27 марта — Всемирный день театра. Факты из истории украинского профессионального театра. Гастроли театра Садовского в Петербурге (1886 г.) 

Петербургские гастроли. Новый этап в истории русско-украинских культурных отношений

Из книги А. М. Макарова «Стиль жизни, нравы и вкусы старого Киева»

Запрет украинского театра в Киеве — Украиномания в Петербурге — Украинские артисты в высших кругах столицы — Значение петербургских гастролей 1886 года.

Первая профессиональная украинская труппа Г. А. Ашкаренко и М. Л. Кропивницкого появилась в Киеве в январе 1882 года, а в октябре она возобновила гастроли под руководством уже одного М. Кропивницкого.

Поначалу ничто не предвещало грозы. Украинский театр киевляне любили и исправно посещали все его представления. Каждый спектакль завершался овациями. Успех труппы Кропивницкого омрачало лишь то, что в своём увлечении киевляне, как всегда, доходили до крайностей. Это касалось в первую очередь патриотических демонстраций, которые часто случались на представлениях труппы.

Когда играли русские актёры, зал пустовал, но стоило выйти на сцену украинцам, как он наполнялся до отказа. В этих демонстрациях проявлялось недовольство рутинным репертуаром постоянной труппы театра, но иногда ситуация развивалась по иному сценарию.

«12 января /1882 г./, — вспоминал историк киевского театра Н. Николаев, — идёт «Ревизор» Н. В. Гоголя и ничтожный, по сравнению с гениальным произведением Гоголя, водевиль «Кум-мірошник, або Сатана в бочці». На «Ревизоре» театр пуст на три четверти, но к концу русской пьесы, перед началом водевиля, и ложи и партер наполняются избранной публикой, и малорусский водевиль проходит при полном театре и шумных овациях, с бросанием шапок на сцену и т. п. Вся эта демонстрация, неизвестно против кого и чего направленная, носит такой необдуманно-ребяческий характер, что, право, становится и смешно, и досадно!»

Однако, местные власти отнеслись к этим театральным курьезам вполне серьезно. Тогдашний генерал-губернатор А. Р. Дрентельи, бывший шеф жандармов, решил, что дело пахнет политической интригой, инспирируемой из Вены и что цель этого театрального заговора — выказать неприязненное отношение киевлян к Петербургу. Он вызвал к себе на Липки директора украинской труппы М. Старицкого и задал ему такой вопрос:

— Почему это у вас в театре публика свистит русским пьесам, а вашим хохлацким аплодирует?

— От того, ваше высокопревосходительство, что плохо играют, — ответил м. П. Старицкий.

— А, значит, ваши лучше играют?

— Думаю, что лучше!

— Ну, так пусть ваши артисты сыграют ту же самую пьесу, которую играли русские, а я посмотрю, будут ли свистеть?

Украинцы постарались, не остановились перед затратами: поставили на русскую пьесу лучших своих актёров, пошили прекрасные театральные кос-тюмы, украсили сцену живописными декорациями.

«Кроме того, — вспоминал Н. Садовский, — в конце водевиля принимали участие весь хор и танцоры. Разумеется, зал трещал от аплодисментов и Дрентельн должен был признать, что свист /на русских пьесах/ не демонстративный, а заслуженный».

Актёры выиграли пари у генерал-губернатора.

И, тем не менее, дело решилось не в их пользу.

Уже в конце гастролей очередная театральная демонстрация выплеснулась на улицу. Восторженная публика стала безумствовать и разносить актёров по домам на руках, оглашая ночные улицы криками и овациям. Дрентельну вновь поступил донос, что труппа Старицкого умышленно «вызывает сепаратистские демонстрации и сеет крамолу».

Перепуганный сатрап не стал заводить на театр дело, он просто запретил ему играть во всем Киевском генерал-губернаторстве, в которое входила тогда добрая половина Украины: Киевщина, Полтавщина, Черниговщина, Подолье и Волынь.

С этого момента украинская труппа могла выступать где угодно, хоть в Петербурге перед царем и царицей, но только не в Юго-Западном крае, где её игра считалась не искусством, а преступным сепаратизмом, политической интригой … венского генштаба.

За несколько лет украинские артисты объездили все доступные для них места. О них заговорили в России. Появилась надежда посетить северную столицу и как-то уладить вопрос с абсурдным запретом Дрентельна.

В 1886 году М. Кропивницкому удалось списаться со своей давней знакомой — артисткой, землячкой из Херсона Верой Линской-Неметти (1856-1910). В 1870-х годах она играла с ним на Украине, а позже стала видной фигурой в мире столичных развлечений — хозяйкой увеселительного заведения «Театр и сад Неметти», где показывали водевили и фарсы.

Модной актрисе удалось добиться от петербургского градоначальника генерала Петра Аполлоновича Грессера (1833-1892) позволения на гастроли в северной столице прославленной труппы М. Кропивницкого.

Спектакли начались 11 ноября 1886 года в зале Кононова, что на Мойке, с пьесы самого Марка Лукича — «Дай сердцу волю — заведёт в неволю». И сразу, с первых же спектаклей, неслыханный успех!

«Недели с две уже, — писал известный фельетонист 1880-х годов Иван Довгочхун своей куме из Питера в Миргород, — как в одном из здешних партикулярных театров раздается на сцене наша родная хохлацкая «мова», звучат наши украинские песни, бандуры и сопилки, гремит раскатистый «гопак», «дрибненько» перебирает ножками грациозная «метелица», мелькают «кучерявые чуприны», «сивые оселедцы» и обольстительно вьется русявая «дивочья» коса, разубранная цветными «стёнжками». Наталки, Одарки, Гапки и Гарпины, чернявые, бойкие, стройные и голосистые, «кохаются», поют и пляшут с усатыми, бравыми, в смушковых шапках и расшитых сорочках Панасами, Стецьками, Петрусями и Тимошами… Ну, совсем, совсем, как у нас в Миргороде!

Нам с вами все это, конечно, не в диковинку, а посмотрели бы, как принимает и чествует землячков наших здешняя столичная публика. Ей Богу, словно бы они откуда-нибудь из-за границы приехали, словно все эти г-жи Заньковецкие, Козловские, Затыркевичи и г-да Кропивницкие, Садовские и Мовы не природные хохлы были, а опереточные французские знаменитости! Не успеют раскрыть рот — «Браво! браво!» шумит публика; запоют «Ґоп-гоп гречаники!» — стены дрожат от восторженного хлопанья, а ударят «казачка», так вот, вот, кажется, столпотворение сейчас произойдет. Порадуйтесь же и вы, милая, за необыкновенный успех в Петербурге нашего хохлацкого театра. Давно здесь ничего подобного не видовано».

Среди столичных театралов было множество земляков, некоторые из них носили шитые золотом сенаторские мундиры или генеральские эполеты.

После представления пьесы «Наймычка» с гениальной Марией Заньковецкой в главной роли, Петербург охватила настоящая эпидемия украиномании.

«Петербургские вельможи, — вспоминал Н. Садовский, — нарасхват зазывали к себе одного за другим ведущих актёров на обеды или на журфиксы, похваляясь тем перед другими, которым это счастье еще не улыбнулось.

— У меня сегодня на журфиксе будут малороссы, — хвасталась какая-нибудь вельможная дама перед своими знакомыми.

— Ах, душечка, неужели? — удивлялась та, проклиная в душе свою горькую долю за то, что это счастье её обошло.

В светских салонах, где раньше, кроме французского и немецкого, никакого иного языка никто никогда не слыхал, почиталось за великое счастье услышать из уст украинского актера несколько украинских слов.

— Скажите, — вопрошала какая-нибудь дама или барышня у актера, — как это вы в одной пьесе говорите ласковые такие слова вашей возлюбленной? Вот не вспомню. Что-то про звёзды, про рай.

Актёр вспоминал монолог и доставлял даме удовольствие:

— Моя ти зоре, раю мій!

— Ах, да-да! Умилительно! Как это хорошо и поэтично!

А когда дама, хозяйка журфикса, хотела сказать своим гостям какую-нибудь особую любезность, она сначала спрашивала у актёра, как это сказать по-украински, и, услышав, обращалась к гостям по-украински, и все были очень довольны».

Слух о появлении на подмостках столицы целого созвездия сценических дарований достиг и высших сфер. Первым в Кононовский зал заглянул самый интеллигентный и самый художественно одарённый член императорской фамилии, актёр-любитель и будущий президент Академии наук — великий князь Константин Константинович. В тот год вышел первый сборник его лирики. И хоть он скрыл свое авторство под инициалами «К. Р.» (Константин Романов), в обществе распространился слух, что и цари пишут хорошие стихи.

Творчество начинающего поэта хвалил сам корифей русской лирики Афанасий Фет. Молодой князь-стихотворец появился в зале без всякой помпы и сел в первом ряду, чтобы разглядеть украинское чудо во всех деталях. По театру забегала полиция, артистам приказано было «не тянуть», а гнать пьесу в ускоренном темпе. Возмущённые артисты исполнили этот приказ по-своему: они не стали портить пьесу, но сократили перерывы, так что великому князю пришлось послать за кулисы полицейского с просьбой продлить антракт, т. к. ему хотелось покурить.

Несмотря на этот курьёз, князь был от украинских актеров в восторге и несколько раз посещал их спектакли. Ему было близко стремление труппы Кропивницкого к художественному совершенству и той жизненной правде, которую петербуржцы нарекли «божественною простотою».

Что именно великий князь рассказывал о театральном искусстве украинцев в своем кругу, не известно, но вслед за ним украинскими гастролерами заинтересовалось все ближайшее окружение царя. И, прежде всего, мать князя-стихотворца.

Великая княгиня Александра Иосифовна была супругой отставного председателя Госсовета, некогда прославленного реформатора и сподвижника её брата — императора Александра II.

В то время великий князь Константин Николаевич жил на покое, ни во что не вмешивался и от всех прежних званий оставил за собою лишь адмиральство. Делами в семье занималась Александра Иосифовна. Она-то и устроила для высшей знати столицы показательный спектакль в парадном зале Министерства иностранных дел.

В распоряжение артистов выделили несколько генералов, но ни сцены, ни декораций в министерском дворце не было. Поэтому решили показать бесхитростный водевиль, «Кум-мірошник», для которого особого реклизита не требовалось. Тем не менее, вспоминал Н. Садовский, нужна была бочка, в которой прятался мирошник (мельник).

Отыскали и бочку. Но не простую, а дорогого орехового дерева, с золотыми обручами:

«Нужно, — говорю, — её прибить, когда я буду в неё прыгать. — Не бойтесь, мы её придержим, — успокаивал меня генерал. И, действительно, когда мне пришлось скакать в бочку, увидел я за кустами двух генералов с огромными иконостасами на груди, которые прочно держали бочку с обеих сторон. Я вскочил и выскочил благополучно».

Собранная на представление в министерстве знать также была поражена новизною украинского театра.

Великая княгиня, в приливе чувств, сказала актерам несколько слов. Будучи немкой, она изъяснялась по-русски с большим трудом:

«Мне гаварили, што я ничего не будет понимай, но я всьо понимай, ети очень карашо. Так весело и тепло, благодарю!»

Побывали украинские артисты и и доме тогдашнего председателя Госсовета, фельдмаршала, великого князя Михаила Николаевича.

Увидев на Н. Садовском крест Георгия, полученный в боях на Балканах, фельдмаршал проявил к труппе особое расположение и заговорил с артистами по-свойски:

— Ну, а скажите, господа, вот вы здесь, в Петербурге, пользуетесь такой громадной, вполне заслуженной славой благодаря высокохудожественной вашей игре. Но здесь ваш язык мало понимают, и, разумеется, многое, что называется солью, пропадает бесследно для петербургской публики. Вот, воображаю, на Юге, в вашей благодатной Малороссии, где каждое ваше слово понятно, вот где вас ценят и понимают? Например, в Киеве? Воображаю.

«Тут, — продолжает Н. Садовский, — я решил немного развеять иллюзию князя и заговорил:

— В Киеве нам запрещено играть, ваше величество.

Князь удивленно взглянул на меня:

— Как? Неужели? Почему?

— Уж больно сильно публика нас любит и устраивает овации, — добавил я в ответ.

— Ну, помилуйте, артистов-художников везде публика ценит, принимает и устраивает им овации. У нас здесь, в Петербурге, какие овации устраивает публика артистам! Кто ж там, в Киеве, генерал-губернатор?

— Генерал Дрентельн, ваше высочество, — отвечаю.

— А-а! — протянул князь, сморщившись. — Знаю его! Старый дурак!

На это у меня как-то само собой вырвалось:

— Так точно, ваше высочество!

А князь, будто вспомнив, что говорит с актёрами, а не с министрами, и что такое выражение в адрес киевского сатрапа может подорвать основы, заговорил о другом».

Тема дрентельновского запрета всплывала тогда в столице постоянно. Все возмущались, называли бывшего шефа жандармов «старым дураком», но дальше дело не шло. Более того, предпринимались попытки переманить труппу или хотя бы ведущих её актёров в Петербург.

Деликатная Мария Заньковецкая отвечала, что она умеет играть только простых украинских селянок и не способна появиться на сцене в господской одежде. На что Суворин [русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург], не задумываясь, ответил, что за пьесами дело не станет, и скажи она только — любую роль для неё напишут. Другие варианты сотрудничества просто не рассматривались.

Но больше всего озадачила труппу встреча с царем Александром ІІІ. Это была та самая высочайшая аудиенция, которая вызвала в Петербурге много ума и породила слухи о грядущих переменах.

Запретительные меры, принятые при его отце против украинской культуры, ослабили авторитет царской власти в Восточной Украине и способствовали возвеличению более гибкой австрийской национальной политики в Галиции. Уже в то время был создан пропагандистский миф о друзьях украинского народа в Вене и его лютых врагах в Москве.

Александр III пытался исправить ошибку своего родителя и делал всё, чтобы подобно императору Франсу-Иосифу прослыть другом украинцев, ценителем их культуры. Приём украинских артистов был одним из эпизодов в этой пропагандистской кампании. Но, то ли всё готовилось в спешке, то ли сам царь никак не мог войти в роль «отца малороссов», но из этой многообещающей затеи ничего, кроме конфуза, не вышло.

Встреча произошла в зале Демут, где специально для царя и царицы поставили шевченковского «Назара Стодолю».

За кулисами было полно жандармов. В креслах — императорский двор. «Все дамы, — вспоминал Саксаганский, — в белых платьях, господа — во фраках, военные — в парадной форме».

После спектакля ведущих актеров пригласили в ложу к царю.

«Он, — вспоминал Саксаганский, — долго стоял перед нами, заложив правую руку за обшлаг мундира. потом кашлянул и произнес:

— Я давно собирался… и сегодня с удовольствием прослушал спектакль, особливо Стодолю, просто, лихо!

После паузы:

— Вы всегда здесь играете?

Все молчали, а Садовский ответил:

— Мы, ваше величество, всегда играем на юге.

— Ах да… На юге…

Он снова сделал паузу, потом, повернувшись к Заньковецкой, стоявшей рядом с Садовским, спросил:

— И вы на юге?

Потом он по очереди страшивал Мову, Максимовича и меня:

— И вы на юге?

И мы отвечали:

— На юге, ваше императорское высочество.

Снова пауза, потом, усмехнувшись, спрашивает:

— А, скажите, это трудно петь и танцевать разом?

Все молчали, и вновь Садовский отвечал:

— Это, ваше величество, привычка.

Царь снова усмехнулся и сказал:

— Ах да, привычка… Мне очень и очень понравилось…

После этого он отступил на шаг назад, показывая этим, что аудиенция окончилась».

Этот разговор не имел никаких практических результатов, если не говорить об августейшем соизволении сыграть один народный спектакль в императорском Мариинском театре.

Труппа М. Кропивницкого сыграла там «Наталку Полтавку» в постановке П. Саксаганского.

Так произошла первая встреча украинского искусства с русской монархией.

Украинские артисты вспоминали о ней с юмором. Показывали перстни, преподнесённые им в Петербурге от имени царя, но нелепый запрет Дрентельна остался в силе. Его сняли лишь в 1893 году благодаря хлопотам М. Заньковецкой.

Тем не менее, гастроли украинских актёров в Петербурге нельзя назвать бесполезными. Они утвердили украинский театр в сознании русского общества.

Об этом писал во время самих выступлений труппы М. Кропивницкого в Кононовском зале известный писатель тех дет, бывший киевлянин Владимир Осипович Михневич (1841-1899):

«Месяца два тому назад, до приезда сюда малорусской труппы, большинство столичной просвещенной публики не только ничего не знало о существования малорусского театра, но даже не подозревало его возможности. С такой изумительной быстротою вошедший в моду и пользующийся теперь такой огромной популярностью в Петербурге малорусский театр — явление новое и почти неожиданное. Он многих обрадовал, как некое открытие, других озадачил и возбудил оживленные толки в обществе и литературе. Толкуют и спорят о значении этого театра, об его органической сущности и об его будущности».

Иначе говоря, гастроли 1886 года ознаменовали собой новый этап в истории русско-украинских культурных отношений.

Last Updated on 28.03.2025 by iskova