РАЗБОР ЦИФРОВОГО ПОЛЯ БОЯ. КАК ИНТЕРНЕТ ИЗМЕНИЛ ВОЙНУ. Новые правовые аспекты

КОММЕНТАРИЙ

Журналисты описывают вторжение в Украину как «первую в мире TikTok войну», самую «доступную через Интернет войну в истории» и «самую вирусную» войну в истории социальных сетей.

Однако, подобная шумиха говорит нам лишь о реальном влиянии цифровых технологий на текущий конфликт.

На сегодняшний день в ходе войны в Украине проявились три значительные цифровые тенденции.

Во-первых, технологические инновации помогли Украине нивелировать обычное военное преимущество России, особенно за счет более активного участия простых граждан.

Во-вторых, поскольку эти граждане стали уникальным образом участвовать в цифровых боевых действиях, границы между гражданскими и военными субъектами размылись. К сожалению, международное гуманитарное право не поспевает за ними, что приводит к растущей обеспокоенности по поводу того, как правила войны применяются в цифровом конфликте.

В-третьих, конфликт породил огромное количество данных, потенциально полезных для привлечения военных преступников к ответственности. Однако распространение расследований из открытых источников также создает новые риски аналитической предвзятости и процедурных несоответствий.

Правительствам и организациям гражданского общества, заботящимся о соблюдении законов войны, следует обратить внимание на эти возникающие проблемы.

Цифровые технологии сегодня являются центральным элементом военных действий. Чем быстрее будут сформулированы новые политические и правовые принципы, тем эффективнее международные институты смогут защищать гражданское население и преследовать нарушителей в будущих конфликтах.

Переворот

Украина использует новые технологии для того, чтобы переломить ситуацию против России. Как один из первых конфликтов, в котором обе воюющие стороны обладают передовой технологической инфраструктурой, этот конфликт стал лабораторией для новых технологических концепций.

На сегодняшний день, большое количество материалов посвящено влиянию нового оружия, такого как турецкий беспилотник Bayraktar TB2, или нового коммуникационного оборудования, такого как спутниковые интернет-сервисы Starlink компании Space X.

Но в то время, как Bayraktar уничтожают российскую технику, а Starlink помогает координировать артиллерийские удары, цифровые технологии оказывают не менее значительное, хотя и менее очевидное, влияние на то, как ведется война.

Важно отметить, что устройства Starlink служат и другой цели. Обеспечивая надежный доступ в Интернет, они позволили украинским гражданам активно участвовать в оттеснении российских войск. Тем самым они вывели боевые действия за пределы традиционных военных и государственных структур.

Ключевым нововведением стало развертывание Украиной приложений краудсорсинга, дающих возможность частным лицам предоставлять важную информацию о передвижениях и активах российских военных.

В начале 2020 года, еще до начала войны, Украина запустила приложение «ДІЯ», задуманное как инициатива хорошего правительства, чтобы облегчить гражданам продление разрешений, оплату штрафов за парковку и сообщение о выбоинах.

После вторжения, правительство Украины перепрофилировало приложение, чтобы оно служило «глазами и ушами» украинской армии.

Граждане могут отправлять через приложение фотографии и видеоролики о замеченных российских военных с указанием геолокации. Граждане также могут использовать «Дію» для предоставления советов о «подозрительных» людях, которые могут быть коллаборационистами, оккупантами или диверсантами.

Как сказала в интервью автору Гульсана Мамедиева (сотрудник Министерства цифровой трансформации Украины), приложение позволяет украинцам сообщать об обнаружении «танков, военных сил и всего, что похоже на российские войска, которые они видели». Мы действительно призываем граждан делать это».

Эти данные затем агрегируются на карте и используются сотрудниками разведки, работающими над обороной и контрударами.

Сомнительно, что правительство Украины смогло бы воспользоваться этими инструментами, не имея необходимого технологического потенциала и грамотного в цифровом отношении населения, способного предоставлять важную информацию через смартфоны.

Хотя трудно оценить совокупное влияние краудсорсинговых приложений на ход войны, есть много отдельных историй, показывающих, как они способствовали достижениям на поле боя.

Например, в марте 2022 года в боях за Вознесенск, южный город с населением 35 000 человек, украинские добровольцы использовали приложение для обмена социальными сообщениями Viber, чтобы отправлять координаты российских танков и вести артиллерийский огонь.

Как рассказал один из добровольцев: «Все помогали. Все делились информацией». Результат оказался катастрофическим для российской армии. Бегущие российские солдаты оставили почти 30 из 43 единиц техники, включая танки, бронетранспортеры, ракетные установки и грузовики, а также разбитый вертолет Ми-24, что привело к одному из первых всеобъемлющих поражений московских войск.

Роль цифровых технологий в войне на Украине не ограничивается беспилотниками и приложениями для краудсорсинга. Информационные операции являются важнейшей основой усилий как Украины, так и России по привлечению международной поддержки.

Информационные онлайн-операции — явление, конечно, не новое. Многие эксперты называют конфликт между Израилем и Газой 2012 года первой в мире «войной в Твиттере», а «Исламское государство» и другие террористические группировки использовали социальные сети для усиления своей пропаганды, мобилизации сторонников и влияния на мировое мнение.

Но масштабы, в которых Россия и Украина придают приоритет глобальной информационной войне, являются исключительными.

В первые дни вторжения украинцы продемонстрировали особое умение демонстрировать свое неповиновение с помощью мемов, видео и фотографий. Для Украины привлечение внимания Запада имело решающее значение для сохранения потока оружия и других форм поддержки.

Гражданское население вступает в борьбу

Цифровые технологии позволили украинским гражданам принять уникальное участие в боевых действиях, однако границы между гражданскими и военными субъектами стали размытыми.

Приложение «Дія» — лишь один из многих примеров того, как украинцы используют цифровые технологии для защиты своей родины.

Министерство обороны Украины тесно сотрудничает с самопровозглашенной «Украинской ИТ-армией», состоящей из более чем 400 000 международных и украинских хакеров-добровольцев, чтобы атаковать российскую инфраструктуру и веб-сайты.

Армия была создана Михаилом Федоровым, министром цифровой трансформации Украины, который отправил твит со ссылкой на недавно созданную группу Telegram, призывающую добровольцев «использовать любой вектор кибератак и [распределенных атак типа «отказ в обслуживании»] на российские ресурсы».

В его первоначальном сообщении был указан 31 российский банк, коммерческие учреждения и правительственные сайты для атаки.

Существует множество других примеров того, как гражданские лица предоставляют свои знания и опыт для поддержки военных действий. Например, около 1000 гражданских операторов беспилотников вносят свой вклад в оборону Украины, наблюдая за российскими объектами с воздуха и передавая важную информацию украинским военным подразделениям для нанесения артиллерийских ударов.

Это размывание поднимает сложные вопросы о защите гражданского населения в рамках международного гуманитарного права.

Основополагающей правовой концепцией является принцип различия: стороны в конфликте должны проводить различие между гражданским населением и военными комбатантами и направлять свои операции только против военных целей.

Но должны ли меняться правила, когда гражданские лица оказывают прямую поддержку одной из воюющих сторон — например, передают записи с беспилотников, наблюдающих за российскими танками, украинским артиллерийским подразделениям, которые затем наносят точные удары?

В международном гуманитарном праве хорошо известно, что гражданские лица пользуются защитой от прямого нападения, «если и в течение такого времени, пока они не принимают непосредственного участия в военных действиях».

Однако толкование того, что именно подразумевается под «непосредственным участием в военных действиях», не является однозначным.

В 2009 году Международный комитет Красного Креста (МККК) опубликовал руководство по толкованию, чтобы определить, что квалифицируется как непосредственное участие гражданского населения в военных действиях.

Хотя это руководство не считается устоявшимся законом, оно имеет значительный вес и устанавливает три совокупных критерия для определения участия в военных действиях:

• во-первых, приводит ли действие к неблагоприятным военным последствиям;
• во-вторых, существует ли причинно-следственная связь между действием и ожидаемым ущербом;
• в-третьих, направлено ли действие на поддержку одной стороны вооруженного конфликта в ущерб другой, то есть существует ли «связь с воюющей стороной».

Что касается порога причинения вреда, критики утверждают, что руководство Красного Креста определяет «вред» слишком ограниченно, исключая действия гражданских лиц, направленные на «усиление военных операций или потенциала стороны».

Таким образом, гражданские лица, изготавливающие самодельные взрывные устройства, не подпадают под категорию «вред» прямого участия в военных действиях. Только лица, закладывающие их в землю или непосредственно способствующие их установке, будут соответствовать порогу ущерба.

Аналогичным образом, критики обвиняют руководство МККК в чрезмерном ограничении определения причинности.

Руководство устанавливает правило «одного причинного шага», утверждая, что человек не может быть более чем на одной ступени от рассматриваемого вреда. Таким образом, создание или поддержание потенциала стороны для нанесения вреда своему противнику не будет квалифицироваться. Равно как и предоставление поставок и услуг (таких как топливо, финансы или электроэнергия) стороне в конфликте.

Лицо, предоставившее разведывательные данные стороне, которая впоследствии атаковала цель, будет квалифицироваться как непосредственный участник боевых действий. Но если предоставленные разведданные не были использованы сразу же (если группа планирования миссии вместо этого проанализировала информацию и впоследствии передала ее ударной группе для проведения воздушных налетов) это превысит требование одного причинного шага и не будет квалифицироваться как прямое участие.

Что касается определения третьего элемента — связи с воюющей стороной, Международный комитет Красного Креста признает, что это представляет «значительные практические трудности».

Военная связь не основывается на субъективном намерении или враждебном умысле участвующего субъекта — «она не зависит от образа мыслей каждого участвующего лица». Вместо этого, она выражается в замысле самого акта или операции, основанного на объективно проверяемых факторах.

Однако, эксперты отмечают, что требование, чтобы действие было совершено в поддержку одной стороны, а не просто в ущерб другой (что человек должен принадлежать к организованной вооруженной группе, которая является стороной конфликта) приводит к противоречиям. Как быть в ситуациях, когда вооруженная группа участвует в операциях против одной стороны, не будучи явно связанной с противником этой стороны?

В нынешнем конфликте, в то время как некоторые граждане активно организованы украинскими правительственными или военными силами, другие действуют более спонтанно или могут работать с партизанскими группами, не имеющими формальной принадлежности к украинским военным. Будут ли их действия по-прежнему представлять собой прямое участие в военных действиях с точки зрения международного гуманитарного права?

Сопоставление этих элементов вместе (особенно в свете новых технологий) выявляет значительную двусмысленность.

Возможно, что гражданские лица, участвующие в украинской ИТ-армии, которые совершают прямые действия по выводу из строя российской инфраструктуры, будут квалифицироваться как прямые участники, что лишит их гражданского иммунитета.

Но при этом необходимо будет доказать, что:

• действия хакера привели к достаточно неблагоприятным военным последствиям,
• само хакерство непосредственно вызвало возникновение вреда не более чем в одной причинно-следственной связи,
• действие было направлено на причинение вреда противной стороне в контексте продолжающихся военных действий.

Каждый аспект может быть оспорен.

Другие действия вносят еще больше неопределенности.

Например, как следует относиться к гражданским лицам, которые периодически загружают записи с камер наблюдения в приложение «Дія», которые впоследствии используются украинскими войсками для нанесения ракетных ударов?

Вообще говоря, если передаваемые разведданные носят тактический характер и предоставляются атакующим ВВС, то это, скорее всего, будет рассматриваться как непосредственное участие в боевых действиях.

Но, если собранные разведданные не носят тактического характера (или даже если деятельность кажется военной по своей природе, но не связана напрямую с нанесением ущерба, например, закупка, производство или обслуживание оружия или другого оборудования вне конкретных военных операций), тогда эти действия не будут соответствовать порогу «прямого участия в военных действиях».

Неопределенность, возникающая в связи с новым цифровым измерением конфликта, приводит к повышенному риску для гражданского населения и подчеркивает важность обеспечения большей ясности в отношении правил, регулирующих ведение войны.

Обеспечение подотчетности

Вторжение в Украину привело к появлению множества цифровых данных, которые могут быть использованы для возможного судебного преследования за военные преступления.

Активисты и простые граждане используют смартфоны для хранения фотографий и видеозаписей, документирующих злоупотребления.

Гражданские следователи ведут поиск в Интернете, чтобы установить личности преступников и подтвердить факты жестокости.

Люди публикуют сообщения в цифровых приложениях и социальных сетях, чтобы повысить осведомленность о нарушениях прав человека и привлечь внимание к вопиющим инцидентам.

Первые результаты обнадеживают. По сообщениям, украинские прокуроры расследуют более 21 тыс. предполагаемых военных преступлений. 23 мая 2022 года коллегия судей вынесла приговор первому российскому солдату, осужденному за военные преступления.

Однако широкое использование расследований из открытых источников и создание цифровых криминалистических доказательств не лишено опасности. Публикуя эти данные, источники новостей не всегда соизмеряют риск для отдельных наблюдателей с желанием добиться ответственности.

В отчете, опубликованном Центром Стэнли в 2021 году, особое внимание уделялось рискам сопутствующего вреда, связанного с журналистикой с открытым исходным кодом. Один из репортеров рассказал о статье, которую он писал о видеозаписи ракетного удара на Ближнем Востоке:

• «Мы хотели включить видео в наш репортаж. Но по видеозаписи нетрудно было бы выяснить, в каком здании, квартире или окне стоял наш собеседник во время съемки. Это могло бы привести к аресту человека или причинению вреда семье. В данном случае мы не стали публиковать видео вместе с нашим репортажем».

Так же, как данные из открытых источников могут предоставлять жизненно важную информацию, они могут способствовать совершению злодеяний и другого вреда против гражданского населения.

Например, в самом начале войны в Украине компания Google решила отключить функцию «живого трафика» (информацию о пробках и маршрутах в режиме реального времени), предлагаемую в Google Maps. В то время как включение схемы трафика могло бы служить полезным источником информации для украинцев, спасающихся от надвигающихся военных действий и ищущих четкие пути отхода, существовали также опасения, что раскрытие схем дорожного движения может способствовать наведению на цели для российских военных.

Другая проблема связана с предвзятостью и «слепыми зонами» в процессе расследования.

Хотя цифровая информация создает видимость объективности, сбор соответствующих данных и их последующий анализ подвержен ошибкам в суждениях, которые могут помешать проведению расследований с использованием открытых источников.

Одной из проблем является алгоритмическая предвзятость. Когда следователи используют поиск по ключевым словам для сбора определенной информации, например, фотографий предполагаемых зверств, совершенных в определенном географическом районе, приоритеты усиления социальных сетей могут исказить результаты.

Социальные сети используют собственные алгоритмы, предназначенные для усиления определенных голосов, аккаунтов или веб-сайтов, которые считаются более приоритетными, в основном на основе их потенциала получения прибыли. Это означает, что «алгоритм каждой платформы может привести к тому, что релевантный материал будет упущен из виду».

Еще одной проблемной областью является предвзятость автоматизации — когда результаты, полученные с помощью автоматизированных инструментов, таких как программное обеспечение для обнаружения объектов, просеивающее множество видео- и фотоматериалов для выявления потенциальных совпадений, могут восприниматься как более точные, чем человеческий анализ, независимо от того, так это на самом деле или нет.

Определенные когнитивные предубеждения также создают проблемы. Например, такие громкие деяния, как убийства и уничтожение имущества, лучше поддаются документированию из открытых источников, чем более скрытые нарушения, такие как пытки или голод. Это может привести к непреднамеренному возвышению одних судебных преследований над другими на основе видимости преступления, а не его вопиющей жестокости.

Предвзятость подтверждения также может быть проблематичной, если последующие доказательства служат для подкрепления первоначальной гипотезы и заставляют игнорировать противоположные данные. Этот риск особенно велик в расследованиях с открытым исходным кодом, «когда объем контента, который следователям приходится перелопачивать, чтобы найти наиболее значимые улики, может оказаться непомерно большим».

Наконец, сохранение доказательств также может создать проблемы.

Учитывая медленный характер международного правосудия, прокуроры могут не использовать собранную информацию годами.

Следователи должны развивать потенциал для надлежащего сохранения и хранения цифровой информации, разрабатывать соответствующие протоколы и учитывать соответствующие процедуры безопасности.

Технологические компании также обязаны надлежащим образом сохранять информацию для последующего привлечения к ответственности.

Но эта обязанность может быть нивелирована другими приоритетами, например, необходимостью удаления вредоносного контента. Федерика Д’Алессандра и Кирсти Сазерленд описывают, как в июле-сентябре 2020 года YouTube удалил 7 млн 872 тыс 684 видео за нарушение правил сообщества, 93 процента из которых были удалены благодаря автоматической фильтрации.

Однако, многие из этих видео могли содержать информацию, важную для сбора доказательств и судебного преследования в будущем.

Удаляет ли YouTube эти видеоматериалы навсегда или просто изымает их из обращения? Каким протоколам следует YouTube?

Политика платформ в этом отношении непрозрачна, но их влияние на будущую подотчетность вполне реальное.

Заключение

Вторжение в Украину демонстрирует уникальное влияние новых технологий на поле боя и расширение роли гражданских лиц, использующих информационно-коммуникационные технологии. Как следствие, оно поднимает сложные вопросы о пределах международного гуманитарного права и об опасностях, связанных со слишком сильной опорой на информацию из открытых источников для обеспечения правосудия и подотчетности без последовательных процедур.

Политики должны сделать больше для решения этих новых проблем.

Одной из отправных точек могло бы стать наращивание усилий по тщательному изучению влияния цифровых технологий на право и войну и, в частности, исследование того, как текущий конфликт меняет глобальные взгляды на применимость международного гуманитарного права.

Демократические государства также могли бы предоставить глобальным технологическим компаниям более формализованные указания относительно их геополитической ответственности во время войны — тем самым ограничивая количество ошибок и предоставляя более четкие ожидания в отношении поведения.

Наконец, международные организации и демократические страны-единомышленники должны опираться на Протокол Беркли о цифровых расследованиях с открытым исходным кодом для обеспечения того, чтобы уроки, извлеченные из войны в Украине, были учтены в последующих руководствах и процессах международного правосудия.

07/12/2022

Автор: Стивен Фельдстайн

Источник: War On The Rocks

Last Updated on 12.12.2022 by iskova