Как иезуиты способствовали распространению латыни в России
В последние несколько лет Россия часто фигурирует в новостях – и не в хорошем смысле.
Преподобный Джон Мейендорф, выдающийся православный ученый, однажды заметил, что к России, как ни к какой другой европейской стране, “относятся в свете обобщенных теорий”.
Действительно, эта страна часто оценивается как иностранцами, так и местными жителями в упрощенных и двоичных терминах:
- Восточная в противоположность Западной,
- православная вместо католической,
- деспотическая, а не демократическая и так далее.
На Западе существует давняя традиция такого рода рассуждений, начиная с досовременных путевых заметок и заканчивая популярными телешоу.
Все знают, например, что безжалостные клингоны (Klingons, вымышленная инопланетная цивилизация гуманоидов-воинов) в сериале “Звездный путь” (Star Trek) представляют собой русских коммунистов.
Несколько лет назад Ричард Хелли, известный профессор истории из Чикагского университета, предположил, что досовременная Россия была “правым полушарием головного мозга”, цивилизацией художественной, творческой, но склонной к фантазиям), в отличие от цивилизации “левого полушария головного мозга” Запада, который был трезв и логичен.
Русские создали свои собственные тропы и стереотипы о нерусских. Например, термин “немцы”, означающий “тупые”, был традиционным русским обозначением немцев или протестантов. Как и греческое “варвары” (barbaros), это выражение подразумевает языковую и культурную неприветливость.
В этом контексте, определенный интерес представляет трактат Ивана Киреевского, написанный им в 19 веке “О природе европейской культуры и о ее отношении к русской культуре”.
Запад, по словам Киреевского, характеризуется “холодным анализом… самодвижущимся скальпелем разума… абстрактным силлогизмом” и “фригидной рациоцинацией”. На Западе преобладает менталитет, основанный на логике, и в итоге – бессердечная цивилизация, в которой доминирует “внешняя, формальная деятельность”. У Запада есть блестящие вещи, но у России, по крайней мере, есть душа.
Поэтому Запад смотрит на Россию свысока, а Россия с радостью отвечает ему взаимностью. Однако, при ближайшем рассмотрении эта схема взаимного неодобрения может оказаться сложнее.
Отношения между Россией и Западом на самом деле довольно сложные, с множеством “зигзагов” через пограничные линии.
Приведем пример. Каждый, кто читал “Войну и мир”, прекрасно помнит, что российская элита была очарована французским языком и культурой. В совершенно ином контексте, “рунглиш” (смесь русского и английского языков) облегчил общение на борту Международной космической станции. Языки общения (лингва-франка, lingua francas) помогают преодолеть языковой барьер.
Особенно ярким примером этого явления является погружение россиян в латынь – культовый язык католицизма и лингва-франка Западной Европы.
В этом удивительном повороте событий сыграли свою роль именно иезуиты.
Латинская болезнь
Почему удивительном?
Во-первых, латынь не была частью цивилизационного стартового набора, полученного славянами от Византии.
Христианство пришло на Русь (восточнославянское государство, которое впоследствии стало Украиной, Беларусью и Россией) в X веке на церковнославянском языке – книжном языке, разработанном столетием ранее византийскими братьями-миссионерами, святыми Кириллом и Мефодием, и изобиловавшем греческой терминологией.
На протяжении веков латынь играла минимальную роль в русской культуре, на что часто обращали внимание западные гости, связывая недостаток изучения латыни с предполагаемой русской отсталостью.
В книге “Любопытный и новый рассказ о Московии в 1689 году” Фой де ла Нёвиль (Foy de la Neuville) утверждал: “Только четверо в этой огромной стране говорят по-латыни”. Позже в тексте он разворачивает некоторые знакомые стереотипы: “По правде говоря, московиты – варвары. Они подозрительны и недоверчивы, жестоки, содомиты, обжоры, скупердяи, нищие и трусы”.
Более того, в дополнение к отсутствию изучения латыни, существовала риторика, унаследованная от Византии и усиленная в России, против “латинян”. Этот термин, подобно навозному кому, сводит воедино языковые, культурные и религиозные негативы.
Согласно одной клерикальной полемике, латинские книги “исполнены коварства и обмана, ереси и безбожия”. “Когда я начал читать греческие книги, – писал один москвич-прелат, – я познал латинское лукавство и понял, какие новшества, ошибки и разврат содержатся в их сочинениях; и я плюнул на них всех….”.
Это было не только церковное презрение, похожие темы звучали и в народной культуре. Сифилис называли “латинской болезнью”. Сказать кому-то “Иди в латинство!” было равносильно “Иди к черту!”. Было принято считать, что дьявол говорит по-латыни и носит западную одежду.
В общем, и в русском фольклоре, и в церковной полемике латинство (латинский Запад) представляло собой запретную зону ереси и разврата, своего рода империю зла, угрожающую Святой Руси.
И все же, проведенная в 1802 году инвентаризация типичной русской православной библиотеки (семинарии в Смоленске) выявила поразительные цифры: 1 240 книг на латыни, 467 на русском/славянском, 167 на греческом, 40 на немецком, 39 на французском, 33 на иврите и три на шведском.
Как произошел такой удивительный поворот?
Петр Великий
Ответ (по крайней мере, частичный) – это Петр Великий (1672-1725).
Как известно, этот энергичный император стремился учиться у Запада. Он даже приказал построить с нуля целый город, Санкт-Петербург, как “окно на Запад”.
Во время его правления российская элита все чаще обращалась к латыни (а также французскому, немецкому, голландскому и итальянскому языкам) как к способу приобщиться к европейской цивилизации.
Идеологическое обоснование было сформулировано в “Трехъязычном лексиконе (славяно-греко-латинском)” 1704 года. В предисловии утверждается, что греческий – это язык оригинальных “священных книг и церковных ритуалов”, а славянский – “язык для хвалений”.
А что же латынь?
- “Латынь была включена в качестве третьего языка, потому что сегодня этот язык используется во всем мире чаще других в гражданских и образовательных делах. То же самое [справедливо] для всех видов наук и искусств, необходимых для человеческого общества. Очень многие книги переведены [на латынь] с других языков, и многие до сих пор пишутся на этом языке. Словом, нет никого, кто мог бы обойтись без нее, кто не хотел бы иметь ее в своем арсенале для собственных нужд, будь то художник или солдат, искусный в военном деле”.
Другими словами, латынь рассматривалась как незаменимый носитель знаний. Так началось более чем столетие латинства на русской земле, период, когда ученые и семинаристы изучали и даже говорили на этом древнем языке – также как и их коллеги на Западе.
Поскольку латынь была доминирующим языком науки, неудивительно, что когда в 1724 году была основана Академия наук в Санкт-Петербурге (еще одно детище Петра Великого), латынь там стала штатным языком.
Разумеется, русские, будучи новичками в этом деле и не имея реальной истории научного поиска, нуждались в импорте ученых, чтобы начать работу. Эти иностранцы, в основном из немецкоязычных стран, привезли с собой весь аппарат западной академии – лекции на латинском языке, дебаты, диссертации, табели, торжественные оратории и многое другое.
Некоторые, например, математический гений Леонард Эйлер, создали важные работы, которые были опубликованы в главном журнале академии, Commentarii Academiae Scientiarum Petropolitanae (Труды Академии наук Санкт-Петербурга).
Ученые из традиционных центров образования, таких как Вена, Стокгольм, Лондон, Упсала, Эдинбург и Лейпциг, иногда писали на латыни своим коллегам из “Петрополиса”.
Таким образом, латынь помогла положить начало тому, что стало знаменитым достижением России в области математики и естественных наук.
Более неожиданным было то, как латинская ученость проникла в русское православие. Именно здесь на сцену выходят иезуиты.
Клин клином
Во время так называемой Контрреформации Общество Иисуса (иезуиты) вело активную деятельность в Восточной Европе, особенно в Украине, призывая православных христиан, считавшихся раскольниками, вернуться в союз с Римом. Они создали сеть школ, которые привлекали лучших и самых способных представителей общества.
Эти школы имели успешную академическую формулу: знаменитый Ratio Studiorum, систематический “план обучения”, который начинался с нескольких уровней грамматики, затем переходил к поэтике и риторике и завершался философией и теологией.
Наблюдая за прозелитическим успехом Общества Иисуса в Восточной Европе, некоторые православные клирики решили защитить свое проявление веры, используя те же инструменты, что бросали ей вызов. Они позаимствовали тщательно латинизированную учебную программу иезуитской коллегии и сделали ее своей собственной. Православная богословская академия в Киеве сыграла центральную роль в этой борьбе “клин клином”. Впоследствии она послужила образцом для школ по всей России, где (что довольно удивительно) латынь глубоко внедрилась в церковное образование.
Латынь никогда не использовалась для молитв и литургии, но она была включена в учебную программу, как, например, в Ratio Studiorum. В качестве основной грамматики использовался трехтомник “De Institutione Grammatica” португальского иезуита Мануэля Альвареса. Это был тот же самый текст, который изучался в иезуитских школах по всему миру.
Что касается богословия, то в этом списке почетное место занимал “Compendium Orthodoxae Theologicae Doctrinae” Гиацинта (Иакинфа) Карпинского, православного монаха из знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря. Содержание книги – полное цитат из Вульгаты – напоминает стандартный справочник схоластов.
Вульга́та (лат. Biblia Vulgata; «Общепринятая Библия») — латинский перевод Библии, основанный на трудах Иеронима Стридонского. Предыдущим (до Вульгаты) латинским переводам Библии присвоено название Vetus Latina (старолатинские, также именуются лат. Itala). C XVI века Вульгата является официальной латинской Библией Католической церкви. (Википедия) |
Будь то наука или богословие, русские студенты должны были научиться говорить на латыни. Они адаптировали многоязычные разговорники, распространенные в то время в Западной Европе (например, Colloquia Scholastica-Shkol’nye Razgovory-Schul-Gesprache [Школьные беседы]), благодаря которым они могли говорить такие вещи, как: “Salve, mi amice! [Здравствуй, друг мой!]”. Или, возможно, “Quid loqueris, inepte [Что ты говоришь, дурак?]”.
К 1800 году архиепископ Московский мог заявить: “Наши священнослужители уже считаются иностранцами почти неграмотными, не умеющими говорить ни по-французски, ни по-немецки. Наша честь поддерживается тем, что мы умеем говорить и писать по-латыни”.
Непреходящее влияние
Не все были довольны таким положением дел. Семинаристы не хотели изучать предмет, который они считали бесполезным для своих священнических обязанностей (Божественная литургия по-прежнему совершалась на церковнославянском языке).
Некоторые миряне также высказывали свое мнение по этому вопросу. В 1835 году граф Николай Протасов выступил с резкой критикой духовенства и его латинского жаргона: “Вы – наши учителя в вере. Но мы не можем вас понять…. [Вы придумали для себя какой-то язык, как медики, математики и моряки. Невозможно понять вас без перевода. Это совсем никуда не годится”.
Таким образом, Россия присоединилась не только к почтенной традиции изучения латыни, но и к не менее древней традиции сетования на язык.
В течение XVIII века латынь уступила место в научной сфере немецкому, французскому и, в конце концов, самому русскому языку. В семинарском образовании она продержалась дольше, примерно до 1840 года.
Казалось бы, на этом все и закончилось. Тем не менее, латынь оставила свой след в русской культуре. Достаточно вспомнить кириллицу.
Хотя мы считаем ее квинтэссенцией русского языка, нынешняя форма букв – результат опять-таки Петра Великого. Вечно властный правитель потребовал от типографов сделать витиеватый славянский шрифт проще и легче для чтения, ближе к текстам, которые он знал в Англии и Голландии – одним словом, более латинскими.
Так возник так называемый гражданский шрифт, который, в отличие от церковного, использовался в славянской литературе. И по сей день в самом начертании букв русской кириллицы прослеживается тонкое, но неизгладимое латинское влияние.
В этот особенно напряженный момент в национальных и международных делах, отмеченный подозрительностью и антагонизмом, может оказаться полезным отбросить стереотипы и ложные дихотомии и вспомнить тот замечательный период интеллектуального и межкультурного общения, когда (о чудо!) Россия и Запад говорили на одном языке.
20/03/2020
Источник: America (The Jesuit Review)
Брайан П. Беннетт
20 марта 2020 г.
Last Updated on 26.10.2022 by iskova