школьного учебника.
Моццикони собрал все осколки стекла, которые римляне бросают вниз вместе с разным хламом. Он целый месяц раскладывал осколки стекла на берегу таким образом, чтобы один осколок отражал свет другого. Еще месяц он потратил на измерение расстояния между стеклами. Теперь оставалось провести эксперимент. Но это уже было проще простого. Вся разница заключалась в следующем: для измерения скорости света надо было зажечь фонарь и засечь время полета луча. А для измерения скорости тьмы нужно было фонарик потушить и засечь время полета тьмы на то же расстояние.
Моццикони провел научный эксперимент и обнаружил, что тьма распространяется со скоростью света. То есть со скоростью триста тысяч километров в секунду.
Странно.
Никогда бы не подумал, что тьма такая быстрая!
Не переставая удивляться. Моццикони записал на клочке бумаги полученные данные, не пропустив ни одного ноля в числе 300 000. А если кто-либо сомневается, может сам проверить на опыте. Затем он взял бутылку, вложил в нее свои записи и с размаху бросил в реку.
Открытие должно принадлежать всем.
Моццикони и попугай
Моццикони сегодня, как и все последнее время, нервничал. Ну почему на берегу реки ничего не происходит?! Из газет он знал, что в городе каждый день случаются то грабежи, то убийства. Понятно, ему это совсем не нравилось, но и жизнь без всяких происшествий ему тоже была не по душе.
Он сел на перевернутую консервную банку и стал ждать: может, что-нибудь случится.
– Хоть бы уж кто-нибудь мимо прошел!
И тут появился нищий с попугаем на плече. Многие нищие учат попрошайничать разных зверей и птиц: обезьянок, собак, змей, попугаев. Но этот попугай был необычный: он не говорил, а лаял по-собачьи.
Как видно, нищий здорово разбогател на своем лающем попугае: он курил целые сигареты, а моццикони-окурки небрежно бросал на песок. Моццикони было обидно, что этот бродяга бросает моццикони небрежно, не глядя. Но ему очень хотелось курить, и он подошел к нищему. Попугай сразу залаял – видно, это был сторожевой попугай.
Моццикони всегда боялся собак и теперь остановился в нерешительности.
– Не бойся, – сказал нищий, – тот, кто лает, не кусает.
Тут Моццикони осмелел, поднял окурок и с удовольствием крепко затянулся.
Моццикони против ноля
Однажды утром Моццикони поджарил на сковородке тунцов и устроил себе банкет. Съел всех тунцов до одного вместе с салатом – диким латуком и цикорием.
После сытного завтрака Моццикони посещали всякие любопытные мысли.
– Если двести пятьдесят помножить на ноль, сколько получится?
Ноль!
Если речь идет о двухстах пятидесяти песчинках, это не страшно. Если же о двухстах пятидесяти тунцах – это уже хуже. Ведь их хватило бы на целый день, даже и без салата. Ну, а если речь идет о двухстах пятидесяти дворцах на виа Флеминг, каждый из которых стоит миллиард, то дело скверное. Бедные миллиардеры останутся без денег и без дворцов. По вине ноля целый квартал опустеет.
Но как это нолю удается одним махом уничтожить целых двести пятьдесят дворцов, а значит, и двести пятьдесят миллиардов?! Откуда у ноля такая сила?
– Этот ноль пострашнее атомной бомбы!
Главное – ничего не множить на ноль! Особенно тунцов! Потому что на дворцы виа Флеминг наплевать, а вот тунцов жаль.
Нет, порой математика может сыграть с нами скверную шутку. Так и с голоду помереть недолго!
Нужно немедленно отменить ноль!
Древние римляне прекрасно обходились без ноля: Колизей без него построили и даже полмира завоевали.
– Кто придумал этот чертов ноль?!
Похоже, его придумали много веков назад левантийские торговцы. Скорее всего, чтобы обманывать покупателей. С этими торговцами ухо надо держать востро – того и гляди, обманут. Ноль – опасная штука!!!
Моццикони и в своем послании на клочке бумаги поставил три восклицательных знака, вложил клочок и бутылку, запечатал ее и бросил в волны Тибра.
Он до того разозлился на проклятый ноль, что вслед за бутылкой кинул в реку и шапку.
Моццикони против бородача
Когда Моццикони злился, ему лучше было не попадаться под руку. Хорошо, что в эти полуденные часы на отмели не было ни души. Все бродяги поднялись по лестнице, вышли на набережную Тибра и разбрелись по городу в поисках съестного: корочек сыра, заплесневелого хлеба, куриных объедков, твердого, как камень, мармелада, червивого печенья.
Моццикони тоже поднялся по лестнице, но на последней ступеньке остановился.
Ведь он поклялся, что нога его не ступит на улицы Рима, даже на набережную. Он воображал себя Ганнибалом у ворот Рима. Но тут же понял, что это не совсем так!
Ганнибал стоял у внешних ворот города, а он – за воротами.
Мимо прошел лохматый человек с густой растрепанной бородой. Бородач нечесаный!
Человек посмотрел на Моццикони и приветливо ему улыбнулся. Видно, он был иностранец и не понимал по-итальянски. От этого Моццикони разозлился еще сильнее:
– Охламон, фанфарон, пижон!
Незнакомец по-прежнему дружелюбно улыбался. У Моццикони пропала всякая охота ругаться. Он стал спускаться вниз по лестнице и от нечего делать принялся считать ступеньки. Всего он насчитал восемьдесят пять ступенек.
«Так мало!» – удивился Моццикони. Он снова поднялся по лестнице, снова пересчитал ступеньки. Их было ровно восемьдесят пять. Странно, ведь подниматься куда труднее, чем спускаться!
– Все ясно. Число ступенек одинаково при спуске и при подъеме. Значит оно не зависит от затраченных усилий.
Моццикони остался доволен собой: он сделал еще одно важное открытие.
Моццикони и голод
Однажды Моццикони сидел на траве у самой воды в тени плакучей ивы. Пахло свежестью и теплом. Моццикони посмотрел на зелень, на золотистую под солнцем воду.
– Какое чудесное место! Какой я счастливец! Здесь нет пыли и не пахнет бензином и дегтем, как наверху.
Под «верхом» Моццикони понимал центр Рима с его грохотом автомашин и гарью.
А тут, на берегу, не надо бояться бешено несущихся машин, можно любоваться небом, в котором порхают птицы.
– Не хочешь перекинуться тремя-четырьмя словами?
– Не хочу! – ответил Моццикони. – И вообще, не приставай!
– Знаешь, я могу Говорить о самых разных вещах! О чем бы ты хотел поговорить, Моццикони?
– Ни о чем.
– Давай поговорим ни о чем. Моццикони сердито запыхтел:
– Сказано тебе, отвяжись!
Он протянул руку за камешком – птица вспорхнула и улетела.
– Как жаль, что рыбы не умеют говорить о самых разных вещах! – воскликнула рыбка. – Уж со мной бы ты перемолвился тремя-четырьмя словами?
– Говорят – парой слов.
– Ну, тогда парой слов.
Обычно Моццикони представлял себе рыб не собеседниками, а вкусной едой. Чаще всего – хорошо прожаренными в оливковом масле.
Он закрыл глаза и принялся почесывать живот. Сразу же мимо него стали проплывать сковородки и сковородки жареной рыбы. У некоторых рыб из раскрытого рта торчали веточки петрушки и ломтики лимона. Потом мимо его носа проплыли сковородки с жареной картошкой, посыпанной сверху лучком, кастрюли жареных грибов с огурчиками и помидорчиками. Сковородки становились всё больше, запах жареной рыбы и картофеля приятно щекотал ноздри, проникая в самую душу.
Моццикони привык отгонять нелепые мечты, но сейчас никак не мог от них избавиться. Как же он в своей жизни наголодался, чем только не мечтал полакомиться! Жареной рыбой, жареной индюшкой, кроликом по-охотничьи, неаполитанской пиццой, спагетти, жирным фасолевым супом. И просто хлебом без кусочка масла. Да, наголодался он вволю.
Моццикони открыл глаза. Рыба все еще плавала у самого берега.
– Что тебе нужно от меня?
С тех пор как он покинул «Счастливый акведук», Моццикони привык к одиночеству и перестал искать друзей. Он заметил, что может разговаривать сам с собой, спорить, ссориться, жаловаться, веселиться, скучать и думать о всякой всячине.
Рыбка покорно ушла под воду, оставив Моццикони наедине с его мыслями.
Моццикони и окружающий пейзаж
Отмель реки в этом месте была на редкость красивой. Берег порос кустарником и деревьями, шелестели листья плакучих ив, весело щебетали птицы, по песку скакали кузнечики.
– Вот я лежу, отдыхаю, – сказал Моццикони, – любуюсь пейзажем и наконец-то ни о чем не думаю.
И тут он сообразил: знать, что ты ни о чем не думаешь, тоже означает, что мысли не прерываются.
– Мне с моей дурацкой башкой покоя нет и не будет!
Моццикони поискал глазами, чем бы еще полюбоваться красивым, успокаивающим. Взгляд его остановился ка дворцах виа Флеминг. «До чего они безобразны и как они плохо смотрятся на фоне голубого неба и зеленой травы!» Он протер глаза и посмотрел на дворцы еще внимательнее. Точно, это были дворцы виа Флеминг, каждый из которых стоил миллиард лир. И жили в этих дворцах-уродах самые богатые люди Рима.
– Странно, прежде я не замечал, до чего эти дворцы отвратительны!
Все потому, что раньше он смотрел на них, а думал о миллиардах и миллионах. Но почему тогда богачи предпочитают жить именно там? В безвкусных, построенных бездарными архитекторами дворцах-двойниках!
Ответ напрашивался сам собой.
– Они живут там ради того, что видят здесь. Как же ты сразу об этом не догадался?
Иными словами, богачи поселились в этих уродливых дворцах, чтобы из окон любоваться зеленым берегом Тибра и сверкающей в лучах солнца водой.
– А я вот живу на зеленом берегу, рядом со сверкающей в лучах солнца водой. Но стоит мне поднять глаза, и я вижу эти гнусные дворцы.
Моццикони взял клочок бумаги и вывел крупными буквами: «Что лучше – жить на зеленом берегу Тибра и каждый раз, подняв голову, видеть дворцы-уроды на виа Флеминг либо жить во дворце на виа Флеминг и видеть из окна зеленый берег Тибра?» В конце фразы он поставил огромный вопросительный знак.
– Почему бы тебе снова не зажмурить глаза? Попробуй! – сказала Моццикони все та же говорящая рыбка.
Моццикони зажмурился. Теперь он больше не видел этих противных дворцов на виа Флеминг. Но он не видел и плакучих ив и дикой вишни на берегу.
Вдруг рыбка махнула хвостом – и в лицо Моццикони полетели брызги.
– Что за подлая рыба! – воскликнул Моццикони, открыв глаза и утирая лицо рукавом рубахи.
Он встал, засунул свое послание в пустую бутылку, хорошенько ее закупорил и с размаху бросил в реку. И снова в лицо ему угодили брызги.
– Черт бы побрал и эти бутылки и этих рыб! – процедил сквозь зубы Моццикони.
Моццикони и золотистый Тибр
Газеты писали: «Нудьте осторожны! Вода Тибра загрязнена, в ней тьма ядовитых веществ и прочей дряни. Не пейте речную воду!»
– Где уж там пить! – сказал Моццикони. – В реке даже искупаться нельзя!
Но жара стояла адская. Моццикони посмотрел на сверкающую воду золотистого Тибра, как его называли много веков назад поэты. Нет, умел бы он плавать, он бы все-таки искупался.
– Сделаю вид, будто я умею плавать.
Но ему не хотелось, захлебнуться и утонуть. Он вгляделся пристальнее в сверкающую под лучами солнца воду и увидел, что течение несет вниз мертвых мышей и собак и что золотистый, некогда воспетый поэтами Тибр превратился в грязную, зловонную клоаку. Впрочем, грязь и ил были и во времена древних римлян. Существовала тогда и Клоака Массима – самая большая в мире. Значит, и тогда вода была желтой и мутной, а те, кто воспевали золотистый Тибр, сами никогда в нем не купались. Раз так, он тоже не станет купаться.
Проблема прелюбопытная, но разомлевший от жары Моццикони решил заняться ею как-нибудь потом.
Моццикони, нефть и пешеходы
Газеты писали, что арабские шейхи не хотят больше продавать нефть Европе, что нефтехранилища почти пусты, а нефтяные скважины замирают одна за другой.
Все это произошло внезапно. И вот власти запретили по воскресеньям автомобильное движение. Теперь по мостам катили велосипедисты и тащились, покачиваясь, словно пьяные, пешеходы. За долгие годы они отвыкли ходить пешком. Телевидение сократило передачи – тоже из-за нехватки нефти.
– Кто бы мог подумать, что и телевизоры работают на нефти! – изумился Моццикони.
Свет часто выключали. Оказывается, и электростанции работали на нефти. Остановились многие заводы. Нет, Моццикони вся эта история с нефтью не нравилась, от нее пахло обманом и махинациями мошенников-министров.
– Тут дело нечисто.
К счастью, сам Моццикони мог обойтись и без нефти. Но вот те, кто в воскресные дни отправлялись к морю или в горы, негодовали. Теперь им приходилось, словно червям, ползти по земле, а не проноситься по улицам на четырехколесной машине. Многие забыли, как надо ходить. Они становились на четвереньки и, точно коты, начинали передвигаться на четырех лапах. Целые семьи ползли, быстро перебирая конечностями. Добравшись до луга, они и тут не разгибались, а начинали пастись в траве. Владельцы обувных фабрик радостно потирали руки в предвкушении огромных прибылей.
Завидев на мосту этих четвероногих путешественников, Моццикони кричал им снизу:
– Болваны! Посмотрите на кур, поучитесь у них, как надо ходить!
Моццикони боялся, что римлянам, которые поневоле стали пешеходами, взбредет на ум спуститься вниз, на отмель реки. Ведь она ближе, чем море или сельские луга. Вдруг эти римляне вздумают прогуливаться по берегу реки средь плакучих ив и свалок мусора?
К великой радости Моццикони, ничего такого не случилось: ни римляне, ни иностранные туристы на отмель не спустились. Не додумались, видно.
Моццикони и зонтик
Под палящим солнцем Моццикони по тропинке добрался наконец до парапета на набережной Тибра. Но и здесь от жары некуда было деться.
– Я удираю в горы! – крикнула ему говорящая птица и полетела к мосту Марио.
Но минуту спустя птица вернулась и села на ветку дерева рядом с Моццикони.
– Что, жарко?
– Дурацкий вопрос! Разве ты не видишь, что я весь взмок?
– Так тебе и надо, Моццикони! – Птица весело засмеялась.
– Не слыхал, чтобы птицы смеялись. Такого даже в сказках не бывает! – сказал Моццикони.
– Когда человек в жару натягивает на себя драное шерстяное одеяло, как же тут не засмеяться?
Моццикони вскочил и швырнул в птицу горсть песка. Она вспорхнула и спокойно полетела к мосту Марио.
«А ведь верно – от жары не спасет и шерстяное одеяло, – подумал Моццикони. – Здесь нужен хороший проливной дождь. Он освежит и воздух и воду в реке».
Моццикони встал, вытащил из потайного местечка свой любимый черный зонтик, осторожно его открыл. Потом принялся прохаживаться взад и вперед с раскрытым зонтиком в руках. Он то и дело поглядывал на небо, но оно оставалось прозрачным, как хрусталь.
Он продолжал расхаживать по берегу с раскрытым зонтом, ожидая, когда же упадут первые капли. Но ни одной капли так и не упало.
– Может, я не такой, как все остальные? А может, зонт у меня неисправен?
На крутом спуске Моццикони споткнулся и подвернул ногу. Ему было очень больно, и потому он решил не записывать своих мыслей о зонте на клочке бумаги и не класть его в бутылку.
Моццикони и сорокаградусная лихорадка
Утром Моццикони проснулся от сильной головной боли. Его бросало то в жар, то и холод.
– Температура, видно, скачет, как конь.
Но откуда на откосе взяться коню? А жаль! Был бы у него конь, он бы его сразу продал и купил лекарства. И еще всякой еды. Только разве у бродяги бывает свой конь? А вот лихорадка есть. Лоб горячий – дотронуться больно, глаза болят и слезятся, ноги дрожат.
«У меня градусов сорок, не меньше! – подумал Моццикони. – До чего же плохо одному, на голом откосе, когда тебя треплет лихорадка!» Моццикони вспомнил о доме на «Счастливом акведуке». Настоящем доме со стенами, окном, дверью и крышей над головой – надежной защитой от дождя.
– Но сейчас нет дождя, – постарался приободрить сам себя Моццикони.
Наоборот, день был на редкость ясный, знойный. Воды Тибра дымились от жары. Газеты писали: «Сорок градусов в тени». А на солнце? Моццикони испугался.
– У меня самого температура сорок градусов. Сорок градусов в тени и сорок градусов лихорадка, вместе – восемьдесят. А если я окажусь на солнце, то и все сто. Да я тогда сварюсь, как курица в кипятке!
Нет, Моццикони не хотел свариться, как курица или индюк в кипятке. Он не заслужил столь печальной участи. Он решил заняться вычитанием. Вычел из ста сорок градусов в тени, потом еще сорок градусов. И сразу почувствовал себя лучше.
Моццикони и его послания
Моццикони уже не раз решал не отправлять свои послания в пустых бутылках. Потому что он, словно на экране кино, видел, что с ними потом происходит. Вот какая картина ему представлялась.
Частенько бутылки вылавливала какая-нибудь побирушка, которая и читать-то не умела. Но чаще всего бутылку вытаскивал толстенный мужчина и начинал ее разглядывать на свету: какое в ней вино – красное или белое. И, хотя он убеждался, что вина там нет, откупоривал бутылку. Вытаскивал клочок бумаги и, повертев его в руках, воровато оглядывался. Поблизости никого не было – он рвал листок на мелкие клочки и бросал их в воду.
Моццикони этого наглеца, который рвал его послание, готов был отлупить. Но стоило ему размахнуться и нанести удар, как тот растворялся в воздухе. Увы, всякий раз, когда Моццикони принимался кого-нибудь лупить, он молотил кулаками по воздуху. Верно, все так боялись его мощных ударов, что тут же исчезали.
Моццикони-изобретатель
Моццикони сидел на берегу и смотрел, как Тибр несет вдаль свои воды. Вдруг в голове у него загудело. Да так сильно, будто туда залетел рой пчел. Моццикони понял – его посетила необычайная, превосходная идея.
– Летит, летит!
И она прилетела сверху, с набережной. Но не идея, а пустая консервная банка. Просвистела над головой и упала совсем рядом. Тот, кто кинул банку, понятно, целился в голову, но промахнулся. Что для римлянина голова какого-то бродяги, у которого нет ни машины, ни телевизора! Да она гроша ломаного не стоит. Моццикони не раз встречал этих богатых наглых римлян с маленькими злыми глазками на лоснящемся от жира лице.
Моццикони даже не взглянул вверх – такой радости он этому негодяю не доставит. Наклонился и поднял консервную банку.
Для бродяги консервная банка – настоящий клад. Она вполне заменяет кастрюлю. А если в ней проделать гвоздем дырочки, она станет и цедилкой и теркой сразу. Корки сыра на ней натирать – одно удовольствие. После дождя на перевернутой консервной банке можно посидеть и отдохнуть ничуть не хуже, чем на табурете. Наконец, в консервной банке можно хранить еду – была бы только еда – и уберечь ее от мышей. Для этого достаточно положить сверху камень побольше. Зимой, когда дрожишь от холода, в банке можно развести маленький костер. А еще упавшая к ногам консервная банка может навести на гениальное открытие.
– Ура! – воскликнул Моццикони. – Я придумал новую теорию содержания сосуда и его содержимого!
«Впрочем, стоит ли удивляться, – подумал Моццикони. – Ведь у меня был предшественник – Ньютон. Идея земного тяготения пришла ему в голову, когда он увидел, как с яблони падало яблоко».
Идея Моццикони была остроумной и простой: как создать сосуд, маленький снаружи и большой внутри. Моццикони покрутил консервную банку в руках, старательно изучил ее гладкое металлическое дно и голубой ободок с надписью красной краской «Фасоль Супер». Он счастливо захохотал:
– Черт возьми! Как это никто прежде не додумался!
Моццикони взял ножницы и срезал крышку банки. Затем надрезал бок консервной банки и вывернул ее наружу. Ну, так, как выворачивают подкладку пальто, которое хотят перелицевать. Теперь надпись «Фасоль Супер» оказалась внутри, а дно – снаружи. Оставалось лишь слегка подогнуть верхние края банки, что Моццикони и сделал.
Сразу же банка стала маленькой снаружи и большой внутри. В нее можно было положить уйму фасоли Супер. И не только фасоли, а еще зеленого горошка, маринованных грибов, соленых огурчиков, лука. Правда, надо было еще заделать боковую прорезь и прикрепить крышку!
Но с этим можно было не торопиться – ведь пока у Моццикони не было ни фасоли, ни зеленого горошка, ни соленых огурчиков, ни лука. Зато он стал автором великого изобретения.
– Оно изменит весь мир!
В самом деле, это изобретение можно было применить и к женским туфлям, к великой радости женщин с большими ногами, и к домам в странах с жарким климатом – фундамент будет устремлен вверх, а сами комнаты – вниз. Словом, это было изобретение международного значения.
– Я перелицую весь мир! – радостно воскликнул Моццикони.
Моццикони против мошенников
– Каждый город имеет такую реку, которую заслужил! – с досадой сказал Моццикони.
Если Тибр был одной из самых грязных рек на земле, то спесивые римляне были еще грязнее и хуже. Под спесивыми римлянами Моццикони понимал, разумеется, не своих бывших соседей со «Счастливого акведука» и других окраин, но всех этих прожорливых миллиардеров. Теперь они жаловались на плохое здоровье: и силы-де стали не те, и дела пошли под гору.
– Здоровье у них пошатнулось от беспрестанных путешествий в Швейцарию и обратно, – усмехаясь, говорил Моццикони.
Всем известно, что итальянские миллионеры, любители денежных спекуляций, прямо-таки обожают Швейцарию. В этой стране и воздух чистый, и небо голубое, и горы в белоснежном одеянии, и сыр рокфор с дырками, а в банках – огромные холодильники, где хранят деньги от всякой порчи.
После этих путешествий часть миллиардеров оставалась без единой лиры – все их деньги перекочевывали в холодильники швейцарских банков. Наконец министры решили, что надо экономить валюту и бензин, и повелели всем итальянцам по воскресеньям ходить пешком. Многие римляне впервые увидели, как прекрасен их город, когда на улицах тихо и не пахнет бензином. Но от спекулянтов-миллиардеров и мошенников-министров по-прежнему несло бензином. Да так сильно, что приходилось нос зажимать, когда они проходили мимо. И с каждым днем этих миллиардеров, жуликов и пройдох, становилось все больше.
– Ну их к дьяволу! – сердился Моццикони. – И думать о них не хочу. А то сразу настроение портится.
Моццикони и бродяжка
Однажды Моццикони увидел на берегу женщину в жалких лохмотьях. Издали трудно было понять, красивая она или некрасивая, но было ясно, что это бродяжка.
Бродячих собак и мальчишек-бродяг Моццикони встречал на берегу Тибра не раз, но вот бродяжку видел впервые. Он решил тут же, пока другие его не опередили, завести с ней дружбу. Среди бродяг ему так и не удалось найти друга, может, с этой бродяжкой ему больше повезет.
С первого взгляда она показалась Моццикони полной, со склонностью к худобе. Но, приглядевшись, он понял, что она худая со склонностью к полноте. Так или иначе, а бродяжка ему понравилась.
Моццикони знал, что лучший способ расположить к себе человека – это затеять с ним разговор. Как мужчина, Моццикони должен был проявить инициативу. Вот только с чего начать разговор? Моццикони хотелось рассказать ей про свою жизнь, но что интересного в жизни одинокого бездомного бродяги?! Конечно, можно было бы рассказать ей про своих родных, но Моццикони был сирота.
И все-таки надо было что-то сказать, и поскорее. Моццикони открыл рот, но так и не смог выдавить из себя ни слова: как назло, ничего путного на ум не приходило. Моццикони, чтобы расположить к себе бродяжку, ласково посмотрел ей в глаза. Но бродяжка сильно косила и смотрела куда-то в сторону. Наконец Моццикони решился:
– Как по-твоему, если бесконечность разделить на четыре, то каждая четверть так и останется бесконечностью?
Продяжка бросила на него испуганный взгляд и пустилась наутек.
Она давно скрылась в кустах, а Моццикони все стоял растерянный, недоуменный: чего она вдруг убежала?
Моццикони хочет поднять восстание
В жаркие дни Моццикони держался поближе к парапету, там было прохладнее. Он прогуливался по берегу взад и вперед, босыми ногами трамбуя песок. А по утрамбованному песку и босиком ходить приятно.
Одно было плохо: римляне по-прежнему кидали с набережной вниз всякий хлам и мусор, словно берег Тибра – огромная свалка. Как-то забастовали дворники, и тогда вниз полетели вместе с кульками, гнилыми яблоками и грушами, кочерыжками и картофельной шелухой еще и пластиковые пакеты, пустые консервные банки, бутылки, осколки стекла.
– Хоть осколки не бросайте! – кричал им Моццикони.
Где там! Эти чертовы римляне стали кидать и ржавые гвозди, перегоревшие лампочки и разбитые тарелки.
– Болваны, невежды! Да я о ваши гвозди и стекло пораню ноги!
Тут из воды вынырнула говорящая рыбка:
– Разве ты не знаешь про забастовку дворников?!
Моццикони прочитал о забастовке в газете, которую подобрал с земли вместе с гнилым персиком.
– Знаю! Но все равно римляне – неряхи и наглецы!!
– Да здравствуют дворники! – крикнула говорящая рыбка и ушла под воду.
А он, Моццикони, разве против дворников? Да будь его воля, он бы дворников сделал министрами, а министров – дворниками! Но с рыбами спорить бесполезно, тем более о политике. Впрочем, все разговоры о политике – пустая болтовня. Надо поднять восстание. Но для восстания нужны ружья, а они стоят большие деньги. Значит, чтобы поднять восстание, нужно быть богатым. Но, если ты богат, у тебя пропадает всякая охота устраивать восстание.
Моццикони дал себе клятву, что если он когда-нибудь и разбогатеет, то все равно поднимет восстание. Правда, в ближайшее время это ему не грозило. Даже если он найдет работу, все деньги проест. Ну, а если уж совсем повезет, можно будет купить телевизор, холодильник и даже машину.
Только Моццикони и без них прекрасно обходился.
Моццикони знал один верный способ разбогатеть и стать миллиардером: для этого нужно научиться воровать. Но в министерствах все места давным-давно заняты. И, едва один вор умирает или уходит на пенсию, ему сразу находят замену. Из числа все тех же миллиардеров.
– Какой гнусный мир! – воскликнул Моццикони.
В ярости он плюнул на газетный лист, прямо в лицо одному из этих ворюг-министров, которые почему-то никогда не попадают в тюрьму.
Моццикони и двое друзей
Однажды Моццикони увидел на берегу двух бродяг. Они сидели, опустив ноги в воду, и о чем-то мирно беседовали. Моццикони разобрало любопытство: о чем эти двое бродяг говорят между собой?!
Он на цыпочках подобрался к кустам, спрятался и стал слушать.
Один бродяга рассказывал другому про своего деда. Он разорился оттого, что стал коллекционировать коллекции. Начал он с коллекционирования коллекций бабочек, потом стал коллекционировать коллекции марок, все это стоило немалых денег. За коллекцию коллекций часов ему пришлось продать землю, а за коллекцию коллекций минералов – дом.
– Тут мой дед, – продолжал рассказывать бродяга, – начал брать деньги под огромные проценты у ростовщиков. Сыну, ну, моему отцу, он оставил в наследство лишь долги а тот завещал их мне. С таким наследством как было не стать бродягой?
Второй бродяга сказал, что ему даже рассказывать нечего: у его родных никогда не было ни земли, ни дома. К счастью, отец научил его, как прожить без гроша в кармане.
– Научи и меня, – сказал первый бродяга.
– Это секрет, – сказал второй бродяга.
– Когда ты мне все расскажешь, это уже не будет секретом. Говори, не бойся!
– По-моему, это и тогда останется секретом.
– Я хотел тебе рассказать, что мой дед до разорения начал коллекционировать коллекцию коллекций. А теперь не расскажу, потому что не хочешь поделиться своими секретами.
– Неужели мы из-за такого пустяка станем ссориться? – сказал второй бродяга.
– Нет, не будем, – ответил первый.
Он достал окурок, закурил, глубоко затянулся и протянул окурок второму бродяге. Тот тоже глубоко затянулся и вернул окурок первому бродяге.
Моццикони тихонечко удалился. Раз эти двое передают друг другу окурок, значит, они закадычные друзья.
А у него никого нет. Он готов был заплакать. Но от чужих или собственных слез ему всегда становилось грустно, и потому он сквозь слезы засмеялся.
Позже, лежа в темноте, Моццикони думал о разговоре двух закадычных друзей и об-этой истории с коллекцией коллекций. Бабочки, марки, часы, минералы. Не мудрено, что дед того бродяги разорился. А ведь могло быть по-иному! Стоило только начать коллекционировать коллекции денег. Вот когда он соберет такую коллекцию коллекций, он и поднимет восстание! Пока же никому ни слова. Он вынул клочок бумаги и написал: «Прошу прощения, но сообщить о моей идее я до поры до времени не могу. Это тайна».
Моццикони и очиститель
От одного бродяги Моццикони узнал, что в нижнем течении реки собираются установить особое сооружение для очистки вод Тибра. В новейшем очистителе воду с помощью фильтров смогут отделить от всяких примесей и грязи. К тому же в очистителе будут оседать дохлые мыши, обломки деревьев и гнилые листья. Всю эту дрянь затем станут собирать в огромные цементные чаны. После такой очистки вода Тибра будет до того чистой, что ее начнут продавать, как минеральную. В газете написали, что уже разработана система очистки воды от мыльной пены, которая попадает в реку через канализационные стоки. Из этой мыльной пены будут производить душистое мыло для рук и лица. Самый крупный цементный чан предназначается для сбора фекалий. Из них вскоре начнут делать и продавать крестьянам удобрение для огородов. Выращенные на таких огородах помидоры и салат будут вкусны и питательны.
Дохлых мышей и кошек разотрут в порошок, а затем спрессуют – лучшего корма для кур и придумать нельзя.
– К курам, которым задавали такой корм, я даже не притронусь! – воскликнул Моццикони.
С тех пор как он поселился на берегу Тибра, ему ни разу не довелось отведать курятины. Правда, и раньше, на «Счастливом акведуке», он кур не ел. По теперь, когда стал бродягой, даже забыл, какие они из себя.
Вдруг Моццикони вспомнил о своих бутылках с посланиями.
– Они-то куда денутся?
«Наверно, будет цементный чан и для бутылок, стаканов и чашек. Что тогда станет с моими посланиями?!»
Моццикони живо представил себе цементный чан для старых газет, журналов и прочих типографских изданий. Там слова очищают, сушат, дезинфицируют, а затем смешивают все вместе.
– Не хочу, чтобы мои слова попали в очиститель!
Кто знает, что потом сделают со всеми этими дезинфицированными словами! Может, предприимчивые дельцы станут продавать их на вес. По столько-то лир за центнер слов. А может, их используют для сочинения всякой лжи?!
– Не трогайте моих слов!
Моццикони так огорчился, что решил отныне не отправлять своих посланий в бутылках. Ни одного!
Моццикони и автострада
В августе газетам обычно нечего писать, и они, известное дело, высасывают из пальца какую-нибудь сенсацию.
Моццикони знал об этой уловке журналистов. Но когда он прочел в газете, что внизу, вдоль берега, намерены соорудить автостраду, по которой машины будут лететь, словно птицы, он чуть не взвыл от огорчения.
– А я куда же денусь?!
Моццикони зажмурился и увидел, как по ленте асфальта несутся машины, обдавая его гарью. А он кашляет и задыхается от бензиновой вони.
– Выходит, они все-таки нашли нефть?
Газеты сообщали, что итальянские нефтепромышленники специально ее припрятали, чтобы потом продать подороже.
– Прохвосты! – Моццикони яростно сплюнул.
Те же газеты в августе объяснили, что и промышленники понесли убытки. Им надо помочь – построить автострады вдоль берега реки. Похоже, нефтепромышленники подкупили и судей, чтобы не угодить за решетку, и газетчиков, чтобы те писали только нужные им, нефтепромышленникам, вещи!
Моццикони снова открыл глаза и увидел, что стоит босой на песчаной тропке.
Моццикони зажал нос двумя пальцами и заткнул уши двумя камешками, чтобы не слышать грохота и не чувствовать запаха бензина. И поплелся к воде. Но идти, зажав нос и заткнув уши, было неудобно. Моццикони попробовал посильнее топнуть ногой. Иногда так удается отогнать самые неприятные мысли. На этот раз результат был иным – Моццикони лишь поранил ногу об осколок стекла.
Забыв о своей прежней клятве, Моццикони написал на клочке бумаги: «Черт бы вас всех побрал, вруны!», вложил бумагу в бутылку из черного стекла.
Размахнулся, бросил бутылку в реку и, прихрамывая, потащился по тропинке искать тень.
Моццикони пишет одно-единственное слово
На Моццикони вечно сыпались гнилые помидоры, кульки с обглоданными костями и твердыми, как кирпич, хлебными корками. Поэтому Моццикони покинул тропинку у самого парапета и протоптал новую возле самой воды. Только и здесь нещадно палило солнце, а раскаленный песок жег ступни ног. Но это было еще не самое худшее. Хуже, что песок был весь в дырах. Это министры-мошенники и нефтепромышленники-воры прятали нажитые в незаконных операциях деньги, а заодно – и сами махинации, подлоги, обманы. Где легче и быстрее всего скрыть следы своих преступлений? В песке.
Моццикони надел башмаки – он не хотел даже прикасаться к этому грязному, в дырах песку.
– Прячьте ваши гнусные делишки в другом месте!
Однако те продолжали по ночам рыть ямки в песке, под самым носом у Моццикони.
С каждым днем его ненависть к этим спекулянтам, пройдохам и лжецам нарастала, как нарастает волна во время бури.
Он пытался громко ругать всех этих негодяев. Но до набережной его ругательства не долетали.
Тогда Моццикони решил написать на земле одно-единственное слово. И выразить в этом слове все свое презрение к этим людишкам. Да, но как сделать, чтобы это слово нельзя было ни стереть, ни замазать краской?!
Он долго думал и наконец придумал.
– Погляжу, как у них тогда вытянутся лица!
Первым делом он выкопал кусты дикой вишни и посадил их на песчаной косе, как раз напротив набережной Тибра. Посадил он вишню в строго определенном порядке – в виде большущих букв. Первые двадцать кустиков составили букву «Д», вторые – букву «Е», третьи – «Р», четвертые – «Ь», пятые – «М», шестые – «О». И получилось слово «Дерьмо».
Так Моццикони нашел новый способ передать людям свое послание.
Моццикони смеется
На следующий день полицейский, проходя по набережной, остановился покурить, хотя это во время службы и запрещено. Полицейский, ясное дело, себе кое-какие поблажки делал. Себе, но не другим. Когда взгляд полицейского упал на песчаную косу, его чуть кондрашка не хватила.
– Какое оскорбление нашей столице! Какой позор!
Он погасил сигарету, сунул в карман окурок и пошел в казарму писать донесение начальнику. Офицер карабинеров немедленно отправился на набережную и своими глазами убедился, какое оскорбление нанесено древнему городу. И написал донесение генералу корпуса карабинеров. Генерал корпуса карабинеров также посетил набережную, прочел непечатное слово из шести букв и отправил донесение мэру Рима.
Мэр разгневался – он решил, что это грубая шутка старого вояки. Но на всякий случай послал на набережную личного секретаря. Личный секретарь мэра подошел к парапету, прочел гнусное ругательство и помчался назад во дворец. Он почтительно приблизился к мэру и шепнул ему на ухо:
– Ваше превосходительство, генерал не солгал. Я своими глазами видел это непотребное слово из шести букв.
Моццикони, спрятавшись в кустах, наблюдал, как к парапету беспрестанно подбегают карабинеры, инспекторы, высокопоставленные чиновники, и весело смеялся.
Каждое утро он из лейки поливал кусты дикой вишни, чтобы они скорее росли. А вместе с ними росло и слово из шести букв. Однажды к парапету подошли два тайных агента в черных плащах, прочли написанное и многозначительно переглянулись.
Моццикони и мэр Рима
Вскоре весть о неприличном слове распространилась и среди туристов. Каждый день у парапета на набережной Тибра собиралась толпа римлян и туристов. Многие покалывали пальцами на огромные буквы из кустов дикой вишни. Одни громко смеялись, другие возмущались: «Так опорочить древнюю реку и прекрасную столицу во главе с мэром!»
Узнав об этих сборищах на набережной, мэр испугался, как бы новость не проникла в газеты. Он приказал послать на берег рабочих с топорами и лопатами – пусть сотрут с лица земли гнусную надпись.
– Но для этого придется вырубить кусты дикой вишни! – сказал мэру один из его помощников.
– Разумеется! – ответил мэр.
– Увы, это запрещено законом об охране природы, – сказал помощник. – Заросли дикой вишни на берегу находятся под охраной государства.
«Если газетчики узнают, что я, мэр города, нарушил закон об охране природы, они поднимут шум на всю Европу, – подумал мэр. – Тогда не избежать скандала».
– Что же будем делать? – спросил мэр.
– Остается лишь ждать, – ответил его помощник.
– А пока притворимся, будто ничего не произошло! – воскликнул мэр.
К этому способу он прибегал часто. Стоило кому-нибудь уличить мэра в очередной спекуляции, мошеннической сделке, он притворялся, будто ничего не произошло. А сам тем временем заключал новую незаконную сделку, покрупнее, чтобы заставить всех забыть о предыдущей. Все честные римляне ненавидели этого мошенника. А он радостно потирал руки. Но на этот раз не помог и старый, испытанный способ. Потому что честные римляне не злились, а хохотали. И это для мэра было страшнее всего.
Теперь все иностранные туристы, побывав в Колизее и послушав папу, устремлялись на набережную Тибра посмотреть на слово из живых диких вишен и от души посмеяться. Вместе с ними от всей души смеялись и сами римляне. И, конечно же, Моццикони. Вскоре о слове из шести букв сообщили все крупные газеты Италии. Туристские конторы включили в свою программу посещение иностранными туристами набережной Тибра с остановкой у песчаной косы.
К самому парапету непрерывно подъезжали автобусы, и гиды на разных языках объясняли любопытным туристам значение слова из шести букв. При этом они не забывали упомянуть, что прежде всего оно относится к мэру Рима.
С тех пор как это запретное слово появилось на берегу Тибра, число иностранных туристов в Риме возросло в десятки раз. Возросли, понятно, и доходы государства в иностранной валюте.
Моццикони впервые получает полное удовлетворение
Мэр больше не решался выйти на улицу. Но и сидеть все время в своем дворце он не мог. Стоило ему выйти из ворот, как все начинали громко смеяться. Мальчишки звали его полюбоваться с ними метким словом.
– Моццикони сочинил его для вас, синьор мэр! – кричали они.
Пришлось мэру подать в отставку. На радостях римляне устроили шумный праздник. А на «Счастливом акведуке» обитатели незаконных домов пели и веселились до поздней ночи.
Когда о слове из шести букв узнали министры и миллиардеры, замешенные в скандальных аферах и махинациях, они тоже испугались. Каждый из них решил, что слово это относится именно к нему. Кое-кто из миллиардеров удрал в Швейцарию, где небо всегда голубое, воздух чист и свеж, горы покрыты снегом, сыр с дырками, а в банках стоят огромные холодильники, в которых хранятся тайно вывезенные из Италии лиры.
Мэр-мошенник даже угодил в тюрьму.
Моццикони узнал об этом месяц спустя из старой газеты, которую он подобрал на берегу.
– Лиха беда начало! – сказал он и широко улыбнулся.
Об авторе
Луиджи Малерба (итал. Luigi Malerba, настоящее имя — Луиджи Бонарди, 1927—2008) — итальянский писатель, участник неоавангардистской «Группы 63».
Родился в провинции Парма в 1927 году. Получил степень в области права в Риме, после чего с начала 1950-х годов работал журналистом, сотрудничая со многими кинематографическими журналами. В 1954 году вместе с режиссёром Антонио Марки снял фильм «Женщины и солдаты», в эти же годы он написал ряд сценариев совместно с Альберто Моравиа и Чезаре Дзаваттини.
Первый сборник его рассказов «Открытие алфавита» был опубликован в 1963 году. Затем вышли романы «Змея», «Сальто-мортале», «Голубая планета», «Греческий огонь», «Итака навсегда», «Гранада-клуб». В этих произведениях проявились такие характерные черты творчества Малерба, как тяга к смелому эксперименту, к смешению стилей, к сочетанию приёмов фантастики, приключенческого, детективного, исторического романа.
В 1960-е годы Малерба стал активным участником литературной неоавангардистской «Группы 63» (куда входили Альберто Арбазино, Альфредо Джулиани, Джорджо Манганелли, Анджело Гульельми, Нанни Балестрини, Вальтер Педулла и Элио Пальярани).
Наряду с киносценариями, Малерба писал также сценарии для телевидения.
Скончался Малерба в 2008 году в Риме.
В 2010 году учреждена премия Луиджи Малерба в области художественной литературы и кино, которой награждаются авторы книг и киносценариев в возрасте до 28 лет.
Last Updated on 29.08.2024 by iskova