Джим О’Нил однажды придумал термин БРИК для обозначения быстро растущих экономик Бразилии, России, Индии и Китая. В интервью он рассказывает о том, почему Россия Владимира Путина не оправдала ожиданий.
65-летний Джим О’Нил, когда был подростком, мечтал профессионально играть в футбол за команду «Манчестер Юнайтед». Но его отец, почтальон, посоветовал ему изучать экономику. Он получил степень доктора философии в Университете Суррея, а его диссертация была посвящена торговой политике экспортеров нефти. С тех пор он сосредоточился на экономических моделях и их влиянии на реальный мир валют и товаров. С 1995 по 2013 год О’Нил был партнером в Goldman Sachs, в течение некоторого времени занимая должность главного экономиста инвестиционного банка. Его основной темой было развитие мировой экономики, особенно будущее развивающихся рынков, таких как Китай и Россия.
С 2014 по 2016 год О’Нил работал на британское правительство, разрабатывая стратегии борьбы с ростом резистентности возбудителей к противомикробный препаратам и стимулирования экономического развития на севере Англии. О’Нил является членом Палаты лордов (как барон О’Нил из Гэтли) и сотрудничает с такими аналитическими центрами, как Chatham House [Королевский институт международных отношений — британский аналитический центр в области международных отношений] и Bruegel [от Brussels European and Global Economic Laboratory — европейская исследовательская организация, мозговой центр (англ. think tank), работающий в области международной экономики] в Брюсселе. С 2014 года он является почетным профессором экономики в Манчестерском университете.
DER SPIEGEL: В ноябре 2001 года вы придумали аббревиатуру [акроним] БРИК для обозначения четырех экономик, которые выделялись своим исключительным ростом: Бразилия, Россия, Индия и Китай. Что вы думаете о БРИК сегодня?
О’НИЛ: Это была приятная мечта.
DER SPIEGEL: Разве ваш собственный прогноз не был убедительным?
О’НИЛ: Комично, что люди в самом деле думали, что я буду делать прогнозы на следующие 50 лет — и что я окажусь прав. Это просто смешно! На самом деле это было искусство возможного. Я хотел показать, что четыре страны, которые в течение 20-го века находились в экономически подчиненном положении, в 21-м веке могут стать влиятельными и даже обогнать крупные экономики. Их колоссальный рост был реальным и впечатляющим. Начиная с определенного момента, они использовали свой потенциал для дальнейшего развития совершенно по-разному.
DER SPIEGEL: Это звучит скорее как четыре отдельные мечты, а не одна.
О’НИЛ: Если хотите, то да. Сегодня эти четыре страны находятся не в одной лиге. Много лет назад я отметил, что буду говорить только о «ИК», то есть об Индии и Китае. Бразилия и Россия не смогли продвинуться вперед и реализовать свой потенциал. Они оказались огромным разочарованием.
DER SPIEGEL: В Китае валовой внутренний продукт с 2000 года вырос не в семь раз, как вы мечтали, а в восемнадцать. В то же время ваша мечта о ВВП России — около 1,7 триллиона долларов в 2020 году — была почти точной.
О’НИЛ: Китайская экономика развивалась гораздо активнее, чем я ожидал в то время. Россия, с другой стороны, рано сошла с пути роста. Не забывайте: В течение первых 10 лет российская экономика действительно росла, с тех пор она движется вспять.
«Бразилия и Россия не смогли продвинуться вперед и реализовать свой потенциал. Они оказались сплошным разочарованием».
DER SPIEGEL: Не жалеете ли вы о том, что 20 лет назад высоко оценили потенциал России, что потенциально привело к большому притоку в страну иностранного капитала?
О’НИЛ: Мне не о чем жалеть. Я придумал БРИК не для того, чтобы рекомендовать инвестиции. Возможно, многие поняли это именно так после того, как мои наблюдения получили широкое признание.
DER SPIEGEL: Было бы уместно предостеречь Россию в определенный момент?
О’НИЛ: Это сделало само российское руководство в 2006 году, когда оно на глазах у всего мира сравняло с землей нефтяную и энергетическую компанию ЮКОС Михаила Ходорковского. Инвесторы воспринимают такие вещи как предупредительный выстрел. В ретроспективе это был момент, когда мечта о российском БРИКе стала развеиваться.
DER SPIEGEL: Однако люди в Москве, похоже, продолжали верить в нее еще долгое время после этого.
О’НИЛ: Это верно, они действительно приняли БРИК в качестве прогноза. Я помню приглашение выступить на саммите в Санкт-Петербурге в 2008 году, своего рода российском Всемирном экономическом форуме. Поначалу ожидания организаторов были мне непонятны: предполагалось, что я буду говорить о потрясающем росте российской экономики и развею все сомнения в том, что в 2020 году Россия войдет в пятерку крупнейших экономик. Но я не был готов к этому, реальность просто не отражала это. Я сделал предупредительный выстрел прямо в сердце российского истеблишмента. После моего выступления настроение было на нуле; мы смущенно держались за свои кофейные чашки. В тот день я понял, что Россия столкнулась с огромными проблемами. Пока люди Путина путали мою мечту с реальностью, они были неготовы что-то с этим сделать. Они хотели, чтобы я послужил своего рода ключевым свидетелем истории, которая в конечном счете прозвучала бы неубедительно.
DER SPIEGEL: Что именно вы сказали в Санкт-Петербурге?
О’НИЛ: Что целая страна не может вечно полагаться на рост цен на нефть и газ, если экономика в целом хочет расти и быть здоровой. В случае России это масштабы коррупции и ужасные демографические показатели — в частности, низкая продолжительность жизни среди мужчин. Производительность была и остается огромной проблемой. Исходя из этого, можно было бы обойтись 2-процентным ростом в течение нескольких лет. Но для стабильного, долгосрочного развития со значительно большим ростом необходимы глубокие реформы и надежные и жизнеспособные институты. Есть только один способ поднять экономику: повышение производительности труда и создание новых предприятий, а также привлечение иностранных инвестиций. Другими словами, по полной программе.
«Золото — это неинтересная, старомодная историческая одержимость 1940-х годов. Я не вижу в нем никакой пользы».
DER SPIEGEL: Ваша критика в России никого не интересовала?
О’НИЛ: Это было совершенно нежелательно. Большинство моих знакомых, технократов из Центрального банка или Министерства финансов, похоже, считали, что с Путиным они находятся на безопасном пути. Меня часто поражало, насколько широко распространено мнение о его превосходстве как стратега. Я никогда не верил в это. Правда в том, что международный финансовый кризис тех лет пошел на пользу Путину, потому что он привел к росту цен на нефть. Следовательно, он мог продолжать обещать рост и процветание российскому народу. Было ясно, что его огромная популярность должна была снизиться, как только цена на нефть упадет, что и произошло с 2014 года.
DER SPIEGEL: И что же тогда сделал великий стратег?
О’Нил: Ему пришлось сменить курс, когда он понял, что не сможет добиться роста, который был до кризиса. Он также не мог провести реформы, потому что большая часть его личной финансовой выгоды и выгоды некоторых близких ему людей зависела от статус-кво. Поэтому он начал пропагандировать, так сказать, цель: «Сделать Россию снова великой!». Вместо роста россияне теперь получали национализм. Насколько мы можем судить, Путин вместе с этим привел себя к экономическому банкротству.
DER SPIEGEL: Может ли Путин предотвратить банкротство, заставив Запад платить за импорт газа и нефти в рублях?
О’Нил: Поскольку в договоры придется вносить поправки, Запад ещё должен будет позволить принудить себя. Я думаю, что более вероятно, что Россия будет меньше экспортировать после этого неуклюжего требования. Но в нем также можно увидеть типичный ход Путина, чьи действия, несомненно, были вызваны западными санкциями. Он явно хочет оказать давление на санкционирующие стороны, которые покупают у него энергию, потому что если они согласятся на это требование, им придется покупать массовое количество рублей у того самого Центрального банка, который был исключен из международного бизнеса и чьи огромные долларовые резервы были заморожены. Всё это фиаско показывает, насколько сильно Путин зависит от международных финансов, пока доллар является крупнейшей резервной валютой. В конце концов, именно Запад примет решение о банкротстве Путина — и другие деспоты в будущем дважды будут думать о том, где хранить свои деньги.
«В конце концов, именно Запад примет решение о банкротстве Путина»
DER SPIEGEL: Может ли доллар продолжать играть свою нынешнюю роль в свете огромной нагрузки на суверенный долг США и продолжающегося роста Китая?
О’Нил: Никто не знает, но на данный момент есть много предпосылок для этого, даже если всему есть предел, в том числе и горам долгов Америки. Но чтобы покончить с резервной карьерой доллара — кстати, этим пророчествам уже несколько десятилетий, — должна быть готова новая валюта, например, китайская. Для этого необходимы реформаторские шаги и открытость, которой нет в нынешнем однопартийном государстве Си Цзиньпина. Даже если немецкая доктрина «изменения через торговлю» («Wandel durch Handel») не сработала. Не случайно, что только демократии — США, Европа и Япония — обеспечивают резервные валюты.
DER SPIEGEL: В то же время Путин припрятал много золота. Какое применение — кроме как служить в качестве военного сундука — золотые резервы имеют сегодня?
О’Нил: Золото — это неинтересная, старомодная историческая одержимость 1940-х годов. Я не вижу для него никакого применения, кроме того, о котором вы упомянули. Только правительства, которым не хватает уверенности в себе, запасаются золотом. Это бессмысленно.
DER SPIEGEL: Считается, что Германия обладает вторым по величине золотым запасом в мире. Что бы вы с ним сделали?
О’Нил: Сделайте с ним что-нибудь более фантастическое! Продайте его и вложите деньги в образование или в борьбу с болезнями.
«Для немцев должно быть шоком осознание степени зависимости от иностранной энергии».
DER SPIEGEL: Или Берлин в свете преобразований, объявленных канцлером Германии Олафом Шольцем после вторжения России в Украину, должен покупать оружие?
О’Нил: Это все равно будет лучше, чем иметь золото.
DER SPIEGEL: В каком состоянии, по вашему мнению, находится сегодня мировая экономика?
О’НИЛ: Очень, очень неопределенное и сложное. Я не видел большей макроэкономической неопределенности за последние 40 лет. Помимо трудностей, вызванных пандемией COVID, возникла ситуация, которая может меняться ежедневно и в любой момент привести к экстремальной реакции на рынках — иногда движимая страхом, иногда жадностью. Как известно, это два самых сильных фактора экономических действий, которые, в свою очередь, могут спровоцировать или ускорить кризисы. Что произойдет, если завтра санкции снова будут ослаблены мирным соглашением? Жадность на российском рынке, вероятно, была бы почти неудержимой.
DER SPIEGEL: Что вас больше всего беспокоит с экономической точки зрения?
О’НИЛ: То, что общие инфляционные ожидания продолжают расти. Это самое опасное условие для фактической инфляции. Тогда центральные банки должны будут отреагировать и повысить процентные ставки до 6 процентов или более, чтобы вызвать рецессию. Это вернет нас в ситуацию, как в 1970-х годах, которая называлась «стагфляция»: Деньги теряли ценность, зарплаты и цены росли, а вот экономика не росла.
DER SPIEGEL: Как можно предотвратить такое развитие событий?
О’НИЛ: Нынешняя ситуация отнюдь не способствует повышению производительности труда. Но это именно то, к чему мы должны стремиться — по крайней мере, в конце кризиса: повысить ценность труда для как можно большего числа людей и компаний. Одно можно сказать с уверенностью: Еще до войны Путина общие условия значительно ухудшились, и снижение экономического роста во второй половине 2022 года было запрограммировано. Однако у меня есть надежда, что остальной мир сможет избежать настоящего шока. Для России это кошмар.
DER SPIEGEL: Есть ли что-то, что заставляет вас быть оптимистом в данный момент?
О’НИЛ: Во-первых, как сказал Уинстон Черчилль: «Никогда не пускайте хороший кризис на самотек». Я глубоко убежден, что из любого кризиса, не в последнюю очередь финансового, открываются большие возможности. Во-вторых, состояние, в котором мы сейчас находимся, демонстрирует важность сотрудничества и взаимодействия — и что нет никаких преимуществ в том, чтобы находиться в одиночестве, особенно в качестве агрессора. И в-третьих, мы снова учимся тому, что могут случаться плохие вещи, и что история не всегда на нашей стороне. В то же время мы должны продолжать адаптироваться к новым условиям. Для немцев, например, должно быть шоком осознание уровня зависимости от иностранной энергии. То же самое касается зависимости Германии от экспорта. Я думаю, это безумие, что крупнейшая экономика в сердце Европы может быть в порядке только в том случае, если в остальном мире все хорошо. Было бы хорошо, если бы в результате этого кризиса Германия не только проснулась с новой военной структурой, но и сделала все возможное с помощью великих людей и идей, чтобы обратить свою зависимость в новое преимущество.
31/03/2022
Интервью: Питер Литтгер
Источник: Der Spiegel
Читайте iskova.news в соцсетях:
Telegram: https://t.me/iskova_news
Twitter: @IskovaNews
Last Updated on 04.04.2022 by iskova