История Киева. Люди и судьбы Города.
Киевские комедианты. Балаганы
Комедианты — актеры-профессионалы, цирковые артисты, любители из мелких чиновников, ремесленников, грамотных мастеровых, объединявшиеся на Пасху и Святки во временные труппы, игравшие в балаганах комические фарсы, комедии, пантомимы и дававшие такие специфически балаганные представления, как «Защита Севастополя» или «Штурм Измаила».
Комедиантская среда первой половины XIX века не была еще богемой в современном понимании.
В быту комедиант почитался шутом.
И тем не менее, из любителей выходили подчас и хорошие артисты.
В автобиографической повести известный в 1830—1840 гг. киевский актер Степан Карпенко повествует (правда, в очень плохих стихах) о довольно типичной для его времени судьбе артиста, который, будучи вполне преуспевающим чиновником, все же бросает службу ради сцены:
На важном месте я служил.
Везде различный толк раздался,
Пред мною каждый преклонялся
И уважением дарил!
[…]
Артистом, право, лучше быть,
Чем с притеснением дружиться
И в канцеляриях служить!
Ближе к концу XIX века появились театральные школы и студии, но многие начинающие артисты по-прежнему гранили свои таланты в закулисной среде.
Жизнь молодого киевского комедианта прекрасно описана в мемуарах А. Вертинского. Да и сам он может служить примером комедианта-любителя, ставшего великим артистом.
Балаган
В 1820—1890 гг. —разборной народный театр, устанавливаемый на время гуляний на Святки или на Пасху. В Москве и Петербурге балаганы появились в XVIII веке. Их устраивали тогда иностранцы.
Вплоть до 1880 гг. представления в них носили на себе ярко выраженный отпечаток западной массовой культуры. В их программу входили пантомимы, фарсы, мелодрамы, эстрадные и цирковые номера, шумные театрализованные зрелища, наподобие «Защиты Севастополя» или «Полтавской битвы».
В быт Киева балаганные развлечения входили довольно медленно. Лишь изредка невозмутимая патриархальная тишина Липок начала XIX века нарушалась стуком колес крытых фургонов какой-нибудь странствующей труппы.
Артисты ставили разборной театр-балаган или более-менее вместительную палатку на обширной Плац-парадной площади перед Заведением искусственных минеральных вод (сгоревшим и наскоро отремонтированным царским дворцом), расклеивали на заборах афиши, и среди прозы повседневной жизни возникал шумный и красочный мирок арлекинов, наездников, фокусников и жонглеров.
Деревянные народные театры во время контрактов строились на Подоле.
На Пасху карусели с балаганными дедами ставились на базарной Крещатицкой площади (теперь майдан Незалежности). В 1860—1870 гг. на обширной площади перед университетом, на месте теперешних скверов на Михайловском проезде или на Сенной площади к Пасхе стали строить потешные городки с десятком-другим балаганов.
Их сооружали из заранее заготовленных деревянных конструкций и обшивали снаружи чисто строганными досками, внутри обтягивали ярко расписанной по трафарету бязью.
Зрительный зал освещался масляными или керосиновыми лампами и разделялся барьерами на отделения, называвшиеся местами. Самыми дорогими были первые, а дешевыми — третьи места.
Перед барьером сцены ставились кресла и устраивались ложи для именитых и богатых гостей, которые нередко подкатывали к подъездам больших балаганов в каретах. (Аристократические семейства посещали народные театры для развлечения и забавы).
Большой балаган вмещал в себя несколько сот человек. Его стены защищали посетителей и артистов от ветра, но от холода они спасти не могли, и ес- ли зима выдавалась суровая, т о тем и другим приходилось туго. (Так, 1854 г. в Киеве установилась настоящая крещенская погода со снегом, сугробами на тротуарах, и труппе театра-цирка Гверра пришлось выступать в крещатицком балагане при 20-градусном морозе).
Фасады балаганов украшались балконами и восхищали публику пышностью убранства. Балаганщики состязались друг с другом в искусстве выдумывания забавных надписей на вывесках: «Въ хоть», «Вы хотъ», «Тиатр Марий Анеток» и т. п. Балаганная живопись отличалась яркостью красок и неуемным балагурством.
«Искусная рука, — писал «Киевский телеграф» о балаганах 1876 .г перед университетом, — раскрасила их на диво: вот вам летящие драконы, выкрашенные с головы до ног огненной краской, и внизу малопонятная надпись: «Первейшее на свете salte mortale», далее — соблазнительные нимфы с претолстыми ногами, поднятыми выше головы, но больше всего обращает на себя внимание человек-карлик, проглатывающий человека-великана, от которого видны только болтающиеся в огромных сапогах ноги».
Среди малоприметных «рогожных балаганчиков» (матерчатых палаток) попадались также предтечи современного театра абсурда — маленькие балаганы-ловушки, вся «прелесть» которых заключалась в том, что их посетителей просто-напросто оставляли в дураках. Например, вместо обещанного на афише путешествия вокруг света посетителя обводили вокруг… табурета, на котором стояла свеча, дававшая тот самый «свет», вокруг которого и совершалось это дурацкое «путешествие». Одураченные выходили в некотором замешательстве, но, собравшись с духом, останавливались у входа и принимались рассказывать любопытствующим об увиденных чудесах. Поверившие преступали порог ловушки под дружный хохот находчивых шутников.
С появлением в 1880 гт. нового демократического театра искусство балагана потеряло свое прежнее значение. 1890 годы стали для него эпохой вырождения и упадка. К тому времени народ в городах поумнел, стал образованней. Молодым людям из простонародья уже неловко было ходить в балаганы, посещаемость упала. В погоне за прежними прибылями балаганщики стали разбивать на праздники свои городки не в центре, а на Демиевке (в районе теперешнего рынка).
Самым рьяным гонителем балаганного искусства была интеллигенция. В старом народном театре она видела средство оболванивания темной массы и не скрывала своего презрительного отношения к развлечениям подобного рода.
«Время от времени, — не без иронии и сарказма вспоминал о балаганах начала XX века Б. Киселев в своих замечательных «Воспоминаниях о Куприне», — в Киев привозили то одно, то другое «всемирно известное чудо» — человека, который сам себе отсекал голову и подымал ее выше своих плеч, красавицу Бель-Ирен, на теле которой изображено 100 картин разнообразнейшего содержания, сделанных посредством миллиона уколов!
Мы, дети, уже видели лилипутов — маркиза и маркизу. Маркиз был в ботфортах с кисточкой, в синих рейтузах, в красной венгерке с белыми шнурами поперек груди, в низенькой, надетой набекрень барашковой черной шапочке с кокардой. За ним волочился по зеркальной поверхности овального стола плащ. Маркиза сверкала кольцами, браслетами, серо-голубым с серебристыми блестками платьем с длинным шлейфом […] Вышел русский великан в поддевке […] Он походил по эстраде, правой рукой взял маркиза поперек, поставил себе на ладонь широкой, как блюдо, левой руки и протянул маркиза публике. Маркиз щелкнул каблуками и […] козырнул.
Сильное и неприятное впечатление произвел на нас музей восковых фигур Арама на Крещатике […] Объяснения давал сторож музея: «Оця хорилла, конечно, похитила девушку из дома ее родителев. Обеспокоенный отець и мать послали, как ховориться, за ей похоню! […] Испанська повьязка для отжиманя нохтей. На руках! На ногах! После ней человек похибает в страшных мучениях […] Хвигура изображает уснутую женчину. Последствие неправильного течения крови в жилах ей представляется сидящей на ейной хруди кобольд, который злобно ухмыляющий». Это было омерзительное, страшное и острое зрелище».
Презрительное отношение к представлениям подобного рода выразилось в том, что со временем слово «балаган» приобрело переносной смысл — пустой шум, бессмысленная возня.
Источник: А. Макаров. «Малая энциклопедия киевской старины».
Last Updated on 12.05.2024 by iskova