Давос. Место, где постепенно не только складывались метко подмеченные в «Волшебной горе» традиции дискуссий «об отвлечённых понятиях», но и необходимая для этого инфраструктура: отели, пансионаты, спа-центры.

С экономической точки зрения современный Давос является довольно хорошо освоенным регионом, в котором развиты не только туризм, но и местное исконное ремесло и сельское хозяйство, включая виноделие.

Тем не менее пейзаж, запечатленный Томасом Манном с такой проницательностью, за последнее столетие практически не изменился, разве что «убогими» вокзальчики уже не являются, кроме того, теперь в Давос через Клостерс ведет благоустроенная автотрасса.

Теперь это не просто лыжный курорт или всемирная здравница, но еще и столица Всемирного экономического форума. 

Курорт, лечебница, политический центр

Топоним Davos впервые упоминается в 1213 году в форме Tavaus, что в свою очередь является формой позднелатинского слова tovu или tubus, «труба» в смысле «узкая долина».

Постоянное заселение со стороны долины Альбула и региона Энгадин началось только с раннего средневековья.

Права самоуправления Давос получил в 1289 году, став местом компактного расселения вальзеров (Walser), племени швабского происхождения. 

В 1436 году в Давосе был основан Zehngerichtebund, или Ligia da las diesch dretgiras («Союз десяти судебных округов»), который потом вместе с еще двумя похожими «союзами» основал то, что сегодня носит название кантон Граубюнден.

Иными словами, еще задолго до того, как Давос стал курортом, лечебницей и столицей Всемирного форума, он играл на востоке нынешней Швейцарии важнейшую роль в складывании будущей швейцарской государственности.

Вряд ли этот факт имел для Эрнста Кирхнера какое-то значение. Он рисовал фермеров за работой и захватывающие дух альпийские пейзажи, а еще он делал мебель, что вполне соответствовало местным традициям: ведь именно в Давосе производят, как известно, знаменитые салазки и санки. Но куда сильнее его волновало, разумеется, то, что происходило у него на родине.

Буквально у порога Давоса шла война и гибли цивилизации, но размеренная жизнь здесь шла своим чередом в застывшей атмосфере «прекрасной эпохи».

Пациенты спорили об отвлечённых понятиях, флиртовали и даже устраивали спиритические сеансы. 

Но каким-то волшебным образом Давос располагает всякую художественную личность внимательно прислушиваться к тому, что происходит «так далеко, так близко».

Недаром именно здесь герой романа Томаса Манна расслышал те самые раскаты грома, которые знаменовали начало Первой мировой войны, катастрофы, уничтожившей Европу, которая уже готовилась совершить прыжок в эпоху модерна. 

Но Давос оставался Давосом, местом, где постепенно не только складывались метко подмеченные в «Волшебной горе» традиции дискуссий «об отвлечённых понятиях», но и необходимая для этого инфраструктура: отели, пансионаты, спа-центры.

Нейтральная Швейцария всегда была идеальным местом для комфортного и безопасного размещения и пребывания не только туристов и пациентов, но и политиков, мыслителей и философов.

Именно здесь, в Давосе, в марте 1929 года состоялись знаменитые дебаты между великими философами Эрнстом Кассирером и Мартином Хайдеггером.

Круг обсуждаемых проблем был широк: сущее, человек, истина, свобода, страх, конечность, бесконечность, но в целом свести дебаты можно было бы к главной теме — неокантианство и значение Канта для современной философии.

Вольфрам Элленбергер в своей книге «Время волшебников» очень подробно и красочно описывает пребывание гениев философской мысли на земле Давоса. 

Хайдеггер каждую минуту проводит в горах, катается на лыжах и всячески критикует город, который «ужасен, безмерный кич архитектурной массы абы как перемешанных пансионатов и отелей. А еще, между прочим, собственно больные…».

Судьба же Кассирера стала невольным парафразом на темы «Волшебной горы». «После второго доклада он заболел, он уже в Давос приехал с простудой», а потому, как и положено, философ лежал, завернувшись в одеяло, в кресле на балконе.

Диспут стал «одним из самых существенных философских столкновений 20 столетия», напоминая «о споре на высотах Давоса между героями „Волшебной горы“ гуманистом Сеттенбрини и антигуманистом Нафта». 

Соглашаясь в том, что «отношение к свободе в человеке есть самоосвобождение», философы по-разному понимали этот процесс.

Кассиррер видел его в формате культуросозидающей деятельности, в процессе которой Человек выявляет свою сущность как Демиурга и уподобляется Абсолюту.

Хайдеггер же формулировал этот процесс как философскую рефлексию, которая обязана вскрыть экзистенциальное одиночество человека и выявить его сущность как плененного судьбой существа, зависимого от Бытия.

Трансцедентальность Кассирера противоречила эмипирическому подходу Хайдеггера, выявляя главное содержание эпохи. 

Как указывал Ю. Хабермас в своей статье о Давосском споре, «в действительности в рамках дебатов обсуждался конец эпохи», тот самый конец, грозовые отголоски которого услышал Томас Манн в своем романе. Это был конец европейского модерного проекта, уничтоженного Первой мировой.

В основе этого проекта лежал восторг творца, способного рациональной техникой изменить мир.

Победившая эмпирика Хайдеггера показала, что в итоге человек стал не столько изменять мир, сколько изобретать технологии массового уничтожения себе подобных. 

Между тем в Германии Эрнст Людвиг Кирхнер стал персоной нон грата. В 1936 году его работы были удалены из музеев и причислены к «дегенеративному искусству».

Шельмование и клевета в его адрес только усилили личностный кризис, а в феврале 1936 года выстрелы, которые Томас Манн различал еще только очень смутно, прозвучали рядом с ним, и более чем отчетливо.

В Давосе югославский студент Давид Франкфуртер (David Frankfurter, 1909, Дарувар, нынешняя Хорватия — 1982, Тель Авив) застрелил Вильгельма Густлова, главу организации живших в Швейцарии германских национал-социалистов. 

Убийца немедленно сдался полиции и заявил, что выстрелы были предназначены лично для Адольфа Гитлера.

Германия сделала из убийства В. Густлова дипломатический конфликт высшего разряда.

Из Давоса гроб был направлен спецпоездом через Цюрих в Германию на родину Густлова, в Шверин.

Везде по дороге, на всех крупных вокзалах, прибытие поезда с телом Густлова превращалось в грандиозную церемонию прощания. В Шверине его похороны были проведены на государственном уровне. Корреспондент газеты NZZ Рето Карач (Reto Caratsch, 1901–1978) передал в Цюрих по телефону подробный отчет о том, как проходили похороны. 

Тем не менее кабинет был вынужден предпринять убедительные шаги, которые доказали бы, что и швейцарское правительство делает все для того, чтобы поставить заслон нацистскому влиянию. 

Через две недели после убийства в Давосе правительство запретило деятельность руководящих органов НСДАП в Швейцарии, а также приняло закон «О защите Швейцарской конфедерации» (Bundesgesetz betreffend Angriffe auf die Unabhängigkeit der Eidgenossenschaft). Закон предусматривал, в частности, суровое наказание для тех, кто попытался бы «поставить Конфедерацию под чужую власть или отторгнуть от нее с этой же целью один или несколько кантонов». 

В ответ германскому МИД было поручено снабдить глав руководящих органов НСДАП за рубежом дипломатическим иммунитетом, а в октябре 1940 года Федеральный совет вообще молчаливо снял запрет на деятельность руководящих органов этой партии в Швейцарии.

Далекие грозовые раскаты из романа «Волшебная гора» все-таки настигли Эрнста Кирхнера. Его психика не выдержала, и в июне 1938 года он покончил с собой. Его могила находится сейчас на кладбище в Давосе.